Надо заметить, что в ларьке «ПИВОВОДЫ» когда-то продавали паленую водку и лимонад, чтоб было чем запивать паленую водку, но затем его закрыли из-за недостатка финансирования. Хозяин ларька объявил себя банкротом и уехал жить в Грецию, чтобы на берегу Ионического моря пережить удары судьбы. Новый хозяин хотел снести ларек и на его месте построить маленькую гостиницу с сауной и проститутками, но его убили выстрелом в спину во время разборок в лихие девяностые. Следующего хозяина ларька убили во время разборок в нулевые; он не думал, что его убьют, потому что нулевые были вовсе не лихими, особенно в сравнении с девяностыми, но его всё же убили, причем с особой жестокостью – сначала отрезали пальцы на руках и ногах, а потом сунули арматуру в рот, чтоб проверить, насколько глубоко стальной каркас проникнет в полости человеческого тела. Очередной хозяин ларька сначала даже не знал, что у него в собственности есть ларек на границе города, а когда узнал, долго соображал, к чему его применить. Он был веселый человек, всегда настраивал себя на позитив, но вскоре умер от разрыва сердца. Ларек перешел к его сыну, который в отличие от позитивного отца во всем видел негатив. Но и он тоже умер, причем из-за какой-то пустяковой болячки, которую не желал лечить и которая со временем переросла во что-то серьезное. Не совсем ясно, кому теперь принадлежит ларек. Пару раз его хотели снести, но в последний момент снос отменяли. Несколько раз возле ларька останавливалась милицейская машина. Представители правопорядка хотели проверить ларек: может, внутри устроили притон бомжи или наркоманы лежат на грубо сколоченных полках, ощущая, как горящая сера струится по венам. Но никто так и не проверил, что находится внутри ларька, пока не пришел Танич. Он тоже не стал бы проверять, но ему в руки попал кирпич, и он искал ему применение. Скрипучая дверь медленно отворилась. Острый белый свет как ножницы вырезал из темноты бледные детские тела, беспорядочно сваленные на покосившийся прилавок. Когда Танич был маленький, у него был мешок, полный игрушек, и прежде чем начать игру, он вываливал содержимое мешка на пол: там были куклы и части кукол, плюшевые зайцы и медведи, машинки и кубики,– всё, что скопилось за годы жизни матери и ее сестры. Игрушки образовывали на полу большую гору. Глядя на сваленные в кучу детские тела и части тел, Танич невольно вспомнил об этой горе. От запаха его чуть не стошнило. Он немного постоял на пороге, задумчиво разглядывая царящую внутри ларька обстановку, затем шагнул назад. Ему послышался шум. Он обошел ларек слева, прячась в тени. За кустами стояла «газель» с цельнометаллическим кузовом; огни не горят, мотор заглушен. Кто-то совсем недавно приехал сюда на ней. Танич подошел ближе, чтоб проверить, внутри ли водитель; вдруг он уснул и не подозревает, что Танич рядом. Но водителя в «газели» не было. Водитель был снаружи: он подкрался к Таничу сзади и ударил его по голове тяжелым тупым предметом. Танич упал с таким чувством, будто у него в голове взорвалась граната. Очнувшись, он отполз к кустам, возле которых не было уже никакой «газели». Во рту разливалась горечь. Налетавший порывами ветер швырял в глаза снежную крупу. Руки и ноги одеревенели, уши заложило. Танич поднялся и тут же упал, больно ударившись коленом. Ладони вжались в мерзлый пласт земли, который отслаивался, как старая кожа. Танич снова попробовал встать и снова упал. Провел рукой по лбу и щекам и обнаружил запекшуюся кровь. Сжал в кулаке немного снега и потер им лицо. Поднялся и, шатаясь, подошел к ларьку. В ларьке царил кавардак. Детские тела исчезли; вероятно, их увезли в крытом кузове «газели». Вдали раздался долгий тоскливый звук, похожий на собачий вой. Танич понимал, что время позднее и городской транспорт уже не ходит. А на такси денег у него не было. Он достал мобильник и набрал номер Зины. Зина не отвечала, потому что спала пьяная. Трубку взяла Дианочка. Танич молчал, не зная, что сказать. Дианочка тихо спросила: это вы, дядя Танич? Я, сказал Танич, и нажал кнопку отмены. Дианочка перезвонила ему, но он не ответил. Чувствуя слабость в ногах, Танич присел на землю и обнял себя за колени. Он решил замерзнуть и умереть. Нельзя сказать, что Танич твердо решил умереть, но он стеснялся перезванивать Дианочке: девочке утром в школу, а он будит ее среди ночи своими неуместными звонками. Он опустил веки, представляя их ледяными шторками, которые отсекут его от света жизни. Белый снег красиво ложился на голову человеку, который не знал, зачем ему дальше жить. Собственно, он и раньше не знал, зачем живет. Он просто жил, ел, пил, спал; иногда убивал бесприютных детей. Кроме того, у него была невеста по имени Настя и друг, имени которого он не запомнил, а теперь их обоих нет.
Мимо проезжал молодой человек по имени Саша в черном «вольво». В свете фонаря он увидел замерзающего человека, который слабо шевелился, сидя на холодной земле. Отъехав на достаточное расстояние, Саша стал мучиться угрызениями совести: почему, ну почему он не подобрал несчастного. У Саши заболела голова, и он проглотил таблетку ибупрофена. Может, тот бедняга уже умер, с ужасом подумал Саша. Он свернул на дорогу, ведущую к дому. Дома жена устроила ему скандал, потому что подозревала, что Саша провел вечер с любовницей. Саша устыдился своего поведения, потому что и в самом деле провел вечер с любовницей. Однако он не хотел ранить чувств жены. Чтоб прервать поток ее обвинений, он ударил жену кулаком в плечо, а после заперся в кабинете, где выпил еще две таблетки ибупрофена. Чтоб отвлечься от грустных мыслей, он прилег на диван с мобильником в руке и включил его: семь пропущенных звонков от жены и девять от матери. Саша вспомнил, что давно не звонил престарелой матери, которая живет в одиночестве на другом конце города. Он решил, что завтра утром обязательно ей позвонит. Проснувшись утром, он никому не позвонил, потому что услышал, что жена плачет в постели. Своим плачем она мешала ему размышлять о важных вещах. Он крикнул, чтоб она заткнулась. Жена не затыкалась, и тогда Саша пошел в спальню. Он снова потребовал, чтоб жена замолчала, иначе он за себя не отвечает. Жена укрылась одеялом с головой и завыла, как дикое нецивилизованное животное. Саша устыдился, что довел жену до такого состояния, и приказал ей прекратить истерику, чтоб в спокойной обстановке разобраться в сложившейся ситуации. Жена не прекращала. Саша, чтоб упрочить свой авторитет, шлепнул ее ладонью по голове. Жена заорала. Господи, подумал Саша, а если соседи услышат? Он сорвал с нее одеяло. Жена глядела на него круглыми от ужаса глазами. По некрасивому лицу струились слезы, губы посинели. Она что-то прошептала, но Саша не расслышал, что именно. Он еще раз ударил жену по лицу, на этот раз посильнее, чтоб достучаться до здравого смысла истеричной женщины. Жена не вняла голосу разума: она скатилась с кровати и стала шлепать ладонями по полу, как безумная. Саше не оставалось ничего иного кроме как ударить жену ногой в бок. Жена откатилась к стене. От этого поступка Саша почувствовал себя дурно и заорал: видишь, до чего ты меня довела? Он помчался на кухню, взял из холодильника упаковку ибупрофена, разломил блистер и дрожащими пальцами запихнул в рот сразу три таблетки. Его жена лежала на животе, царапая сломанными ногтями пол, и вспоминала, какой нежный и заботливый был Саша, когда они только начинали встречаться. Сейчас он почему-то не такой: не дарит ей цветы и конфеты, не приносит кофе в постель, возвращается домой поздно, от него пахнет чужими духами и ментоловыми сигаретами. Сначала она уговаривала себя, что это из-за того, что на фирме мужа работает много девушек, с которыми ему приходится сталкиваться по работе, но вскоре она устала себя уговаривать. Она больше ничему не верит. Прошло шесть недель с тех пор, как должны были начаться месячные, и она боится проверить: вдруг там ребенок. Саша ударил ее в живот, и теперь живот ужасно болит; что если она впрямь беременна, куда она денется с ребенком, если уйдет от Саши, ей некуда уходить, у нее нет денег и образования, она полностью зависит от мужа.
Она встает и идет на кухню. Саша сидит за столом и пьет текилу, посыпая дольки лимона солью. Жена опускается перед ним на колени и просит прощения: она не хотела говорить ему все те гадости, которые сказала, пожалуйста, пусть всё будет как раньше. Она верит, что у него нет любовницы, что он, как и прежде, ее и только ее, а она принадлежит ему. Саша смотрит на женщину, которая стоит перед ним на коленях. Он надкусывает лимон и гладит жену по волосам пальцами, испачканными в лимонном соке. Он говорит, что, так уж и быть, прощает ее, а теперь извини, говорит он, мне пора ехать. Как, ахает жена, сегодня же воскресенье! Я и сегодня работаю, холодно отвечает Саша. Жена, испугавшись его тона, гладит Сашу по руке: конечно, милый, я благодарна тебе за то, что ты не жалеешь себя и работаешь во внеурочное время, чтоб мы наконец закончили внутреннюю отделку дома. Ты у меня такой трудоголик, говорит она; солеными от слез губами целует мужа в щеку и идет чистить ему ботинки. Саша поглаживает в кармане мобильник, на который пришла эсэмэска от любовницы: она хочет его видеть прямо сейчас. Саша рад, что в мире существует красивая молодая женщина, которая ценит такого успешного мужчину, как он. Ему стыдно, что приходится обманывать жену, но после ее отвратительной истерики стыд немного уменьшился. Он выходит во двор, чтоб завести машину, и видит огромную кучу дерьма, покрытую тонким слоем ослепительно белого снега. «Какая дрянь навалила здесь?» – вопит Саша, хватаясь за голову. Он бежит за ибупрофеном, потому что у него болит голова от стыда за русское быдло, которое позволяет своим домашним животным безнаказанно гадить в чужих дворах.
