с большим пакетом из супермаркета, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться за поручень. Когда автобус вновь тронулся, а пассажиры перестали возмущаться, Анна снова посмотрела в окно, но в отражении больше никого не увидела. Позади нее стояли все те же хмурые, мрачные люди в темных одеждах, отчаянно жаждущие оказаться дома, а не в переполненном автобусе. Парня в светлом пуховике больше не было. Анна даже обернулась, чтобы разглядеть его не в отражении, но не смогла отыскать. До самой остановки она не поворачивалась к окну, рассматривала входящих и выходящих пассажиров, но больше его не увидела. Может быть, он прошел на другую площадку и вышел незаметно на очередной остановке.
Захотел бы познакомиться, нашел бы способ. Стало почему-то грустно и обидно. Запретив себе думать о незнакомце и обижаться на собственные фантазии, Анна вместе с толпой пассажиров вывалилась на очередной остановке и сразу же нырнула в темную подворотню, где можно было значительно сократить себе путь до работы.
Небольшая танцевальная студия, в которой Анна преподавала боди-балет всем желающим вот уже почти целый месяц, находилась в центре города, и на этом ее преимущества заканчивались. Студия, бывшая когда-то чьей-то квартирой, располагалась на третьем этаже очень старого здания. Чтобы попасть в нее, мало было просто войти в парадную. Нужно было подняться на второй этаж, пройти извилистыми коридорами в другое крыло, затем опять спуститься на первый, повернуть налево, найти еще одну лестницу и уже по ней подняться на третий этаж. Никто: ни преподаватели, ни клиенты – не мог сделать это ни с первого, ни со второго раза, поэтому на всем протяжении пути на стенах и на полу были нарисованы большие желтые стрелки. Анна до сих пор ловила себя на том, что то и дело сверяется с ними.
Еще только подходя к студии, Анна услышала шум. В этом не было ничего удивительного: по вечерам все три зала были стабильно заняты. Многие после работы хотели размять тело и зачастую выбирали вместо тренажерного зала тот или иной вид танца. В самом большом зале занимались зумбой, в среднем – латиной, а маленький, темный зал с огромными окнами, из которых зимой немилосердно дуло, достался Анне. Боди-балет был не так популярен, ничего удивительного. И если для преподавателей в студии оборудовали маленький закуток, где они оставляли вещи и даже могли выпить чашечку кофе, то все занимающиеся переодевались в одной раздевалке, толкаясь и поднимая страшный гвалт. Весной и осенью, когда желающих посещать танцы бывало стабильно много, администратору приходилось следить, чтобы никто не задерживался в раздевалке, и устанавливать очередь. Зимой с этим было, конечно, проще. Зимой немногим хочется ходить куда-то по вечерам, мерзнуть в просторных залах.
– Твои уже тут, в полном составе, – прошептала Анне администратор Кристина, скорчив многозначительную рожицу.
По вторникам и пятницам у Анны была особенная группа: «пожилая», как ее культурно называли сотрудники вслух, «старушки», как смеялись между собой. Это действительно были старушки. Пять женщин, в возрасте от семидесяти до семидесяти семи, дважды в неделю надевали легинсы и футболки, завязывали крашеные волосы в гульки и становились перед большими зеркалами. Все пять ни разу не пропустили ни одного занятия, что не могло не восхищать Анну, хотя она до сих пор не могла понять, почему они выбрали именно боди-балет. Женщины их возраста обычно, вооружившись лыжными палками, занимаются скандинавской ходьбой, а не балетом.
Тем не менее, когда Анна, переодевшись, входила в зал, все ее старушки уже стояли в третьей позиции и даже не тряслись от холода, хотя в зале было по-настоящему морозно. Владелица студии все обещала заклеить окна, но Анна понимала, что после Нового года этим придется заняться ей. Зима длинная, а надежды на владелицу уже нет.
– Дамы, добрый вечер! – поздоровалась Анна, как здоровалась каждый раз, приходя на занятие в эту группу. – Начинаем активную разминку, иначе через сорок минут мы все тут превратимся в сосульки.
– Криотерапия в нашем возрасте полезна, – хихикнула одна из старушек, и занятие началось.
Через сорок пять минут в зале было пусть не жарко, но уже и не холодно. Анна не давала возрастной группе тяжелых нагрузок, но даже легкие требовали от них определенных усилий, а потому согревали не хуже настоящей тренировки.
Анна хлопнула в ладоши, заканчивая занятие и привлекая внимание старушек, которые уже начали галдеть, как дети на школьной переменке.
– Дамы, всем спасибо за занятие, встретимся в новом году. Напоминаю, что занятия во вторник не будет, так что всех жду ровно через неделю.
– А почему не будет во вторник? – удивилась Ангелина Викторовна, самая пожилая из всей группы. Анне иногда казалось, что к ней уже медленно подбирается Альцгеймер, до того слабой памятью она обладала.
– Потому что Новый год же, первое января во вторник, – прежде, чем успела ответить Анна, сказала Лилия Венедиктовна, женщина с покрашенными в нежно-сиреневый цвет волосами, причем покрашенными явно в салоне, не на дому.
Справедливости ради стоит отметить, что все «старушки» из группы следили за собой: приходили с аккуратным маникюром, иногда с накрашенными ногтями, со следами легкого макияжа на лице; волосы, закрученные в гульки, были чистыми и подстриженными. Анна порой наблюдала за тем, как женщины переодевались и уходили, и всегда на них были изящные, хоть и старомодные украшения, шляпки с цветами и обувь на небольшом каблуке. Обувь удивляла Анну больше всего. В городе, где девять месяцев в году мокро и грязно, содержать ботинки в чистоте практически невозможно, но им это удавалось. При этом едва ли старушки богаты. Просто есть такой род людей, которые даже старость встречают элегантно и с высоко поднятым подбородком.
Подумав таким образом, Анна вдруг поняла, почему балет, а не скандинавская ходьба.
А меж старушками тем временем разрастался дружеский спор.
– И что? – не понимала Ангелина Викторовна. – Не новогодняя ночь же. Отметили – а вечером на занятия.
– Это тебе что, а Аннушка у нас девочка молодая, красивая, от ухажеров наверняка отбоя нет, – смеялась Виолетта Петровна, поглядывая на Анну. – Найдет чем заняться первого января и без твоей старой тушки.
Ангелина Петровна наконец сдалась, тоже захихикала, высоко поднимая худощавые руки и говоря, что ей в ее годы на тело жаловаться еще грех, а с Аннушкиной помощью она и в гробу молодухой будет смотреться.
Анна проводила старушек, но вместо того, чтобы выйти из зала, распахнула окно и вытащила из рюкзачка пачку сигарет. Морозная ночь тут же дохнула ей в лицо, окатила
