Долго ждать не пришлось. Другие грузовики приходили на свою остановку быстро, и также не сбавляя темп выходили другие новобранцы. Когда вышел последний из них, то на крышу поезда забрался человек, одетый так же, как и Манфрэд, но это был не он. Это был человек, которого Генрих никогда не видел — скорее всего, другой офицер. После осмотра площади, которую заполонили новобранцы, этот человек поднял палку и несколько раз ударил по крыше поезда. Эти удары были громкими и мигом разнеслись по всей станции. Их услышали все, кому они предназначались. Офицер на крыше откинул палку в сторону и начал громко говорить в сторону толпы:
— Слушайте внимательно! повторять не буду! Садитесь в вагоны по пятьдесят человек в каждый. К каждому такому вагону будет привязан смотритель, который будет следить за вами! По прибытию, вы будете сформированы в отряды и будете представлены своим офицерам! Дальнейшие приказы и обучение будут проходить в лагере! Сейчас идите на посадку! Те, кто откажется садиться, будет отправлен в штаб на разъяснительную беседу!
Его громкая речь была четкой и слаженной. Предложения были легки и понятны для восприятия. Они казались заранее заученными. Либо их обладатель имел сильную харизму и крайне редкую способность к ораторскому мастерству, либо Генрих был так взволнован, что на пределе возможностей улавливал всё, что угодно. Когда офицер закончил говорить, двери вагонов поезда открылись, и в них начали втискиваться люди. Генрих рассматривая потоки людей, пытался найти Вольфганга, чтобы попробовать пробраться к нему, дабы вместе поместиться в одном вагоне. Мимо него ходили люди, толкая его плечами. Вольфганг так и не появился в поле зрения. Поняв бессмысленность всех надежд, что оставались у Генриха, он молча пошел к одному из дальних вагонов.
Поднимаясь по лестнице, он увидел смотрителя, что провожал каждого вошедшего пристальным взглядом. Проходя между рядами, Генрих нашел одинокое место рядом с окном. Он впервые находился в поезде и надеялся, что это поездка будет красивой, и запомнится ему надолго. Разместившись на сидении, он смотрел в окно, то и дело замечая боковым зрением, что рядом садились другие пассажиры. В какой-то момент он продолжал надеяться, что вот-вот придёт Вольфганг и сядет рядом с ним. В окне он видел, как толпа на улице медленно уменьшалась; люди заходили внутрь поезда и искали себе место. Вскоре в вагоне набралось достаточно людей. Генрих понял это, когда услышал звук закрывающейся двери. Никто не отказался от предложения войти в вагоны, и после того как все поместились внутри, смотритель несколько раз ходил вдоль сидений, наблюдая за новобранцами. Генриху оставалось только ждать, когда поезд тронется.
Представляя всю поездку, которая могла занять очень много времени, он уже начал ощущать тоскливое чувство одиночества. В последние месяца он слишком часто оставался один с собой, когда по близости не было никого нужного и важного. Он и вечность, что струилась своими необузданными потоками мимо него.
Поезд тронулся.
Это был первый раз, когда Генрих ехал за стальным локомотивом. Для него это было тоже самое, что и на машине, только машина была менее вместительна, и сиденья у неё более удобные. Картина за окном пролетала быстро. Невозможно было что-то разглядеть и оставалось только смотреть на небо, на то, что продолжало оставаться неподвижным. Солнце скрывалось от глаз Генриха, этот шар света словно бежал вслед за поездом, периодически игриво прячась за деревьями и горами. Когда же свету ничего не мешало, он попадал в глаза Генриху, и этот ослепляющий свет напоминал о том дне, когда он будил Анну, как раздвигая шторы впускал свет в её комнату. Как бы ему снова хотелось спокойно закрыть глаза и прислушаться к тому, как маленькая девочка за его спиной капризно ворочается на кровати. Стук колес и голоса людей вокруг сливались в единый оглушающий шум и, это было единственное, что мог услышать Генрих. Люди болтали друг с другом, им есть, о чем говорить, но только не Генриху. Даже его соседи за столом молча уставились в различные точки, не примечая друг друга.
Несколько раз посмотрев на лица рядом сидящих людей и окинув взглядом вагон, Генрих не нашел кого хотел. Он надеялся, что просто проглядел своих знакомых, но все лица вокруг казались незнакомыми и враждебными. Эти действия были бессмысленными, но слабая надежда по-прежнему оставалась в груди юноши.
Можно было вспомнить утро, когда они все собирались выезжать. Тогда всё происходило быстрее и проще, Генрих просто шел и выполнял задание, теперь же он просто изнывал от неудобства и скуки. Он вспомнил, как именно утром прибыл Манфрэд. У него было такое знакомое лицо, но он был одет иначе, да и ввёл себя совсем по-другому. Этим утром он был более груб и холоден. Сложно было думать, что человек может быть более грубым и бесчувственным, чем при их прошлых встречах. Оказывается, можно.
Его любезность и дружелюбие улетучились. «Были ли они вообще? Может, весь этот фарс был только для того, чтобы выманить меня и забрать в армию; использовать как солдата на поле боя, как ресурс для великой машины войны?», — в голове Генриха появилась небольшая мысль, что его надули, сделали из него дурака, разыграли глупого фермера из глубинки. «Глупый… глупый я».
С другой стороны, ему была предоставлена возможность вернуть отца в родной дом, восстановить свою семью. Всего лишь в обмен на примерку шляпы шута, он станет героем. Грош для великой цели. Ибо никто кроме него, не смог бы пойти на такое.
Была еще неприятная одежда, что пыталась рвать кожу своего хозяина. Ранее это сводило с ума, пока Генрих не прибыл к поезду, сейчас же он ничего не ощущает. Мозг увлечен другими процессами, ему некогда реагировать на столь слабые физические раздражители. Но стоило только уделить мгновение этой одежде, как она снова напомнила о себе, пробежав чешущимися позывами по всему телу.
— Что здесь забыл, школяр? Он не похож на солдата, у него внешность, как у ребёнка! — Эти слова принадлежали взрослому мужчине, что сидел напротив Генриха. На вид он был старше его раза в два. У него были уставшие глаза и сожжённые брови. Можно было подумать, что он был пожарным. Его дерзкий, грубый и слишком взрослый взгляд проходил сквозь Генриха. Было ощущение, что его хозяин был не в трезвом состоянии.
— Какая разница, как я выгляжу? Мы с вами едем туда, где от внешности ничего не зависит. — Генрих ответил резко, не смотря даже в глаза собеседнику. Он показывал полную незаинтересованность в общении.
— Кем бы ты там не был, твоё смазливое личико не поможет тебе! — Мужчина уже начал раздраженно повышать свой голос, при этом показывая активную и нелепую жестикуляцию при общении.
Генрих решил уже просто игнорировать своего собеседника, в надежде, что тот, будучи уставшим, просто отстанет от него и найдёт себе занятие поинтересней.
Генрих продолжал смотреть в окно своего вагона. Теперь он не видел за стеклом красивые пейзажи. Его взгляд приковало отражение того мужчины, что медленно поднимался со своего сидения.
Посмотрев прямо на своего былого собеседника, Генрих заметил, что тот тянет к нему свою руку. Эта рука была уже довольно близко к шее Генриха, достаточно, чтобы маленьким рывком можно было схватится за открытое горло. Страх волной обрушился на Генриха, перед его глазами предстала картина того, что его схватят и начнут душить. На рефлексах юноша со всей силой ударил по руке грубияна.
Не ожидая таких резких действий, мужчина неудачно ударился этой же рукой об стол. В следующую же секунду, он хлопнув ладонями по деревянной поверхности и встал со своего места. Его глаза исторгали внеземную злобу; невозможно было понять, о чем думает этот человек. Он дышал от злости так тяжело и быстро, что казалось, что он вот-вот задохнётся.
Резкими движениями мужчина схватил Генриха за воротник его легкого мундира и начал тянуть к себе. Эта крепкая хватка и резкие движения вывели Генриха из состояния физического и эмоционального спокойствия. После этого действия неудобная одежда на Генрихе с новой силой начала впиваться в кожу. Их лица находились так близко друг к другу, что можно было почуять неприятный запах изо рта незнакомца. Это только больше прибавляло презрения и ненависти к мужчине в глазах Генриха.
