Кузнецова Вероника
Старая легенда
1
Приближался вечер, однако темнело значительно быстрее, чем можно было ожидать в это время года. Небо наливалось свинцом, окутывая тяжёлой серой пеленой неподвижные деревья, поля, дорогу и даже, казалось, сам душный воздух. Закат добавлял в мрачную картину природы багровые отсветы.
Одинокий всадник ускорил шаг своей лошади, и через короткое время увидел вдали прижавшиеся друг к другу домики крошечного городка. Вскоре он уже был у широкого крыльца большого кирпичного особняка. Обнаружив, что его заметили и ждут, он с подчеркнутой лихостью спрыгнул на ходу, небрежно кинув уздечку мальчику лет тринадцати, смотревшему на него, раскрыв рот, и заодно подмигнул ему, чтобы тот не посчитал этот жест за грубость. Затем, с видом опытного волокиты, призванным побороть невольно возникшее смущение, он поклонился девушке лет на семь старше мальчика, которая стояла на верхней ступеньке. Ничем не выразив своего отношения к галантности приезжего, девушка вежливо, но сухо пригласила его войти.
Гостиная, где путника оставили одного, была обставлена слишком просто для такого большого и внешне богатого дома. Вдоль трёх окон, пропускавших в ясные дни много света и солнца, тянулся массивный чёрный кожаный диван, перед которым стоял стол примерно такой же длины. По той же стене с одной стороны дивана стоял лакированный письменный столик, немного поцарапанный, но, несмотря на небрежность обращения, сохраняющий нарядный вид. С другой стороны помещался глубокий книжный шкаф с неплотно прикрытыми застеклёнными дверцами. Противоположная стена была занята книжными шкафами, подобными первому, а две другие, совсем узкие, не вмещали ничего, кроме дверей (одна — в коридор, другая — в сад) и оставляли впечатление незавершённости. Это помещение скорее могло бы претендовать на звание библиотеки, а не гостиной, но девушка назвала его именно гостиной, то есть комнатой для приёма гостей, поэтому молодой человек мог лишь принять это к сведению и заранее запретить себе во время общих бесед рассматривать разномастные книги, так и приковывающие внимание.
Окинув взглядом обстановку, ясно указывающую на скромные вкусы хозяев, гость подошёл к окну. Багровое зарево, освещающее часть неба и оставляющее остальное пространство в темноте, чёрные силуэты деревьев, неподвижный мёртвый воздух и странная тишина навевали тревожное чувство нереальности происходящего. Путник засмотрелся на грозное затишье природы перед грозой, ни о чём не думая, ничего не слыша и не видя вокруг, весь уйдя в созерцание медленно гаснущего заката, поэтому не заметил появления хозяина комнаты.
— Здравствуй, Гонк'ур, — раздался радостный возглас за его спиной. Я боялся, что гроза застанет тебя в пути. Как хорошо, что ты уже здесь!
Гость обернулся с весёлой улыбкой, которой старался придать естественность.
— Здравствуй, дед Вандес'арос, — с наигранным оживлением заговорил он. — Я так к тебе спешил, что обогнал даже грозу. Теперь она, пожалуй, имеет право меня застигнуть, не подвергая твоё мужество испытанию.
Гонкур почти не смотрел на старика, сидящего в инвалидном кресле. Это была их первая встреча после несчастного случая, лишившего старого археолога возможности передвигаться самостоятельно и, хотя молодой человек подготовился к ней задолго до приезда, он испытывал неловкость и стеснение. Трудно было свыкнуться с мыслью, что его старший товарищ, энергичный и бодрый даже в самые тяжёлые месяцы долгой экспедиции, теперь калека, не владеющий ногами и вынужденный рассчитывать на милость родственников.
Помолчав, Гонкур спросил с вымученной весёлостью:
— Ну, рассказывай, как живёшь, дед?
Старик проницательно взглянул на своего молодого друга из-под густых бровей и погладил клинообразную седую бородку, делающую его похожим на древнего гранда. Глаза его заискрились смехом.
— Вероятно, ты ожидал застигнуть меня погружённым в скорбь и отчаяние, думающим только о своих несчастных ногах, и прилетел по первому призыву, чтобы меня утешать?
Гость сделал протестующий жест, но старый калека избавил его от необходимости лгать.
— Каждый выбирает себе занятия по силам, и, за неимением лучшего, я занялся изучением психологии, но не по книгам, а на живых образцах, — продолжал он.
Молодой человек удивлённо рассмеялся.
— Да, мой милый, не имея возможности работать и наблюдать за природой, я теперь стал наблюдать за человеком и, знаешь ли, успел пристраститься к этому занятию. Ты, наверное, думаешь, что наблюдения — удел всех стариков?
— Только очень умных стариков, дед, — уточнил Гонкур, чувствуя, как постепенно исчезает мучавшая его тяжесть.
Он не учёл, что у его друга, лишённого возможности двигаться, остался бесценный дар понимания и сочувствия, не позволявший ему оставить молодого и полного сил гостя в мучительном смущении при общении с инвалидом, и этим своеобразным началом разговора старик разом пресекал намерение молодого человека тщательно следить за собой, чтобы не допустить ни малейшей бестактности, способной ранить уязвимую душу больного.
— Постарайся обойтись без лести, — попросил дед Вандесарос и добавил, подмигивая, — как это ни трудно при общении со мной.
Гонкур подумал, что, если бы он оказался на месте друга, то не сумел бы шутить и смеяться так легко и непринуждённо. Он попытался понять, насколько эта непринуждённость естественна, а насколько — хорошо разыграна, но не смог.
— А как насчёт материала для наблюдений? — спросил он, подыгрывая инвалиду.
— Есть материал, — заверил старик. — Прекрасный материал! Отборный материал! Лучшего материала не найти! Я ведь долгое время был оторван от своих родных, так что теперь всё равно что знакомлюсь с ними заново.
— И много сделал выводов? — поинтересовался Гонкур, всё ещё во власти сомнений, не обманывает ли его друг, выставляя напоказ оживление и пряча горечь и тоску.
— О, главный вывод не меняется с моей молодости: родственники мои, да простит меня Бог, — самые упрямые ослы из всех, с которыми мне приходилось иметь дело, а я имел дело с такими твердолобыми ослами, которых ты не смог бы даже представить. Мои же ослы ослее всех ослов, только пусть настоящие длинноухие не обижаются на меня за такое оскорбительное для них сравнение.
Молодой человек засмеялся от пылкости и витиеватости этого высказывания, показав красивые зубы под ровной полоской тёмных, хорошо подстриженных усиков. Было похоже, что дед Вандесарос, и в самом деле, нашёл себе занятие по душе и предаётся ему со свойственной этому человеку энергией.
— Мне это учесть, когда состоится церемония представления? — спросил Гонкур.
Старик погрозил ему пальцем, призывая к серьёзности.
— Тебе бы только посмеяться, но увидишь сам, с каким упорством люди цепляются за дурацкие предрассудки, отравляющие им существование. Тебе это покажется диким, но знал бы ты, как они гордятся своим древним происхождением! — укоризненно покачивая головой, произнёс он, однако было не совсем понятно, кому предназначался укор. — Да ты ещё узнаешь, мой дорогой, сия чаша тебя не минует. Ещё никто не ушёл из этого дома, не узнав о проклятии, якобы над ним нависшим. Я тебя сразу предостерегаю от лишнего любопытства. Им только дай повод поговорить о своём идоле — не успокоятся, пока не припомнят всю историю во всех подробностях. Так что, пожалуйста, не давай им этого повода. Пусть тебя не удивляют таинственные намёки и фразы, не расспрашивай об их смысле. Надо, чтобы они посчитали тебя знающим о проклятии и не говорили о нём больше, чем говорят обычно.
Гонкур почувствовал, что, даже если ему здесь не понравится, то уж, во всяком случае, скучно ему не будет.
— Что за проклятие?
— Старая легенда, о которой не стоит и говорить, но мои родственнички так гордятся этой сказкой, что ни одного поступка не совершают, сто раз не обдумав, сообразуется ли он с наставлениями и угрозами древних шарлатанских манускриптов.
Старик так разволновался, что его молодой друг ласково дотронулся до его руки.
— У нас дня не проходит, чтобы не упомянули имя этого негодяя, так что всё узнаешь сам и своими глазами убедишься, до какого безумия могут довести себя люди, — заключил господин Вандесарос, успокаиваясь. — Ты прости, что я начал этого разговор, но очень уж меня сегодня рассердили, а ты постарайся не судить их слишком строго и воспринимай их странности снисходительно, потому что в остальном они люди приятные. Пойдём в мою комнату, приведи себя в порядок, переоденься и причешись. Кстати, ответь мне на один вопрос: как тебе удалось приобрести такой ошеломляющий вид? Прежде я не замечал за тобой склонности к щегольству.
— С помощью захудалого парикмахера, — объяснил Гонкур, смеясь.
