Он едва не упал за пару ступенек до цели. Испуганно вскрикнул, выронив трость и схватившись двумя руками за перила…
Тех, кто создавал эту лестницу (если, конечно они были людьми), следовало бы оставить здесь навеки. За одной из ржавых дверей!
– Граф фон Цеппелин, вот так сюрприз! – мужчина в чёрном дамастовом костюме оторвал взгляд от книжных стеллажей. – Не думал увидеть вас так скоро. При жизни, так сказать, извините за прямолинейность.
– Ничего. Я стучал, но никто… и я решил…
Мужчина поправил узел галстука, который тёмной полоской почти не выделялся на атласной рубашке. Улыбнулся, не обнажая зубов.
– Проходите, Фердинанд. Не тушуйтесь. Когда я занят книгами, выпадаю из реальности. Могу пушечный выстрел не услышать.
Граф оглянулся на просторный круглый каменный зал без единого окна, – какие окна глубоко под землёй? – на первые (или последние) ступени треклятой лестницы, которую он всё-таки одолел, и вошёл.
Дверь закрылась.
Мужчина в чёрном провёл рукой по книжному ряду. Переплёты отозвались тихим шелестом, шёпотом старых знакомых. Остановился на толстом томе с красным корешком, постучал длинным ногтем.
Граф фон Цеппелин попытался прочитать имя автора, но зрение подвело его. Он подошёл поближе и стал рыться в карманах в поисках пенсне.
– Не утруждайтесь, граф. Это я сам с собой. Категоричный упрямец Платон. Мудрый философ, но неприятный. Не рассуждает, а вещает. Никаких возражений, представляете? – ноготь перепрыгнул на книгу справа. – А Гегель? Этого сложно назвать мудрецом. А дураком легко. И очковтирателем. Что может родиться из ложных и противоречивых предпосылок? Только – оригинальная глупость.
– Я предпочитаю Шопенгауэра, – сказал граф.
– Отличный вкус. Хотя мне больше близок Кант. Присядем? Прошу к столу.
Граф рухнул в мягкое кресло. Ужасно болела шея, ныла поясница. Ног он почти не чувствовал.
– Нелёгкая дорога, да? – спросил хозяин кабинета. – Не то, что пятьдесят лет назад?
– Зато меньше путаешься в коридорах.
Мужчина в чёрном кивнул, устраиваясь в кресле напротив. Собеседников разделял круглый стол из какого-то странного материала, похожего на застывшую лаву. Толстая бугристая ножка, отшлифованная до блеска столешница. В центре стояла пепельница, открытая коробка сигар и полный графин с рюмками на металлической стойке.
– Почему вы их не выкинете? – спросил граф фон Цеппелин. Он не знал, как начать, и поэтому сказал первое, что пришло на ум. – Если уж так не любите…
Безволосая бровь поднялась вверх.
– Выкинуть книги? Право, вы шутите, Фердинанд?
Граф пожал плечами. Хозяин и его просторный кабинет не располагал к шуткам. Он буквально чувствовал, как сотни метров земли давят сверху, а сырость забивает лёгкие.
Мужчина в чёрном сложил на коленях руки. Граф помнил эти длинные кисти и каплю крови на остром когте указательного пальца, подхваченную с его запястья и брошенную на лист договора, под которым он поставил подпись пятьдесят лет назад.
Тогда он был молод и амбициозен. Тогда он был дураком, как и Гегель в этих иссиня-чёрных глазах напротив.
Теперь он был стар и безрассудно влюблён. Такой же глупец, но глупец романтичный.
Граф устало вздохнул.
– У меня к вам предложение…
Мужчина рассмеялся. Во весь рот, полный острых акульих зубов.
– Уж думаю. Вряд ли вы стали бы снова спускаться ко мне, чтобы пожелать доброй ночи или рассказать историю своей интересной жизни.
– Она и так вам известна…
– Некоторые её аспекты – да. Вы многого добились, Фердинанд. Ваши дирижабли почти совершенны. Вы богаты и известны, как и просили когда-то, после возвращения из Америки, где вам впервые довелось подняться в воздух на воздушном шаре. На это потребовалось время, не обошлось без известных трудностей, но я не обещал скорых чудес. Но, тем не менее… следить за каждым шагом тех, кто продал мне душу? Увольте. Замочные скважины не по мне, спина не казённая, ха! Предпочитаю знакомиться с полным досье после… ну, вы понимаете.
Граф нервно трепал белоснежные усы.
– Или у вас какие-то претензии к исполнению моей части договора?
– Что вы! Уверяю вас, никаких!
– Вот и я так думаю, – хозяин кабинета откинулся с сигарой во рту. – А главное ведь не слава и деньги, а то, что вы по-прежнему живы, так? Не многие прошедшие прусско-австрийскую и франко-прусскую войны могут похвастаться этим. Как и званием адъютанта короля Вюртембергского.
Фердинанд фон Цеппелин достал шёлковый платок и протёр внезапно вспотевшую лысину.
– Это всё в прошлом, – сказал он.
– Которого могло и не быть. О бессмертии мы не договаривались, но с долгой жизнью я не подвёл, всё согласно пунктам договора. Так, генерал-лейтенант в отставке?
– Всё так, – поспешил гость.
Граф взял предложенную рюмку коньяка, повертел её в пальцах и залпом выпил. Задохнулся от крепости.
– Так что же привело вас, граф? – Бойкий огонёк возник между ногтями, поджёг сигару.
Граф не курил уже больше десяти лет, хотя «согласно пунктам», никотин вряд ли укоротил бы его жизнь. Поле шестидесяти его стало раздражать послевкусие. Маленькие старческие извороты.
– У вашей фирмы «Luftschiffbau-Zeppelin» [3] финансовые проблемы? Как когда-то у «Aktiengesellschaft zur Förderung der Luftschiffahrt» [4]?
– Нет, нет… – Граф подался вперёд и полушёпотом, словно боялся разбудить спящего на шкафу кота, которого заметил минутой ранее, произнёс: – Я хочу отыграть свою душу.
Возникла пауза. Сфинкс на шкафу приоткрыл один глаз.
Мужчина в чёрном выпустил струйку дыма, посмотрел в потолок, кивнул каким-то своим мыслям и снова опустил взгляд на Фердинанда. В кабинете с каждой секундой становилось жарче. Граф попытался расстегнуть верхнюю пуговицу, но руки дрожали.
– Что ж, – сказал наконец-то хозяин кабинета. – Voran [5]! Давайте сыграем, граф. Только, что вы можете поставить на кон? Второй души у вас нет.
– Я не знаю. Думал, что вы…
– Думали? Это подход игрока, садящегося за игорный стол без денег. Вдруг кто-нибудь польстится на его золотые часы и серебряный портсигар. И с такой надеждой вы преодолели столько ступенек?
– Шестьсот шестьдесят шесть, – вырвалось у фон Цеппелина.
– Что? А, вы об этом. Ужасно банально, не находите? – Мужчина в чёрном глубоко затянулся. – Ладно, пойду вам навстречу. В случае проигрыша, вы будете работать на меня военным инженером. Разумеется, после окончания земного срока. Кровью распишитесь в преданности и полной самоотдаче. Конечно, я могу завербовать вас и так, комнаты этажами выше легко ломают строптивость, но… мне нужны сильные души, подписанные словом и обязательствами, а не болью. Из таких получаются настоящие демоны. Злые и голодные до свершений.
– Демоны? – граф побледнел.
– Ага. У вас будет сильное тело и море работы.
В стеклянных часах на тумбочке бесшумно сыпалась через узкое горлышко костяная мука.
– Я согласен, – сказал граф.
Его собеседник хлопнул в ладони.
– Отлично! Давненько я не развлекался. Во что будем играть?
– В покер.
– О! Излюбленная игра американских матросов, которую любезно описал Джонатан Грин.
Ладоши снова хлопнули. На столе появилась колода карт.
– Не против, если моими? – граф осторожно отвернул лацкан пиджака.
– Ха! А вы мне нравитесь, Фердинанд. Та же хватка, что и в первый раз.
– Только немного дрожат руки, – сказал граф и позволил себе рассмеяться.
Смех помог немного снять напряжение.
Сигара в руке хозяина кабинета походила на уменьшенную модель его первого дирижабля LZ-1. Это тоже по-своему успокаивало.
Мужчина в чёрном с прищуром посмотрел на вскрытые карты графа. Потом налил себе коньяка, выпил и откинулся в кресле.
