Шерстью покрылся лоб девичий…
Группа «Аукцыон»
Как известно, самым большим другом Беларуси на африканском континенте была Парламентская Республика Конто. По тамошним меркам страна довольно маленькая, чуть меньше двух Великобританий, сплюсованных с одной Данией; малонаселенная, что–то около трех миллионов человек, в основном контской национальности. Так как вся земля Конто была зоной активных боевых действий и заросла непроходимыми джунглями, то почти все ее граждане ютились в маленьких гнилых хижинах на сваях среди малярийных болот в дельте реки Маювонг.
Дружба между Беларусью и ПРК заключалась в том, что Синеокая продавала той устаревшее оружие, доставшееся ей вместе со складами КБВО при дележке наследства Советской Армии. Так как у Конто денег не было, то она рассчитывалась с Беларусью тем, что поддерживала все ее предложения на всевозможных международных форумах, ввела безвизовый режим для граждан республики, а также обещала купить белорусские трактора, большегрузные самосвалы, телевизоры и холодильники. Но самое главное — она поставляла в белорусские зоопарки крокодилов, питонов и павианов, причем совершенно бесплатно. Мелочь, но приятно. Белоруссияне умеют дружить, поэтому никогда не позволяли себе как–то анализировать эти не слишком прибыльные отношения. «Была бы дружбы песня, а хлеба сами взойдут», — гласит мудрая белорусская народная пословица.
Страны довольно часто обменивались делегациями, в том числе и на самом высоком уровне. Ездили друг к другу писатели и артисты, труженики сельского хозяйства и бизнесмены; примерно раз в год в Парменг, столицу Конто, летал белорусский президент, и с такой же периодичностью Минск посещал законный президент законного правительства Парламентской Республики Конто господин Сумато Делемент Оно. Да, да, как ни странно это звучит, но главой государства в Конто был президент, а не сам парламент.
Во время его последнего визита в Беларусь произошел очень забавный и необъяснимый случай. Господин Сумато Делемент Оно, отвечая на вопросы журналистов БелТА, выдал такое… «Пошел в попу, товарищ», — вдруг неожиданно сам для себя ляпнул он в ответ на вопрос, что думает о перспективах дальнейшего конто–белорусского сотрудничества. Но ведь господин Сумато Делемент Оно не знал русского! А тут сказал четко и ясно. На языке Толстого, Достоевского и Лимонова. «Что, что, что?» — переспросил журналист. «Что слишал, больван», — опять на русском ответил господин Сумато Делемент Оно и сам перепугался. Президент Конто, похоже, не понимал, что говорит, как говорит и зачем говорит то, чего не понимает. Откуда появляются фразы, о смысле которых, судя по оживленной реакции журналистов БелТА, можно только догадываться. На этом интересном месте трансляцию прервали сводкой погоды, после которой господина Сумато Делемента Оно в студии уже не было. Отбыл, сообщили, на родину. Как раз когда снег в Могилеве показывали, его самолет и взлетел.
Долго потом обсуждался этот казус в кулуарах редакций, БелТА и телевидения. Народ, разумеется, тут же об этом забыл, потому что за жизнь боролся и сериалами намыливался, а журналисты — нет: работа у них такая.
Запомнил и Прищепкин. В кои веки включил ящик — и на тебе, президент дружественной страны ругается! Детектив даже подумал сначала, что это обычные шутки над ним ТиВи. Ведь когда у всех нормальных людей по ящику футбол, у него — по этому же каналу, в это же время — блок рекламы прокладок минут на сорок! Как назло на самом интересном месте, когда голевая ситуация развивается. У Прищепкина от злости аж в глазах темнеет. Звонит Холодинцу. «Ну, — спрашивает, — забил Протасеня?» — «Ты че, ослеп?! Хабибуллин промахнулся. А Протасеню минут десять назад заменили на Власова».
И на этот раз детектив потревожил соратника. «Послал, — подтвердил Сергуня. — Своими ушами слышал».
Любовь, что случается между мужчиной и женщиной, штука странная, рассуждал Прищепкин, сидя в любимом кресле–качалке в офисе на Бейкер — Коллекторная–стрит и дымя трубкой. Ведь, собственно, любви–то, в христианском, сердечном смысле, в ней как раз таки и меньше всего. Если каким–нибудь образом взять некую усредненную любовь и разобрать на составные ингредиенты, то окажется, что процентов на тридцать она состоит из половой чувственности, на двадцать — из жадности, вот, мол, этот человек моя собственность, на двадцать пять — из чувства долга перед своей генной программой, которую вроде бы нужно передать потомкам, и родителями, требующими внуков, еще на пятнадцать — из соображений практического, хозяйственного характера, так что на чувство сердечное остается… всего десять процентов.
Ужас, конечно, но именно так дело и обстоит. И проблема скорее всего в бездуховности самого возраста юношей и девушек, вступающих в брак. Ну о каком духе может идти речь, если мозгов нет, зато по ночам такая Камасутра телесная снится… Фрейд, ежели ему только колечки да бараночки виделись, наверно, был импотентом. Очень также сомнительно, что и девичьи сны ограничиваются огурцами да бананами.
В своих сентенциях Георгий Иванович в первую очередь исходил из личного опыта. И хотя во времена, когда он учился в высшей школе милиции, был еще глухой Совок и о существовании древнеиндийской сексакробатики никто не знал, но и его сновидения простирались несколько дальше ошейника поисковой собаки, наручников и глазка тюремной камеры. Женщины конкретно снились! И если б только без милицейской формы, а то ведь и без белья! Кстати, как раз интерес к ЭТОму и подвинул курсанта Прищепкина к чтению: «Темные аллеи» Бунина, Мопассан…
Сегодня он получил приглашение на свадьбу от Лехи Бисквита и Станиславы. Оно и послужило поводом для раздумий детектива о сущности любви и брака. Георгий Иванович был, конечно, безумно за них рад. Но в незыблемость их дальнейших отношений не верил. Ведь и дня у Лехи и Станиславы не проходило, чтобы не погрызлись. Этак основательно, с битьем посуды. Они были слишком похожи друг на друга. Оба упертые…
Ребята познакомились на пельменном двоеборье в Красноярске. Обогнав сибиряков, оба белорусских гастрономических спортсмена вышли в финал. В предпоследнем туре налепили ровно по полторы тысячи пельменей, между тем как чемпион Сибири Аяк Самойлов из Салехарда — только тысячу двести пятьдесят. Теперь Леха и Станислава должны были, если можно так выразиться, скрестить животы, то есть состязаться, кто больше съест. В качестве «смазки» допускалось применение как масла, так и сметаны, а вот водку при пить было нельзя — активный допинг. В качестве пассивных допингов считались уксус и перец — разжигают аппетит.
Губернатор Красноярского края Лебедь поставил на Леху, а находившийся в тюрьме города Будапешта и наблюдавший за ходом соревнований по ящику алюминиевый король Быков — на Станиславу. Никто точно не знал, что они поставили, но, по всей вероятности, ставки были запредельными: фабрики, рудники и заводы.
Перед началом состязаний соперников взвесили. Бисквит потянул на сто двадцать восемь килограммов, Станислава — на сто двадцать четыре. Исходя из этого, выбор «смазки» предоставили даме. Та предпочла сметану, следовательно, масло досталось Лехе. Разминая живот, Бисквит только пожал плечами: мол, масло так масло, все равно победа достанется мне. Он был уверен в своих силах и вообще в превосходстве мужского пуза.
В кастрюли забросили по первой сотне пельменей. Замерли трибуны, присутствовавшая на соревнованиях пожарная команда расчехлила брандспойт, две бригады медиков проверочно пстрикнули вверх из клизменных груш. «С водичкой?» — по–деловому спросил повар. «Ни за что!» — гордо отказалась дама. «Тем более», — хмыкнул Леха.
В принципе, с водичкой пельмешки глотались значительно легче. Но ведь в таком случае каждая пельменина занимала бы в желудке больший объем… Похоже, что Станислава решила бороться за приз по–настоящему.
— Хавайте! — молвил арбитр и грохнул из стартового пистолета.
С первой сотней спортсмены расправились за двадцать минут, и даже с удовольствием. На вторую ушло полчаса, и очевидного удовольствия ни Леха, ни Станислава уже не демонстрировали.
Удар гонга развел соперников по разным углам обжорного зала. Тренеры замахали полотенцами, массажисты принялись колдовать над их животами. «Ты, Станислава, не спеши, не гони лошадей, кушай размеренно» сделай вид, будто вот–вот лопнешь, — наставлял свою подопечную Матвей Жук. — А потом неожиданно попроси добавки. Ужинать, мол, пора. Это будет хорошим психологическим ходом». «И не подумаю идти на какие–то уловки, — отмахнулась Станислава. — Я хочу победить в честной борьбе».
На третьей сотне спортсмены едва жевали. Оба попросились в туалет. Так как вернулись оттуда заметно посвежевшими, то арбитр заподозрил неладное и назначил обоим допинг–контроль. Нет, водку в туалетных комнатах ни Станислава, ни Леха не пили, перец не глотали. В кастрюли забросили пятую сотню.
