Ворожей Горин — Зов крови
Глава 1
Все персонажи данной книги, равно как локации, названия организаций и события — вымышлены. Любые совпадения случайны. А если вам показалось, что где-то вы подобное уже видели, слышали, осязали или ощущали иными органами чувств, то вам не показалось. Вы заворожены.
«Вот же зараза… Только тебя мне тут не хватало!» — мысленно ругнулся я, оглядываясь по сторонам.
А ведь на этой тропинке я как минимум с тремя людьми уже разминулся. От метро я шел на автомате — типичное поведение зомби-жителя мегаполиса. В таком состоянии мозг вообще не обращает внимания ни на что, кроме основной цели — добраться из точки «А» в точку «Б». Тем не менее конкретно сейчас память услужливо подсказала, что по этой неприметной тропинке один за другим мимо меня прошли двое мужчин, а за ними и женщина с сумками. Ее я запомнил, потому что разминуться было тяжело — сугробы вокруг, а тропинка узкая. Этот проход между домами был удобным, поскольку экономил горожанам, спешащим к метро, минут пять-семь. Не так уж и мало по нынешним временам, особенно если спешишь с утра. Стало быть, размышлял я, люди здесь точно проходили, и никто не остановился, никто не помог. Сволочи. Хоть бы скорую вызвали…
Я вновь перевел взгляд на сугроб, где лежало уже немного припорошенное снегом тело. Рядом с человеком (кажется, это была женщина) лежала початая бутылка дешевой водки, старая потертая сумочка из кожзама и два костыля.
Вот, что, блин, с этим миром не так? Не могли же те люди не увидеть эту даму с костылями…
— Вот же…
На ум приходили только некультурные слова. Все они видели, все понимали, но тем не менее решили пройти мимо. Предпочли не вмешиваться в судьбу этого человека. Да, асоциального, бесспорно, опустившегося донельзя, но все же человека. А ведь она, возможно, чья-то жена, чья-то мать, чья-то дочь…Интересно, как им после этого работаться будет? Какие сны будут сниться? Шевельнется ли хоть что-нибудь в их изгаженных душонках? Что-то сильно я сомневался в этом. Ничего у них не шевельнется, (ну или шевельнется, но только в штанах и не по этому поводу), и спать они, скорее всего, будут преспокойно. Это не их беда, так чего же им тогда переживать? Вот придет на их порог страшная старуха с косой, тогда и будут горевать. А так, моя хата с краю — ничего не знаю. Не люблю таких, прямо зло берет.
— А вам, Григорий Олегович, видимо, больше всех надо? — спросил я сам себя, забираясь по колени в сугроб: нужно было проверить, жив ли этот подснежник или уже окоченел. Оба варианта гарантировали мне незабываемые полчаса-час общения с государственными службами. В первом случае со службой здравоохранения, во втором — правопорядка. И это еще если сильно повезет. А так, кто ж ее знает, сколько она тут лежит?
В ботинки тут же набился снег, усугубляя и без того не самые приятные ощущения от раннего подъема, поездки в переполненном вагоне метро и пробежки по морозной Москве до ГКБ.
— А? Чего надо? Вали на х… отсюдова! — еле ворочая языком, отозвалось из сугроба пьяное замерзающее тело.
— Так, живая и в сознании. Уже неплохо, — констатировал я и полез знакомиться с дамой ближе.
В ответ на мои тщетные попытки нащупать пульсацию шейной артерии пьяное существо выдало еще пару «ласковых» в мой адрес. Кстати, думаю, другие бы на моем месте тут же руки в ноги взяли бы да и свалили, поскольку наглости пострадавшей было не занимать — ей помогают, а она еще и матом тебя кроет. Но то — другие. Себе я такого позволить не мог. Почему? А хрен его знает. Не такой уж я и хороший человек на самом деле. Для некоторых, прямо скажем, вообще тот еще подонок. А вот в таких случаях ничего не могу с собой поделать. Ну как тут не вмешаться? Уже как минимум трое мимо прошли. Я четвертый и, если уйду, возможно, окажусь последним, кто видел эту барышню живой. Мороз с ночи еще не ослаб, чудо, что тетка вообще до сих пор дышит.
— Давно тут валяешься? — как можно небрежнее спросил я женщину, понимая по цвету ее лица и общей заторможенности, что адекватного ответа не дождусь. Пульса я, кстати, так и не нащупал — бомжиха явно замерзала, хотя и сопротивлялась моим попыткам оттянуть кверху ее веки и осмотреть зрачки. На свет, к слову, зрачки тоже уже почти не реагировали.
— Да иди ты в ж… (непечатно), — повторила бомжиха, вяло отмахиваясь от меня руками без перчаток. С каждым новым разом адрес, куда мне следовало, по ее разумению, удалиться, она указывала все неувереннее. Наконец ее речь стала полностью бессвязной, а сознание отключилось.
В пользу того, что передо мной именно бездомная женщина, говорило многое: и ее одежда с чужого плеча, мешковатая, грязная и слишком уж не соответствующая сезону, и запашок, исходящий от нее, со стойкими нотками перегара и свежеобосранного исподнего. Впрочем, «запашком» вонь, исходящую от этой женщины, назвать можно было лишь условно. В последние несколько дней она явно справляла физиологические потребности, не снимая порток.
Многие бомжи зимой действительно так делают — ходят под себя, не особо заботясь о гигиене и прочих неудобствах. Не беспокоят их ни мнение окружающих, ни собственный дискомфорт. Сам несколько раз видел подобную картину. Правда, делают они это в местах, где можно сразу согреться — у метро прямо на выходе из стеклянных дверей, обдуваемые теплым воздухом подземки, или у торговых центров. Бывает, ютятся в подъездах ветхого или аварийного жилья, если находят таковые незапертыми. Чаще же их временным прибежищем в такую вот «нелетную» погоду становятся притоны, подвалы, заброшенные стройки, теплотрассы или ночлежки. Последних в городе, кстати, не сказать что много, да и не пускают туда совсем уж асоциальных товарищей. И это еще столица — то, что творится в регионах, даже страшно представить.
«Моя» же бомжиха выбрала не самое подходящее место, чтобы лежать обделанной. Утром на термометре было двадцать семь градусов со знаком минус. Январь. Крещенские морозы на носу. Я и сам уже изрядно продрог, хотя одежда на мне была сухой и под стать погоде. Глаза от ветра слезились, ресницы на морозе постоянно слипались, пальцы на руках без перчаток мгновенно замерзали.
Я оторвался от женщины, вновь вышел на тропинку и взглянул на картину в целом. Выводы не заставили себя ждать — бомжиха лежит здесь не так давно. Видимо, ходила за спиртным в ближайший ларек, да так и не дошла обратно до места своей дислокации. Часа на таком морозе было более чем достаточно, чтобы замерзнуть насмерть, но она была еще жива и даже материлась. Стало быть, лежит недолго, но сути дела это не меняло. Ее посиневшие кисти с негнущимися уже пальцами, затухающее сознание и не таящий на лице снег говорили о том, что действовать нужно немедля.
— Нет, ну что мне с тобой делать? — вновь задался вопросом я, доставая из внутреннего кармана пуховика телефон. Экран вспыхнул, показав время — без четверти восемь. Я уже опаздывал. — Вот зараза! — выругался я и задубевшими пальцами набрал на телефоне номер службы спасения.
Вся кутерьма с бомжихой, начиная от подробного описания происшествия диспетчеру службы спасения и до передачи уже почти безвольного тела с рук на руки бригаде скорой помощи, отняла полчаса моей жизни. Кроме всего прочего, меня еще и обматерили. Сперва отметилась женщина-фельдшер, а после и ее водитель, с которым мы на пару грузили бомжиху в старенькую газель. Фельдшер не постеснялась вставить мне шпильку о том, что «эту… (назвала она пострадавшую так, что и сказать стыдно) ни один приемник не возьмет», а водитель кастерюжил меня двухэтажным чисто за компанию. У них с фельдшерихой, видимо, слаженный тандем был.
— Вызывают, мля, на такую херню… Сердобольные, мля, все стали… — бубнил себе под нос водитель. — А я, между прочим, не нанимался, мля… У меня, между прочим, грыжа… Хай бы себе дохли, паразиты… Естественный отбор, мля, в действии!
— Да заткнись уже, Михалыч! — осадила водителя фельдшер, шагавшая за нами и на ходу запрашивающая место в ближайшем стационаре. — Или ты мне самой предлагаешь носилки тягать? Ты, кстати, еще неплохо устроился, пень трухлявый! Тебе только баранку крутить, а мне с ней в обнимку ехать, а потом еще сдавать в приемник! Вот оно тебе надо было⁈ — последняя фраза была адресована уже мне. — Тринадцатая же рядом!
