Насколько я знаю, Машина мать отказалась от неё ещё в роддоме. Кто отец девочки, она не знала. Такое случается, если женщина не следит за собственной интимной жизнью.
А теперь мне звонит какой-то мужик и прокуренным голосом заявляет, что он отец моей девочки и требует встречи с ней.
— Боже, нет, конечно… — я опускаюсь на пуфик у детской кроватки. — Это просто дикое совпадение. Ошибка.
Глава 1
Вещи я собираю быстро, но грузить их оказывается некуда. Уходя, Глеб прихватил с собой оба комплекта ключей от моей машины. Его машины, пардон.
Супруг искренне считает, что всё семейное имущество — его собственность. Почему? Потому что я позволила ему так думать.
Глебу не нравилось, что я работаю учителем. Школа стала для меня вторым домом, а после работы я тащила с собой на проверку тетрадки. Муж тогда чётко сказал — меняй работу, но я не видела себя в других сферах. Рассылала резюме, ходила на собеседования — всё зря. Я даже пыталась работать в фирме Глеба, но в первую же неделю напортачила с документами и едва не подвела под монастырь коллег. Так я стала домохозяйкой.
В дверь звонят, и я с Машей на руках иду открывать.
— Привет, — в квартиру заходит моя подруга Аня. — Это что такое? — большими глазами смотрит на чемоданы, сумки, коробки, которыми заставлена прихожая.
— Багаж. К тебе в машину должно влезть, — отцепляю ручки дочери от своих волос.
— Влезет, конечно, — пожимает плечами Анна — владелица не меленького джипа, — но я не об этом. Лер, что происходит?
— Я ухожу от Глеба, — сообщаю спокойно, хоть мне и непросто об этом говорить. — Мы с Машей уходим, — исправляюсь.
— Развод? — подруга гнёт бровь.
— Решили пожить отдельно, а дальше посмотрим, — ставлю дочку на ножки, держу за руку.
Маша пока не ходит и не стоит без поддержки. По возрасту уже должна, но есть небольшая задержка в физическом развитии. Мы работаем над этим. Врачи говорят, всё поправимо.
— Глеб что, выгнал тебя? — Аня в недоумении.
— Нет, не выгнал. Я сама решила съехать от него.
— Не пори горячку, — подруга качает головой. — Нельзя такого мужика как Глеб одного оставлять. Желающие к рукам прибрать найдутся быстро, — заявляет тоном эксперта. — Поверь.
Верю. Ане особенно верю. Она у Глеба в фирме работает и знает, как на него коллеги женского пола смотрят. Большой босс пользуется популярностью — стайки одиноких пираний вокруг него так и вьются. Только мне уже всё равно.
Не знаю, пройдёт ли безразличие. Пока не хочу об этом думать.
— Я пыталась спасти семью, — снова беру дочку на руки — она грызёт кулак, слюнки текут мне на платье. — А Глеб… — задумываюсь на мгновение. — Мне иногда кажется, что он ненавидит нас с Машей.
— Ох, подруга-подруга, — Аня снова качает головой. — Вижу, ты не одумаешься.
Не одумаюсь. Решение принято.
— Сейчас мама заварит тебе кашку, — рассказываю дочери и иду с ней в кухню. — Ты покушаешь и ляжешь баиньки, а мы с тётей Аней вещи в машину погрузим.
Маша лепечет что-то на своём детском, а я держу её и одной рукой готовлю кашу в бутылочке.
— Лер, — подруга заходит в кухню, — тут мы твои баулы на лифте вниз спустим. А в однушку на пятый этаж как поднимем? Там лифта нет.
— Никак, — трясу бутылочку. — Мы не поедем в старую квартиру.
— Как это? — у Аньки на лице неподдельное удивление.
— Очень просто, — я пытаюсь улыбнуться, чтобы разрядить обстановку, — мы едем в Любушки.
— В Любушки?! — подруга в шоке. — Переехать из шикарной квартиры в элитном районе города в глухую деревню? — опускается на кухонный диванчик. — Я в этой жизни чего-то не понимаю…
— Во-первых, деревня не глухая, — защищаю родные края, — а во-вторых, нам с дочерью там будет лучше, чем здесь.
— Наша мама сошла с ума, — нараспев заявляет Аня, держа мою дочь за руку. — Лера, это апофеоз безумия, — обращается ко мне. — Несколько размолвок ещё ничего не значат.
— Месяцы унижений, скандалов, моих нервов и полного безразличия со стороны Глеба — это, по-твоему, несколько размолвок? Нет, Ань. Нет… — мотаю головой, сую в ручки дочери бутылочку с кашей.
Я бы продолжила монолог — мне нужно выговориться, но в заднем кармане джинсов жужжит мой сотовый. Достаю телефон, и сердце оказывается под горлом. Снова этот номер… Рука дрожит, я пытаюсь попасть пальцем по красной кнопке сброса — удаётся не с первого раза.
— Лер, ты чего? — подруга замечает мою нервозность и забирает у меня дочь. — Тебя трясёт всю, — качает Машу, которая моментально подхватывает моё настроение и начинает кукситься.
А я слова из себя выдавить не могу. Меня действительно потряхивает, и воздуха не хватает. Быстро открываю окно, вдыхаю свежий утренний воздух и закрываю глаза. Писк в ушах понемногу стихает.
— Я хочу уехать из города не только из-за Глеба, — признаюсь Ане.
— Что случилось? — подруга явно испугалась за меня.
Я показываю ей смс, которое получила вчера поздно вечером с неизвестного номера, и взахлёб объясняю, что этот тип наверняка найдёт нас с дочерью. И случится это скорее рано, чем поздно.
— …Возможно, он просто псих, но это ничего не меняет, — выдыхаю.
— Надо в полицию обращаться, а не из города бежать, — решает подруга.
— Что я им скажу? Какой-то мужчина просит с ним встретиться — это не преступление. Но сидеть и ждать, когда случится криминал, я не собираюсь.
— Тогда надо рассказать Глебу, — Аня не сдаётся. — Он не последний человек в городе, у него связи. Пусть сделает что-то с этим психом.
Мне только взгляд отвести остаётся.
Ближе к утру я уже так себя накрутила, что готова была хоть у чёрта помощи просить. Позвонила мужу, рассказала ему всё. А он ответил, что я пытаюсь отыграть назад, чтобы не ехать в деревню. Ну да, ну да… Придумала страшилку, Лера.
Как у Глеба хватает совести вести себя подобным образом, я не понимаю. И молчу о том, что он не ночевал дома. Боже мой, я выходила замуж совсем за другого мужчину. Поразительно, как Глеб изменился после появления дочери.
— Укачаю Машу и поедем, — я оставляю подробности за кадром.
— Ох, ладно, — соглашается Аня. — Но я всё равно считаю, что Глебу нужно рассказать о телефонном маньяке.
***
Маша решила, что спать ближе к полудню — это не про неё. Пришлось выкручиваться. Первую часть вещей на улицу вытаскивала Аня, а мы с дочкой прохлаждались в машине. Но подруга — не грузчик, и за дело взялась я. Аня с Машей отправились на детскую площадку ножками топать.
Перетаскав кучу сумок и коробок, возвращаюсь в квартиру за детской коляской — она последняя. Сажусь на кушетку в прихожей и с грустью смотрю на семейное гнёздышко. Я думала, мы с мужем и дочерью будем здесь счастливы. Я так старалась, чтобы всё у нас было хорошо. А вышло не очень.
— Как в песне, — шепчу с грустной улыбкой.
Я уже не знаю, люблю ли мужа. Раньше любила, но систематические унижения с его стороны убили чувства. Толстая задница, пятно на майке, гулька на макушке — всё это постоянные мелочи, спутники нашей семейной жизни. Но время от времени случались вещи и покруче оскорблений. Я никому из близких не говорила, что супруг поднял на меня руку. Маша тогда проснулась, заплакала от наших криков, и я рвалась к ней, но Глеб не пускал…
У меня в глазах стоят слёзы. Тогда мне было больно и обидно, а сейчас всё прошло. Осталось только понимание, что сворачивать всю эту семейную лавочку надо было именно в тот момент. Но не свернула. Ждала, что Глеб станет прежним — ласковым, внимательным, заботливым, любящим. Дура я.
Никакой дизайнерский ремонт в большой квартире, собственная машина под попой или карточка с энной суммой денег не заменит спокойной жизни. Не будет больше скандалов, унижений, страха. Всё будет хорошо.
Беру сложенную коляску, выхожу из квартиры — дверь в ад закрылась. Навсегда. К жестокому супругу я не вернусь. Для моего возвращения он должен измениться. А это уже будущее. Туманное и под большим знаком вопроса, но будущее. В прошлое дороги нет.
