В гостиной на телевизоре лежал холщовый мешок. Дно мешка промокло, на телевизор сочилась темная жидкость. Пална коснулась пальцем жидкости, понюхала и скривилась: воняло рыбой. Видимо, Чуркин побросал в мешок пропавшие рыбьи останки да так и оставил на телевизоре, не желая беречь дорогую корейскую технику. Пална пожалела, что решила помочь пропойце, который даже не в силах выкинуть мусор и сваливает его куда попало. Напоследок она заглянула в холодильник: пусто, если не считать банки с остатками красного сока на дне. Пална поболтала банку в руке и поставила на место. Открыла морозильник: тоже ничего. Но холод из морозильника идет: получается, Чуркин врал насчет того, как пропало мясо. Пална побрела к входной двери. Ей хотелось спать и не видеть сны.
На пороге стоял Чуркин с веником наготове.
–Вот,– сказал он.
–Что «вот»?– холодно спросила Пална.
–Веник нашел,– робко улыбнулся Чуркин.
–Ну так подмети,– велела Пална.– А то развел бардак. И полы вымой. Швабра у тебя есть? Чтоб завтра никакого запаха не было, а то обращусь куда следует.
Пална ушла, гордо подняв голову. Чуркин закрыл дверь и отложил веник. В окно постучала тополиная ветка. Чуркин сел на пол, ощущая каждой клеткой тишину пустой квартиры. Пол был холодный. Портсигар в кармане уткнулся в бедро. «Сошел я с ума или не сошел?» – размышлял Чуркин. Он хотел позвонить Меньшову, чтоб спросить его мнение, но вспомнил, что Меньшов умер, и не стал никому звонить.
Глава вторая
Надя не знала, что Меньшов умер, и каждый день приходила к скамейке в надежде, что он появится. Но Меньшов не появлялся, потому что, лишенный средств к существованию, лежал в земле на глубине полтора метра и разлагался на простые химические соединения. Надя мечтала, что однажды он подойдет к ней растрепанный, дикий, с горящими глазами, и они, не произнеся ни слова (потому что и так всё ясно), возьмутся за руки. Дни стояли холодные. Лужи покрылись тонким льдом. Надя касалась каблучком луж, чтоб проломить хрусткий лед и обнаружить под ним черную воду, густую, как сметана. С востока пришел первый снег, мокрый и мелкий. Он быстро таял, обнажая блестящие островки мокрого гудрона. Надя ловила холодные снежинки на ладонь и глядела, как они оживают, превращаясь в легкую жидкость.
В последнее время у Нади начались проблемы с учебой, потому что она не ходила на занятия. Ей уже несколько раз звонил староста группы, но Надя не отвечала на его звонки. Мысли ее были далеки от учебы. На самом деле, Надя сама не понимала, о чем ее мысли. Иногда ей казалось, что никаких мыслей у нее нет, и это не она что-то думает, а кто-то чужой думает за нее. По вечерам Надя ходила в то самое кафе, где впервые встретила Меньшова. Официанты в кафе стали узнавать Надю и, видя ее добрый характер, обслуживали милую девушку в последнюю очередь. Незадолго до начала сессии Наде позвонил отец, чтоб уточнить, как продвигается ее учеба. Надя призналась, что учеба в последнее время не продвигается.
–Из-за Егора?– спросил отец.
Надя не сразу поняла, что он говорит о ее бывшем муже.
–Да,– помолчав, сказала она.
–Я предупреждал, чтоб ты не спешила с браком?– спросил отец.
–Предупреждал,– согласилась Надя.
–Я был прав?– спросил отец.
–Прав,– подтвердила Надя.
–Вы же были дети,– огорчился отец.– Совсем еще дети.
–Да,– согласилась Надя,– мы были дети.
–Хорошо, что ты это признаешь,– сказал отец.– Значит, ты немного повзрослела. Надеюсь, ты уже отошла от горя и теперь возьмешься за ум.
Надя пообещала, что обязательно возьмется. На следующий день она явилась на занятия. Глядела в лица одногруппников и не узнавала их; аони на нее даже не глядели. Староста группы подошел к ней, постоял немного рядом для утверждения своего авторитета и отошел, гордо подняв голову. Преподаватели отнеслись к появлению Нади с равнодушием. Надя гуляла по пахнущим мастикой коридорам, как по лабиринту своей жизни. Под ногами скрипел паркет. Теплый воздух поднимался от батарей отопления. В аудиториях стояла жара, и преподаватели часто останавливались посреди лекции, чтобы промокнуть пот на лбу носовым платком. Учеба налаживалась. В один из пасмурных дней Надя случайно подслушала разговор одногруппников. Они говорили о странном фотографе, который пристает к студенткам у дверей публичной библиотеки с непристойным предложением.
–Не удивлюсь, если это тот самый маньяк, Молния, который убивает детей,– сказал староста, грызя ноготь на указательном пальце.
–Очень может быть,– сказала светленькая студентка.
–Я так не думаю,– сказала темненькая студентка.
Она посмотрела на светленькую свысока, а та в свою очередь свысока посмотрела на темненькую; они воевали за благосклонность старосты. Светленькая пыталась влюбить в себя старосту, поддакивая ему, а темненькая – возражая. Староста же вообще не любил девушек: он предпочитал обкусывать ногти и мечтать о блестящей карьере, которая ждет его в будущем. Надю заинтересовал странный фотограф. Она подумала: вдруг это Меньшов. Он ведь тоже странный. Дома ее интерес притупился. Она жила одна, соседи по блоку уехали, и каждый вечер Надя слушала стук своего сердца в тишине, и некому было заменить перегоревшую лампочку в пыльной люстре, которая раскачивалась под потолком. Чтоб отвлечься от тишины, Надя включила компьютер. На жестком диске после ухода мужа осталось большое количество порнографии, но Надя ею почти не интересовалась. Поводив по рабочему столу указателем мыши, она обнаружила папку «Аниме». Раньше Надя считала японскую анимацию мерзкой отрыжкой азиатской культуры, но теперь решила посмотреть пару мультфильмов: вдруг ее мнение переменится. Посмотрев мультфильм про девочку с большими глазами и неразвитым телом, которую в отсутствие родителей лапал родной брат, она удалила папку «Аниме» в корзину и положила голову на стол, размышляя о хрустящих елочных игрушках. Локон-пружинка упал ей на глаза: она поправила его и включила аську. Сразу пришло сообщение от незнакомца: привет. Привет, не глядя, напечатала Надя. Она была счастлива, что хоть кто-то обратил на нее внимание.
–Давай займемся виртуальным сексом,– предложил незнакомец.
Надя не хотела заниматься виртуальным сексом, но ответила «давай», лишь бы незнакомец продолжал ей писать.
–Я целую тебя в губы сладко-сладко,– напечатал незнакомец,– и глажу в это самое время твои груди через тонкую маечку. Тебе нравится?
–Нравится,– напечатала Надя.
–А что на тебе одето?– спросил незнакомец.
«Надето»,– хотела поправить Надя, но не поправила, потому что не хотела выглядеть слишком умной в глазах незнакомца.
–Не помню,– напечатала Надя.
–Я приподнимаю на тебе маечку,– напечатал незнакомец,– и глажу твои напряженные сосочки, беру их в щепотку и нежно пощипываю.
–Здорово,– напечатала Надя.
Ей хотелось зевать.
–Я глажу тебя рукой по трусикам, они мокрые, потому что ты возбуждена, и твой любовный сок обильно течет на твои тоненькие, полупрозрачные трусики, а мой большой напряженный член тычется своей ярко-красной головкой в твой голый пупочек.
–Класс,– напечатала Надя.
–Я залезаю рукой тебе в трусики и ласкаю тебя пальцами между ног, там горячо и мокро, я целую тебя в губы и засовываю язык тебе в рот, твой крохотный язычок порхает как бабочка под моим жестким напором, а мой большой язык двигается, как молот. Потом я беру твою руку и заставляю гладить мой большой напряженный член, вверх и вниз, вверх и вниз, чтоб ты почувствовала, какой он длинный и толстый, как ствол дерева. Ты испугана, что этот поршень скоро войдет в твое незащищенное лоно, он слишком большой для тебя, слишком могучий.
–Круто,– напечатала Надя.
Незнакомец замолчал. Надя ждала. Незнакомец молчал. Надя напечатала: а что дальше? Незнакомец не ответил и вышел из аськи. Надя подождала, может, к ней еще кто-нибудь постучится, но никто не постучался. Она закрыла аську и открыла браузер. На сайте городских новостей прочла новость о новой выходке серийного убийцы: посреди ночи он подложил на ступени, ведущие в мэрию, половину еще теплого сердца, а на стене написал краской: «Одну половинку сердечка я оставляю себе, а другую дарю городу. Молния». Пресса раздула скандал из-за того, что серийного убийцу не удалось снять. Запись с камер видеонаблюдения не велась: закончилось место на жестких дисках сервера охраны. Источник в мэрии, пожелавший остаться неизвестным, рассказал журналистам, что сервер под завязку набит пиратской видеопродукцией. Что касается изображения с видеокамер, то за ним в ту ночь никто не следил, хотя должны были следить сразу двое; первый охранник надолго отлучился в туалет, потому что накануне поел несвежей рыбы, а второй задремал перед монитором, укрыв больные ноги теплым клетчатым пледом. Поначалу считалось, что сердце принадлежит несчастной маленькой девочке, но вскоре выяснилось, что сердце свиное. Вероятно, выходку учинил не серийный убийца, а злой шутник-подражатель. Представитель МВД официально заявил, что шутка не удалась и МВД приложит все силы, чтоб найти и покарать преступника. Надя несколько раз перечитала новость, но так и не поняла, смеяться ей или плакать. Она выключила компьютер и прислушалась к ночным звукам. Ночных звуков не было. Надя испугалась, что всё в мире исчезло, кроме нее и этой комнаты. Она швырнула дрожащее тело к окну и распахнула створки, впуская внутрь холодный воздух. У нее закружилась голова. В лицо ударил ветер, принесший горько-сладкие запахи далеких стран, которых Наде никогда не увидеть, и соль бесконечного океана, в котором Наде не искупаться, истошные крики чаек и тихий голос родного человека, который зовет с собою вдаль, золотой песок островов в океане и молчание заброшенных городов, подернутых таинственной дымкой, и небо, боже какое синее небо увидела Надя: не обычную серую муть, а настоящее небо, чистое и пронзительное, как вопль умирающей души. Она с ногами забралась на подоконник и потянулась к этому чистому небу, у нее дрожали руки и подгибались колени, внизу чернела пропасть, а вверху синело небо, вихрь поднялся в груди Нади, это был вихрь такой силы, что у нее заболели ребра; ее устремило навстречу чему-то неизведанному, новому, всё выше и выше, осталось совсем немного, сделать маленький шаг, но тут кто-то крикнул снизу: «Ты что творишь, дура, свалишься же!» – и Надя, очнувшись от наваждения, слезла с подоконника и закрыла окно.