Анастасия Монастырская
Девять хвостов небесного лиса
(Ку-Ли)
…За несколько дней до Рождества мир почувствовал, что бог вот-вот нажмет на «delete». Собственно, к богу никаких претензий. Старик и так долго терпел, балуя кредитом по выгодной процентной ставке. Но рано или поздно даже самое плохое кончается, что уж говорить о хорошем. Хорошее кончается еще быстрее.
Пора. Девять дней. Двести шестнадцать часов. Двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят минут. Не густо. Но если перевести в секунды, то времени еще очень-очень много. Целая вечность…
…и фляжка с коньяком.
Глаза встретили небо, набухшее снегом и декабрьским дождем. Если ты есть, господи, сделай хоть что-нибудь! Дай знак!
Порази в сердце! В мысли! В жопу! Еще лучше в печень, она давно заслужила, чтобы ты ее поразил!
Замер, прислушиваясь. Ну? Ну!
Еще, что ли, выпить? Для храбрости! Все равно помирать.
Несколько дней, и все закончится. Никого не будет. Никого и ничего. Еще один Апокалипсис. За ним — Армагеддон.
Модная тема. Конец света — величина постоянная.
Впервые за… долгое время захотелось позвонить ей. Достал мобильник, пробежался от А до Я. Пусто. Стер — еще тогда, когда…
Ну, что за чертова баба! Даже когда она нужна, ее нет.
Он встал, направился к дому. Под ногами хрустело — словно раздавленные новогодние игрушки.
…Нож вошел этак нежно, деликатно. Стало безвоздушно и невесомо. Стало мягко и тепло. Потом — никак.
Что ж, и такое случается. У каждого свой Апокалипсис.
Господи?
— Ты знаешь, а он умер, — новость мимоходом, невзначай.
Между сообщением о новом платье и квартальной задолженности.
Мир рушится — в рапиде. Ломая ногти, с трудом выбираюсь из-под обломков.
− Когда?
− Неделю назад. Странно, что ты не знала. Я принесла ему розы.
В голове стучит метроном: «Умер, умер, умер».
Выключаю.
Итак, он все-таки умер, Олег. Сыграл в ящик. «Ты, Каська, большая дура. Нашла, чем пугать! Пока мы здесь, смерти нет, когда смерть здесь, нас уже нет». Любил заезженные цитаты…
* * *
Звонок по внутренней связи. Босс.
− Зайди-ка…
Вдруг скрутил приступ тошноты. Как в тот день, когда впервые почувствовала измену мужа.
«Я задержусь, родная, не скучай». Где-то там, в офисе Олег предавался любви с секретаршей. Когда они синхронно достигли оргазма, меня вырвало. На обеденный стол. Под хохот телевизора и далекий стон мужа.
Он вернулся в два часа ночи с убедительной версией. Но я сделала вид, что сплю. К девице, признаться, ничуть не ревновала.
Проникнув в чужую суть, знала о ней все. Спустя шесть мучительных недель, сделает неудачный аборт. И у нее никогда не будет детей.
После секретарши были другие женщины. Со мной он был скучен, с ними − изобретателен. Возвращаясь, всегда врал. Не интересно, но почти всегда правдиво.
И вот он умер.
Почему, чувствуя его тогда, я не смогла почувствовать его сейчас?
…У босса в руках заявление, напоказ:
— Почему?
Боссу хватает такта не говорить про мой возраст. В сорок четыре не увольняются. В сорок четыре держатся за место всеми конечностями.
Почему я ухожу?
Потому, что надоело. Потому, что работать в женском коллективе − самоубийство. Потому, что невозможно работать с людьми, которых не уважаешь. Потому, что мое сердце покрыто девятью рубцами. И один из них сегодня лопнул.
Но самая главная причина — Марга.
— Ладно, иди…
Под его белой рубашкой бьется изношенное сердце. Вижу левое легкое — красное с черным. Черного намного больше. Странно, он же совсем не курит. Ведет здоровый образ жизни: бегает по утрам, пьет свежевыжатый апельсиновый сок и ест спаржу.
Сказать? Еще все можно исправить.
Босс принимает решение за меня:
— Зайдешь туда, где тебя брали, и получишь то, что хочешь получить.
Перевожу: «Ступай в отдел кадров и забери свою трудовую книжку».
Может, все-таки предупредить его? Но кто слушает Кассандру под Новый год?!
* * *
Набираю ненавистный номер. Было время, мы считались подругами.
— Алла, это я… Соболезную.
— Не смеши, — Алла скользит по лезвию истерики.
— Как он умер?
— Это все, что тебя интересует? Ни одного вопроса о завещании! И где твои материнские чувства? Даже не спросила, что сейчас чувствует твоя дочь!
— Ты же знаешь, его деньги меня не интересуют. А моя дочь… Она давно уже твоя. Скажи, как он умер?
— Зарезали. Как свинью. В подворотне. Очень много крови.
Он родился в год Кабана, вот его и…
— А как именно?
— Горло ему перерезали!
И вдруг в трубке — до боли знакомое дыхание, Лялькино, четкое и раздельное:
— НИКОГДА. НАМ. БОЛЬШЕ. НЕ. ЗВОНИ!
Иногда я думаю, что Лялька действительно не моя дочь.
Олег был моим первым мужчиной и первым же безумием. Одновременно − другом, мужем, врагом, любовником, проклятием. Олег — отец моей дочери. И муж лучшей подруги. И вот теперь он умер. Ровно месяц назад ему исполнилось сорок семь лет. Тогда мы с ним виделись в последний раз. Почему же я ничего не почувствовала? Неужели мой дар и он же − мое проклятие опять сыграл со мною злую шутку?
* * *
Мне было одиннадцать лет, когда я впервые встретила отмеченного.
Перед началом девичества живот крутило и разрывало. Плакала от боли и непонятного предчувствия. Мама повела в детскую больницу. Железный холод каталки, теплые мужские пальцы, коснувшиеся смущенного лона. На безымянном пальце — серебряный перстень. Прикоснулся витой печатью, и сразу стало спокойно и легко, боль отступила.
— С ней все в порядке? — мама старалась не смотреть, как мужские руки массируют мне живот.
— Да, — и чуть тише добавил: — Нет.
Но это «нет» услышала только я. В голове шумело: визг тормозов, удар и тяжелый шлепок умирающего тела. Я увидела, как он выходит из больницы, ступает на трамвайные пути, и ослепительно белая машина уносит его жизнь.
— Вы сегодня умрете…
− Счастливая, — проблеск узнавания в темных глазах. — Будущее тебе открыто. И настоящее. А я могу видеть только прошлое.
Мы чуть-чуть задержались: ждали, когда на справку для школы поставят нужную печать. А когда вышли на улицу, день сузился до черноты. На боку белой машины, стоявшей поперек трамвайных путей, чернел сгусток.
Я вырвалась и, спотыкаясь, побежала к тому, чьи руки первыми прикоснулись к моему телу. Опоздала.
Доктор лежал на спине, уставившись в черное небо. И в его глазах медленно остывало прошлое. Туда, куда мне не было дороги.
* * *
Кружила поземка. На каблуках я проехалась по скользкому асфальту.
− Вот и ты, − Дима уверенно перехватил меня, притянул и бегло поцеловал. Губы ледяные.
− И что ты сегодня напророчила? − усмехнулся он, когда мы оказались в машине.
− Измену и смерть.
− Как банально! − Дима взял короткий старт. Джип легко влился в автомобильный поток. − Предсказала бы мне что-нибудь для разнообразия. Не дрожи. На, согрейся! — протянул фляжку.
Глотнула. Неплохой коньяк.
От Димы пахло быстрым сексом. От фляжки — женским жадным ртом. Смутно знакомым.
Знала, что он изменяет, но чтоб перед встречей со мной и прямо в машине…
− И как она? — даже не пришлось играть равнодушие.
Джип дернулся влево. Обошлось — вовремя вывернул на исходную.
− Ты о чем?
− А ты не понял? Гуляй, пока молодой. Легкая любовь для души не обременительна, она только тело точит.
− Кто тебе сказал? Она?
Она знает о моем существовании, и данный факт барышню не устраивает. Риторика: «Зачем тебе эта старуха?».
− У меня мужа убили, − закурила. Без позволения. Маленькая месть Диме и его автомобилю. − Неделю назад.
− Ты разве замужем? И кто он?
− Крупный бизнесмен.
− Крупнее, чем я?
− Крупнее, чем ты. И еще он отец моей дочери.
− У тебя есть дочь?
− Если есть отец моей дочери, есть и дочь.
− Ты не говорила.
− А ты не спрашивал… − Прожечь, что ли, дорогую обивку сигаретой? Не буду. Все-таки мелко. Никто из нас не обещал друг другу ничего такого, во что можно поверить.
− Не беспокойся. Дочь уже взрослая. И вообще — у нее давно другая мать.
До дома доехали молча.
− Зайду? − неловко спросил и тут же понял бессмысленность вопроса.
* * *
Кончики пальцев стыли. Я спрятала руки в длинных рукавах.
Побрела на кухню. Чайник, телевизор. Щелкнула по пульту.
− У вас проблемы? − поинтересовался телевизор. − Вы на грани развода? Потеряли работу? Боитесь за свое будущее? «Салон Кассандры» поможет решить все проблемы. Быстро, эффективно и конфиденциально. Звоните! Звоните прямо сейчас, и уже завтра вы проснетесь счастливым и успешным человеком!
