было кольцо, ни линии загара. Может быть, он его не носит, или, может быть, есть еще одна история, которую он мне не рассказывает.
— А как насчет тебя? — продолжает он. — Как долго ты здесь пробудешь?
— Не уверена. — Я отвожу взгляд. — Пока живу сегодняшним днём.
— Замужем?
— Я замужем за работой. — Это ложь с океанами правды в ней.
— Я немного следил за твоей карьерой. Проект «Маяк». У тебя классно получалось.
— «Прожектор», — поправляю я его. — Да, хорошо.
— Все эти пропавшие дети… это, должно быть, тяжело. Я бы не справился.
«Ты прекрасно справляешься», — хочется сказать мне, но вместо этого я спрашиваю:
— Как ты держишься?
Он качает головой, выглядя усталым.
— Я не спал с тех пор, как мне позвонили. Семья хочет получить ответы, но у меня их нет.
— ФБР вмешалось?
— Мне нужны доказательства похищения для привлечения федералов, а у меня их нет. Вообще никаких улик и никакого мотива. Ни свидетелей, ни места преступления.
— Но ты думаешь, что ее кто-то похитил.
— Это просто ощущение, но да. Так и есть. Несколько лет назад неподалеку от Ричмонда жила одна девочка. Исчезла со своего собственного двора.
— Эмбер Шварц-Гарсия.
— Примерно того же возраста, верно?
— Ей было семь. Между семью и пятнадцатью огромная разница. В любом случае, это было пять лет назад.
— О, точно. — Он вздыхает. — Прости. Я забыл, что ты в отпуске.
— Все в порядке. Мой полицейский мозг никогда по-настоящему не отдыхает. Есть основания подозревать семью?
— Пока нет. Мы их ещё опрашиваем.
— Полагаю, вы следите за зарегистрированными сексуальными преступниками в этом районе? Проверили всех на условно-досрочное освобождение? Может, кто-то из них был знаком с девочкой?
Он странно смотрит на меня.
— Ты действительно хочешь поговорить об этом?
— Это мое единственное хобби. — Я пожимаю плечами и делаю глоток пива. — Может быть, ею каким-то образом манипулируют. Или она была втянут во что-то темное, сама того не зная.
— Как наркотики, ты имеешь в виду? Она кажется чистой, как стеклышко.
— Может быть секс. Кто-то может контролировать ее.
— Брату матери предъявили обвинения в изнасиловании в колледже, но это было тридцать лет назад. Может быть, это отец Кэмерон?
— Всякое случается. — Когда я наклоняюсь вперед, то не могу не заметить напряжение в глазах Уилла. Он отчаянно нуждается в передышке, и я ему сочувствую. Я точно знаю, что он сейчас чувствует. Каким тяжелым все это может быть.
— Она приемная дочь. Может быть, это что-то значит?
Он подбрасывал мне факты, будто это просто еще одна вещь, которую нужно обдумать, но я воспринимала всё слишком близко к сердцу. Кэмерон могла бороться с классическими проблемами усыновления, испытывая любовь своих родителей, разыгрывая их. Или у нее могли быть сложности с проявлением эмоций, трудности с привязанностью, проблемы с границами или склонность к саморазрушению.
— Может быть, — произношу я, стараясь говорить ровным тоном, — но ты только что сказал, что она чиста как стеклышко. А иначе это всё бы вылезло наружу.
— Знаю. Черт. — Он громко выдыхает, затем подает знак барменше принести счет.
— Надеюсь, ты скоро найдешь зацепку, — говорю я.
— Я тоже. — Похоже, его это не убедило. — Я тебе кое-что скажу. Я по-новому взглянул на своего отца. Давление, которое он, должно быть, испытывал тогда, когда не мог все исправить. И чувство неудачи. — Его вздох несет в себе поколения травм, вмещая в себя весь Тихий океан. — Все ждали, что он снова заставит их почувствовать себя в безопасности. Но он так и не смог.
Он говорит о Дженни Форд. Мы оба говорили о ней, не упоминая имени.
— Ты уже видела Калеба? — внезапно спрашивает Уилл.
— Что? Калеб здесь?
— Он вернулся почти год назад, после того, как его отец скончался. Инсульт. Калеб унаследовал все, продал все картины. У этого старого ублюдка были миллионы.
— Миллионы? — Я вспоминаю Джека Форда, эксцентричного человека, похожего на отшельника, которого я знала; всегда в одних и тех же заляпанных краской джинсах и фланелевой рубашке, с растрепанными волосами, как будто он сам подстриг их кухонным ножом. Миллионер? — Он мне никогда не нравился.
— Мне тоже. В этом парне было что-то не так. Ты же знаешь, он больше никогда не женился.
— Я не удивлена. Не думаю, что он кому-то был по душе. Как сейчас Калеб?
— Думаю, с ним все в порядке, учитывая обстоятельства. Я не часто его вижу.
— Я думала, он сюда в жизни не вернётся. Этот город причиняет ему такую боль.
— И нам тоже, — пожимает Уилл плечами. — Но мы здесь.
* * *
После того, как мы расплачиваемся, я выхожу вслед за Уиллом из бара на тихую улицу, где фонари отбрасывают сверхъестественный свет на вывеску «Время и Дева», такой же сбивающий с толку и завораживающий меня, как всегда.
Уилл останавливается посреди тротуара, моргая.
— Рад снова видеть тебя, Анна. Это был не самый лучший год. Я не собираюсь лгать.
— Для меня тоже. — Я быстро обнимаю его, удивляясь комку в горле.
— Веди машину осторожно, ладно?
— От пива не пьянеют, — говорю я.
— Серьёзно? Повторяй это всю дорогу.
Его машина припаркована рядом с моей. Я знаю, что ему все еще нужно поработать, но все равно чувствую, что он медлит. Может быть, это просто беспокойство по поводу дела, которое исходит от него, или, может быть, дело в одиночестве. Эти подробности о его идеальной семье могли быть ложью. Или его брак, возможно, был бы в полном порядке, но он сбился с пути. Я прекрасно знаю, как быстро твоя собственная жизнь может отвернуться от тебя.
Отпирая дверцу своей машины, я сажусь за руль Бронко как раз в тот момент, когда Уилл подходит ближе, выглядя грустным и беззащитным. Долгое мгновение он удерживает мой взгляд, вызывая низкий гул дурного предчувствия. Он собирается попытаться поцеловать меня?
