и духота давным-давно вытеснила из помещения свежий воздух. В бункере Антон старался не смотреть на неоновые огни и утыкался взглядом в пол, из-за чего у комнаты пропадали углы, и пространство с каждой минутой сжималось все сильнее, темнота обволакивала и подбиралась к ногам. В новой же комнате ярко горела лампочка и освещала завешенное фотографиями трюмо, усыпанную косметикой полку, засаленный пуфик. Напротив трюмо, под окном, был втиснут раскладной диван. На краешке дивана лежала заготовленная заранее стопка одежды, полотенце и записка: «Переоденься, нужно выглядеть прилично».
Куда его везли, Антон не видел, похитители снова накинули ему на голову пакет из супермаркета. Пакет шуршал и не пропускал свет, лишил Антона сразу двух органов чувств, которые он боялся потерять больше всего. Не раз он представлял, как ослепнет или оглохнет, а в некоторых особо страшных фантазиях — как ослепнет и оглохнет одновременно. Вся его деятельность сводилась к анализу информации в интернете, а еще он жить не мог без музыки — потеря зрения или слуха были для него равнозначны небытию.
«Да, Антон, после смерти чувства притупляются», — приговаривал у него над ухом Валентиныч. Антон ничего не отвечал, вместо этого он с удивлением следил за тем, как в новых условиях обострялись остальные чувства. В салоне автомобиля пахло старой кожей и табачным дымом, несколько раз между сидений юркнули струйки холодного воздуха (наверное, водитель приоткрыл окно, чтобы выбросить хабарик). До Антона доносились гудки автомобилей и лай собаки, истерившей неподалеку.
Зачем похитители скрывали от него дорогу, Антон так и не понял. Оказавшись в комнате, он первым делом отдернул занавеску на окне и увидел перед собой Театральную площадь — бандиты привезли его в драматический театр. Это решение тоже не поддавалось логике. Зачем перевозить пленника из глухого бункера, где никто и никогда его не отыщет, в публичное место, да еще и в центре города?
Переодеваться по приказу не хотелось, но от старой футболки разило пóтом. Грязь на брюках высохла и отваливалась кусочками, на лету превращаясь в пыль. Антон влез в принесенные похитителями вещи — и джинсы, и свитер неожиданно пришлись впору, но выглядел он все равно неважно: лицо побледнело, под глазами набухли мешки, немытые два дня волосы напоминали гудрон.
Антон нагнулся к раковине, отмыл лицо, шею, запястья и волосы. Затем протер ботинки влажными салфетками, поставил их рядом со входом и подергал ручку двери, покрутил ее вправо-влево. Бесполезно.
Последней деталью обновленного гардероба стала театральная маска, которую Сергей всучил ему, когда пришел:
— Надень и шагай за мной.
Свет в коридоре не горел, маска скрывала от Антона окружающую обстановку, поэтому он просто следил за лучом фонарика, которым Сергей подсвечивал сначала ковролин, а затем ступеньки кованой лестницы. Лестница привела их в камерный зал человек на двадцать, с невысокой сценой и антикварным тяжелым занавесом.
— Садись на второй ряд к Валентинычу. Он в маске ворона.
Стараясь не наступить на ноги зрителям, Антон протиснулся в серединку ряда.
— Извините, Как-вас-там-Валентинович, я сегодня без костюма.
Дед в маске повернулся к нему, но ничего не ответил. Зал был полон. Антон полез было за айфоном, но в этот момент на сцену направили свет. Зазвучали фанфары.
— Господа! — произнес бархатный голос. — Отключите ваши телефоны. Мы начинаем!
В центре сцены стоял диван, на нем калачиком свернулся мужчина в костюме. Громкий голос произнес:
— Комната. Люстра. Окно. Ковролин.
Гул холодильника, пение тока.
Вот наш герой — Иванов Валентин,
Гордость агентства рекламного толка.
Актер повернулся к сцене, и Антон увидел на его лице клоунский грим.
— Валя не знает, куда себя деть.
Каждое утро, закинувшись кофе,
Валя берет с подоконника плеть —
Бить практикантов в БЦ на Голгофе.
Позади главного героя засеменила вереница сгорбленных парней, замыкающий ударил пару раз хлыстом по сцене. Парни вздрогнули и ускорили бег.
— Валя устал от жены и детей.
Скучно до одури! Скучно и глупо:
Свитер на вешалке, борщ на плите,
По алфавиту расставлены крупы.
На сцену вышла женщина лет тридцати пяти, она держала за руку девочку. Выцветший халат, бигуди и отсутствие косметики делали женщину усталой.
— Как-то в четверг, уходя на обед,
Валя увидел в соседнем отделе
Девушку Лену, предвестницу бед.
Валины глазки тотчас заблестели…
Жена с дочкой ушли в тень, их место заняла выточенная блондинка. Она цокнула туфельками и призывно изогнулась. Валя подскочил с дивана и стал наматывать вокруг девушки круги, показывая публике большие пальцы. Люди в зале засмеялись.
Вдруг на сцену высыпала толпа полураздетых снежинок. Они танцевали на каблучищах и несли подносы с фужерами шампанского. Из-за активных движений напитки проливались на пол, несколько фужеров упали и хрустнули под ногами. Кто-то взорвал хлопушку. Рассказчик продолжал:
— Год завершался. Настал корпорат.
Валя сидит рядом с Леной. Он рад,
Он подливает ей полусухого —
И представляет ее полуголой!
Клоун закружил Лену в танце посреди сцены и поцеловал взасос. Снегурки скинули шубки и остались голыми, дамы в зале ахнули. Обнаженные женские тела не вызвали у Антона никаких эмоций, но чисто эстетически он оценил девичьи фигурки. Интересно, где их набрали? Хотя даже в провинции это не проблема. Скорее всего, снежинок играли девушки из модельного агентства или тренерши местного фитнес-клуба.
Свет приглушили, клоун и Лена медленно двинулись к дивану, стягивая друг с друга одежду.
— Вмиг закрутился служебный роман.
Врет Валя дома: «Аврал на работе!»
Сам арендует отель, ресторан —
Праздник для сердца и праздник для плоти.
Валю хвалили, зарплата росла:
Руководитель, директор отдела.
А в декабре, шестого числа,
Лена от Вали того… Залетела.
Клоун, переодетый в синий приталенный костюм, присел на офисный стул и заплакал. Рассказчик повысил голос:
— Валя уходит от старой жены!
Жена и соседи — по-ра-же-ны!
На сцену выбежали несколько теток в выцветших фартуках и пропели:
— «Что же теперь с ними бу-у-удет?!
Только ведь выбились в лю-ю-юди!»
Вале насрать, у него новый брак,
Сто человек в подчинении, фрак,
Бонусы, business trips в Вену.
Летом у Вали родился сынок,
