Но не воспользоваться обстановкой было бы чертовски обидно. Слишком уж заманчивой выглядела перспектива накрыть мафиозных шишек всех скопом. Победителей ведь не судят, хоть и расходится крылатая поговорка с жизненными реалиями.
Корнилов однажды уже брал Авдея, но судья, то ли купленная, то ли запуганная, выпустила бандита под залог. Не прошло и месяца, как он учинил разборку на Тушинском рынке, оставив семь трупов. Свидетели происшествия уже на следующий день отказались от прежних показаний.
Первый срок Авдеев заработал пятнадцатилетним подростком, едва закончив восемь классов в поселке Озерки Тамбовской области. Отбарабанив два года в колонии, сел вторично за нанесение тяжких телесных повреждений. Не успели его отправить на этап, как пришло известие, что потерпевший скончался. Статью переквалифицировали на убийство и, соответственно, добавили срок. Тюрьма — школа не только для революционера, как учили детей в советское время, но прежде всего для уголовника. Зоны и пересылки не прошли для Авдея впустую. Его авторитет рос пропорционально цензу лагерной оседлости. Пик карьеры пришелся на 1985 год, совпав с началом ускорения и перестройки. Умудренный горьким опытом, наш человек не принимает всерьез ничего, что нисходит к нему с Олимпа.
Моя милая в постели
Сделала движение.
Думал я, что перестройка —
Вышло ускорение…
Во Владимирском централе, где Авдея короновали вором в законе, частушек не пели. Высокопоставленных заключенных вывезли под охраной в ресторан с изысканной русской кухней, где по всем правилам кулинарного искусства был накрыт банкетный стол на семнадцать кувертов. Кроме яств и напитков, на нем красовались блюдечки с мучнистой россыпью кокаина. Хриплая вокалистка исполняла под оркестр заказанные песни, а дамы местного полусвета придавали торжеству семейный оттенок. Для уединения администрация предоставила кабинеты директора и завпроизводством.
Нанюхавшись вдосталь, Авдей взял сразу двоих. Он и в камере получал все, что надо: деликатесную жратву, французский коньяк и наркотики. Наколка на плечах значила едва ли не больше, чем всамделишные погоны с большими звездами.
В знак благодарности альма-матер он, отмотав последний срок, пришвартовал к воротам зоны фургон, набитый ящиками с водкой, импортными сигаретами и шоколадом. Три дня тюремная паства пировала вместе со своими пастырями. И это не досужая выдумка романиста, а документально установленный факт, достойно освещенный в центральной прессе. Читая о подвигах своего «крестника», Корнилову оставалось лишь скрежетать зубами.
Ровно в восемь вечера он отдал приказ следовать в направлении Кунцевской больницы. Это была единственная «деза», на которую подполковник заранее получил «добро» в охране Президента. Сопровождавшие колонну автобусов с омоновцами БТРы лишний раз подтверждали первоначальную версию. В условиях повышенного режима охраны их появление возле правительственного объекта, каким все еще считалась бывшая «Кремлевка», не должно было вызвать нездорового интереса. Подозревая, что переговоры по радио могут прослушивать, Корнилов разработал систему условных наименований, известную только самым надежным сотрудникам. То же Кунцево, к примеру, получило обидную кличку «Канатчикова дача». Всякому понятно, что никакого отношения к сумасшедшему дому номенклатурная лечебница не имела, а если и просматривалась какая аллюзия, то скорее по адресу «Ближней дачи» Иосифа Сталина.
Как раз на подъезде к месту, где в прежние годы от Можайского тогда шоссе начиналось то самое, закрытое для простых смертных ответвление, а ныне высится бронзовый штык Победы с ангелами, маршрут был неожиданно изменен. Три автобуса, зажатые между двумя бронетранспортерами, повернули в сторону Филей. У развязки на Молодежной им надлежало, сделав крюк, приблизиться к мотелю со стороны Кольцевой. Оставшаяся часть колонны проследовала прямо, и в сопровождении машины ГАИ, где находились одни оперативники, вышла на исходный рубеж.
Штурм, а вернее, налет, потому что обошлось без единого выстрела, начался уже в десятом часу, когда криминальный элемент, основательно отяжелев от наркотиков и спиртного, благодушествовал в уютном ресторанчике на цокольном этаже.
Из машин, рванувших к парадному подъезду, еще на ходу выскочили камуфляжники с автоматами и, рассыпавшись цепью, блокировали охрану. Действовали они стремительно и круто, преимущественно рукояткой по голове и ботинком в пах. Вмазанным лицом в землю стражам еще застегивали, заломив руки за спину, наручники, когда основная группа захвата ворвалась в зал. Все обошлось без единой накладки, как на показательных учениях перед телекамерой. Даже самые отпетые боевики не успехи схватиться за карманы. Корчась на полу от боли, они изрыгали мат с кровью пополам. Застигнутые врасплох главари покорно дали защелкнуть стальные браслеты.
Обыск, грубый, но тщательный, желаемых результатов не дал. Оружия ни у кого не оказалось, что впоследствии сильно затруднило юридическую процедуру.
Задним числом выяснилось, что по требованию Авдея, не желавшего омрачать торжество, равно как и деловые переговоры о судьбе общака, неприятными инцидентами, все «беретты», «браунинги», «Макаровы» и ТТ были сданы на хранение гардеробщику. Неподъемную сумку с подсудным арсеналом, пользуясь суматохой, вынесла гостиничная путана по кличке Наездница. Как это удалось хрупкой, но исключительной подвижной в силу профессиональных навыков девице, остается загадкой. Следы ее теряются в ресторанной кухне, где на кафельном полу удалось найти оброненную обойму к пистолету отечественного производства. Повара, само собой, от находки открестились и никакой Наездницы не видели.
Но это, не грех повториться, выяснится потом. Пока же, в горячке успеха, Корнилов глазом полководца оценивал масштабы одержанной виктории. Говоря военным языком, удалось накрыть шесть генералов — воров в законе, десятка два старших офицеров — авторитетов — и больше сотни бандитов различной квалификации и рангов. Улов вышел на славу, а сама операция так и просилась в учебное пособие для школ МВД.
— Поднимайтесь, Авдеев, — начал он с главнокомандующего, которого еще раз обшарили с ног до головы. Выуженный пакетик марихуаны погоды не делал.
Так, одну коронованную особу за другой, он поставил к стене семерку заправил.
— Семь плюс один, — презрительно сплюнув, сострил Авдеев, подкованный в вопросах политики и экономики.
— Семь плюс один равняется семь, — столь же двусмысленно ответил Корнилов, пройдясь вдоль шеренги.
Физии были все больше знакомые, если не воочию, то по розыскным фотографиям, которые распространяла милиция. Не без удовольствия подполковник распознал знаменитого главаря казатинской группировки Федора Илюхина, по кличке Пестрый. Повторный обыск преподнес обеим сторонам досадный сюрпризец — гранату РГД-5. Пестрый прятал ее за пазухой и, пока не оказался в наручниках, мог свободно рвануть.
Корнилов вывернул взрыватель и велел приобщить к вещдокам. Осмотр бандитских иномарок принес мелочь: ножи, нунчаки, резиновые дубинки, ржавую заточку. — Лишь в синем «датсуне» Илюхина нашли припрятанный под резиновым ковриком магазин к АК.
— Где ствол, Илюхин?
— Не дождешься, начальник.
— Хватит с тебя и гранаты… Увести, — Корнилов кивнул на Авдеева, не без сожаления рассудив, что Колян недолго пробудет за решеткой. Каждый человек имеет право отметить день рождения по своему вкусу.
Авторитеты держались независимо: предводитель очаковской группировки Вячеслав Урякин, с кликухой Урюк, Автандил Потридзе, по прозвищу Танк, Карен Егиазаров — Карик Бакинский — какие люди. Первое потрясение схлынуло и, освоившись с обстановкой, они с показным безразличием дожидались завершения процедуры, давным-давно ставшей для них обыденной.
Бакинского, который вдвоем с напарником зверски изнасиловал десятилетнюю девочку, Корнилов уже брал, с Танком — встретился впервые. Не с «лицами кавказской национальности» — вымороченный перл постсоветского новояза — ратоборствовал Авдей, а с пришлыми бандами, что вторглись на давно застолбованные участки. Танка и даже Бакинского, который преступил воровские законы, он держал за своих, наравне с тем же Пестрым или Лехой из Балашихи.
Корнилов знал, что за Лехой вела слежку налоговая полиция. Его хотели взять уже на выходе из банка «Регент», что наверняка сорвало бы всю операцию. Больших нервов стоило уговорить коллег не торопиться. Корнилову даже показалось, что они и его заподозрили в криминальных связях.
— Всех на Петровку, — он устало махнул рукой и направился к выходу. Омерзительно треснул раздавленный каблуком осколок какой-то тарелки.
На следующее утро в его кабинете на Петровке раздался телефонный звонок.
