С каждым часом этого нелегкого занятия, количество рядом сидящих людей уменьшалось. Прошло два часа. За ними три. Уже половина всех новобранцев, справившись с заданием смогли покинуть свои места. От этого мысли в голове Генрих путались. Он начал торопиться вслед за остальными, чтобы не стать самым худшим. Несколько раз он ошибался в сборке и ему приходилось все начинать с начала, а холод с улицы только мешал ему. Мороз сковывал движения и создавал дискомфорт голым и трясущимся рукам.
Грохот. Резкий звук прошелся эхом по всему лагерю и двинулся за его пределы. Это было неожиданно для всех. Генрих поднял свою голову и начал осматриваться. Позади себя через несколько столов, он увидел молодого паренька, который поднявшись во весь рост сжимал в руках карабин. Из дула ружья выходила тонкая струя дыма; она тянулась ввысь и растворялась в воздухе.
Через миг к парню подбежал офицер. Это был тот самый человек, о котором говорил Вольфганг. Тот, кого он описывал, как жестокую личность. Офицер взял того опешившего стрелка за воротник и начал трясти. «Идиот!» — кричал он, — «Почему ты не проверил магазин?! Кто тебе разрешал нажимать на курок?!» Рекрут, которого держали крепкой хваткой, выглядел до смерти напуганным. По нему было видно, что он уже знаком с этим офицером и что он боялся того, что будет дальше. Вслед за криками, офицер нанёс удар кулаком по лицу новобранца. Тот издал громкий всхлип и быстро рухнул на землю. Тогда офицер вцепился ему за шиворот, поднял с земли и поволок его за собою, проводя между полупустыми рядами.
Эта сцена повергла новобранцев в ужас, — для всех она была абсурдной и жестокой. Офицер повел себя дико по отношению к подчинённому, сразу же ударив того в лицо. Еще и оружие было не проверено до того, как его вручили необученному человеку. Но, ведь по словам офицеров, там не должны были находиться патроны. Если бы новобранец сам нашел их и зарядил в свой карабин, то он не выглядел бы настолько удивлённым. «Они забыли проверить магазины» — подумал Генрих. Ему не понравился этот вывод. «Сколько еще оружий может быть заряжено?» Он сам несколько раз нажимал на спусковой крючок, чтобы проверить корректность работы механизма. Генрих понимал, что ему повезло больше, чем тому несчастному. Несмотря на то, что он уже проверял магазин в начале всей работы, Генрих решил сделать это ещё раз.
— Врача! — раздался крик офицера с другого конца площади.
После этих слов, к источнику звука сбежались со стороны бараков ещё два солдата. Они носили отличительный знак полевых врачей: белый платок с красным крестом, намотанный на правую руку. Они бежали вдоль рядов, пробегая мимо остальных новобранцев. Каждый рекрут уже прекратил собирать своё оружие — все уставились в сторону прибывших солдат. Их интересовало, что там произошло. Люди, что были ближе всего к тому месту, начали бурное обсуждение, и это был первый плохой знак. «Что-то нехорошее случилось» — подумал Генрих.
Пытаясь вглядеться в происходящее, Генрих заметил, что медики выбежали из плотного окружения незанятых делом новобранцев. Они бежали также вдоль рядов, но бег их был более медленным, из-за чего Генрих смог увидеть, что их так замедляло. В руках они несли тело юноши; это был молодой парень в очках, который безжизненно смотрел в сторону сидящих. На его шее виднелась небольшая алая дыра, из которой вытекала кровь. Вся одежда была запачкана. Кровь стекала по штанинам и попадала на землю. За парой медиков тянулся алый след.
Когда тело бедолаги проносили недалеко от Генриха, он пересёкся с ним взглядом. Этот взгляд был для него знаком. Взгляд полный страха и мольбы. Аналогично смотрел на него кабан в лесу. У погибшего были глаза, которые вселяли в остальных людей чувство надвигающейся, неподкупной, смерти.
Генрих и не думал о том, что в ходе его «спасательной операции по вызволены отца» ему придётся видеть смерть. Он думал только о спасении отца, представляя все свои действия настолько идеальными и точными, что в считанные дни он мог вернуться домой, или хотя бы вернуть отца, но сейчас его силком втащили обратно в реальность, где в первую очередь идёт война, где люди гибнут и где он сам может погибнуть.
Когда тело парня унесли, все сидящие за столами новобранцы молча остановили свою работу, смотря со страхом на свои ружья. У кого-то хватило сил перепроверить магазин, а кто-то боялся даже прикоснуться к оружию. Все боялись не только того, что они могут выстрелить куда-то, но и того, что кто-то выстрелит в них, и что их жизнь закончится здесь, лежа на деревянном столе, окруженная собачьим холодом, в дали от дома и семьи, в толпе незнакомых людей.
Боковым зрением Генрих заметил, что офицеры что-то бурно обсуждают. Среди них находился Манфрэд и офицер «зло», — тот самый командующий, что знаменит своей тягостью к рукоприкладству. После длительного обсуждения и осмотра рабочей зоны, они заметили, что никто не занят делом. Был отдан приказ, что не смотря ни на что, рекруты должны продолжать задание, пока оно не будет выполнено. Никто не был этому рад. Все также уставились на свои ружья, с еще меньшим желанием продолжать работу. Солнце всё ближе и ближе приближалось к горизонту.
Переборов себя и продолжив сбор карабина, Генрих начал ловить на себе испуганные взгляды рядом сидящих людей. Переборов неодобрение в глазах сослуживцев, Генрих собрал свой карабин, и, когда наступила завершающая пора и нужно было проверить работу главных механизмов, Генрих взвёл затвор, предупредив об этом всех вокруг, соответствующим щелчком. Все, кто сидел рядом с ним резко дернулись и отодвинулись в сторону. Юноша понимал их, ведь ему тоже было страшно. Несмотря на то, что Генрих был убеждён в своём магазине, он всё же боялся того, что может произойти очередная трагедия, даже по самым сказочным причинам. Он боялся, что мог проглядеть что-то важное, что мог ошибиться, оплошать. Появившееся напряжение улетучилось, когда Генрих нажал на спусковой крючок и ничего не произошло. После приглушенного щелчка и последующей тишины, можно было услышать, как кто-то облегченно выдохнул.
Генрих был первым, кто закончил свою работу после инцидента. Остальные в течении часа просто пытались собраться с силами. Затянувшись с работой, новобранец отдал своё оружие Манфрэду, и тот аккуратно проверил саму конструкцию и работу механизмов.
— Отличная работа, малец. Хоть ты и не был быстр в этой задаче, но ты справился с… С внешними раздражителями, и сделал работу на отлично. Если будешь тренироваться дальше, то сможешь улучшить свой результат — Манфрэд ни слова не сказал о погибшем, даже вёл себя так, словно это было обычной практикой в Керхёфе.
Генрих хотел услышать не это; он ждал утешения, так как рядом с ним случилась трагедия, которая может оставить свой след на всю жизнь. После «внешних раздражителей», Генрих увидел только страх, недоверие и безразличие. Эти чувства кружили рядом с ним и сжигали его изнутри. Он остался один в очередной раз, размышляя об ужасе, что произошел с ним, и о том, в какое ужасное место он попал. Генрих не заметил, как с ним дальше разговаривал Манфрэд. Все его слова пролетали сквозь него и исчезали в никуда.
Слабый удар прошелся по телу Генриха. От неожиданности он начал наклоняться назад и, чтобы не упасть, ему пришлось оступиться. Он посмотрел вниз и увидел, как ему в грудь упёрлось дуло его собственного карабина. Генрих ощутил очередную волну неприятного холода, которая прошлась вниз к ногам, едва лишив их сил. Манфрэд ткнул ружьём в юношу, заметив, что собеседник отвлёкся на что-то другое.
Мгновения тишины и спокойствия вернули Генриха назад, после чего он забрал своё оружие из рук офицера и отправился в барак. Он мог бы зайти в столовую, где нужно было поесть, так как предыдущий приём пищи был более девяти часов назад. Но аппетита у Генриха уже не было. Он лишь хотел вернуться в кровать, где можно было прилечь и забыть об ужасе, что сегодня произошел.
После длительной работы, Генрих лежал в кровати и смотрел в потолок. Его веки медленно закрывались, и когда он почувствовал дуновение ветра, то узрел перед собою длинный коридор. Этот проход казался бесконечным, ведь чем дольше он всматривался, тем сильнее сгущалась тьма. Где-то вдалеке Генрих видел дверь, которая так сильно выделялась в пустоте, что казалась нарисованной. Коридор был полностью серым, его стены были обшарпаны, а на полу лежали куски камней, кирпичи и песок. Дверь была полностью сделана из белого металла. За ней был яркий свет, что виднелся сквозь замочную скважину. Этот свет был словно маяком для Генриха; он манил его и был его целью. «Я должен её открыть. Я должен выпустить его» — проносились мысли в голове Генриха. Ступая вперёд сквозь мусор, Генрих ощущал волнение, которое с каждым шагом только росло. Ему казалось, что чем ближе он становился к двери, тем дальше она оказывалась; он чувствовал, что это так. Пройдя сотню метров, Генрих начал осознавать, что его темп уменьшается. Он начал тормозить, что-то начало мешать ему. Посмотрев под себя, Генрих увидел, как в его ноги вцепились чёрные руки. Длинные и чёрные конечности тянулись из тьмы, что находилась позади юноши. Они крепко держались острыми пальцами за Генриха и не давали ему идти дальше. Борясь с ними, ему удавалось пройти еще несколько метров. Чем дальше он шел, тем четче мог слышать шум впереди: невнятный голос за дверью и стук по металлической поверхности. Звучание ускорялось, оно становилось громче и постепенно превращалось в кашу из звуков.
