Стас ещё раз взглянул на Кристину. Сдержанная, строгая даже в пьяном споре. Что-то в ней пугало Стаса до чертиков, но что именно, он разобрать не мог. По всему выходило, что за вину Крис было больше плюсов, чем минусов. Её мотивы и возможности были выше, чем у Толика. Но все же, нелогичность выбора места Стаса смущала. Это для Толика или кого-то другого было удобно вывести потенциальную жертву из города, так как там контакт ограничен, но у человека, находящегося постоянно рядом… Нет, проще там. Возможностей гораздо больше. И можно было не париться с таким количеством свидетелей. Стас пересчитал свои воображаемые плюсы и минусы. Выходило три против двух.
“Осталась Соня, — подумал Стас. Голова начинала побаливать. Ясность сознания уже терялась. — Соня, и спать. Что с ней? На перевале она была “за” - плюс. Неадекватное поведение. Явное желание заполучить Родиона. В совокупности с неуравновешенностью - вероятность убийства из чувства ревности. Это второй плюс. Кровь на ноже и порезанный палец. Еще один “за”. Глубинных мотивов, связанных с отцовством, тут искать не стоит. Их попросту нет. Ей скорее всего неважно, чьим сыном был Иван. Даже играло на руку, что он от Толика. Значит у Крис и Родиона нет общего ребенка, — Стас задумался и вспомнил. — Когда все пошли осматривать пляж, в самом начале. Женщины сели за руль, мужчины шарились с фонариками. Соня же осталась в лагере и легко могла спрятать кукри, особенно, если знала, где он был сразу после убийства. И снова - плюс”.
Единственное, чего не мог понять Стас ни в одном случае, зачем было ехать сюда. Что-то от него ускользало. С Соней всё выходило плохо. Одни плюсы. Всё её поведение говорило за то, что она могла быть убийцей. Да, мотивы просты. Да, они никак не вяжутся с мистической частью и этим чертовым местом, но иногда простое - самое верное.
Стас решил, что с него хватит. Пока выглядело так, что Соня - его лучший подозреваемый. И сейчас она была изолирована ото всех, что разумно. А значит, сыщик своё дело сделал. Может и отдохнуть.
Он поднялся. Посмотрел на Кристину и Толика. Они уже практически не спорили. Больше сидели молча и смотрели в огонь. Толик с каким-то странным мечтательно задумчивым выражением. Кристина - с ненавистью. Видимо, Толик смог одержать верх в споре.
— Я спать, — произнес Стас. — Не поубивайте тут друг друга.
— Будь спокоен, сыщик, — пьяным голосом пробормотала Кристина. — Соберёмся убивать – тебя разбудим.
Толик молча махнул рукой.
Стас побрёл к палатке. Перед самым входом задержался, глотнул прохладного воздуха. Голова чуть прояснилась. Он вдруг почувствовал себя одиноким. Ему сейчас очень нужна была Вика, чтобы прижать ее к себе, о чем-нибудь поговорить. Не об убийствах, о чем-то приземленном. Какой фильм посмотреть вечером или что завтра купить в магазине. Но он понимал, что женщина, наверняка, уже спит. И будить ее он бы не стал. Ни за что. Стас улыбнулся, подумав, как приляжет рядом, обнимет Вику сзади, прижмётся животом к её тонкой изящной спине, положит руку на бедро и так заснёт.
Он подошёл к палатке вплотную, и только тогда услышал тихое, на грани слышимости, пение.
Глава 15
Вика в палатке тихонько пела:
Примет ли облик безвестного образа, будто случайного
Это не сон
Это не сон
Это вся правда моя, это истина
Смерть побеждающий вечный закон — это любовь моя
Это любовь моя
Они слышали эту песню по Радио Катунь совсем недавно, чуть больше суток прошло, а Стасу казалось, словно в другой жизни.
Он открыл внутренний клапан палатки и замер.
Фонарик на телефоне Вики был включен, но накрыт какой-то полупрозрачной тканью, отчего внутри был полумрак, незаметный с улицы. Но само пространство палатки казалось крохотной волшебной пещерой. Мягкие тени обводили силуэты аккуратно разложенных вещей. Тут были и вещи Стаса. Вика принесла их из машины и выложила так, чтобы можно было легко достать что угодно.
Ровно расстеленные спальники, какие-то мелочи. Даже дурацкая плюшевая собачка, валяющаяся в бардачке машины с давних времен, сидела тут у изголовья и казалась к месту. Вика замолчала, когда он входил, посмотрела на него с лёгкой, немного печальной улыбкой:
— Мне захотелось сделать это место уютным. Хочу, чтобы ты мог расслабиться, немного отдохнуть. Я понимаю - это глупо, но…
— Тише, малыш, — произнес Стат, осматривая преобразившуюся палатку. — Тут так… — он старался подобрать слова, но не мог. Не об этом ли он мечтал минуту назад? Не такого ли жаждал? — Тут так по-домашнему. Уютно, тепло и хорошо.
Он скинул кроссовки и пробрался ближе к ней. Вика сидела, скрестив ноги по-турецки, лицо её словно светилось в полумраке. Она улыбнулась, и у Стаса стало хорошо на душе, наверное, впервые с момента, когда бутылка полетела в костёр.
— Я не знала, как тебя поддержать. Снаружи как будто другой мир. Мне страшно в нём. Только здесь я могу дать тебе что-то. Прости, я такая… — она пожала плечами.
— Ты такая, какая мне нужна, — улыбнулся Стас, протянул руку и убрал каштановый локон за ушко.
Вика потянулась за его ладонью, прижалась к ней щекой, повернула голову и поцеловала Стаса в ладонь.
Он привлёк её к себе и посмотрел в глаза. Вика смотрела на него в ответ. Не отрываясь. Взгляд её обещал что-то такое, от чего Стасу стало жарко, дрожь пробежала по телу. Было ли это обещание домашнего очага, уюта, нежности, всего, о чём только может мечтать мужчина? Или зелёные, с золотистыми искорками, глаза обещали что-то ещё, о чём он и не думал никогда? Она улыбнулась, притягивая мужчину к себе.
Стас поцеловал её, осторожно, боясь разрушить этот хрупкий момент грубостью.
Вика отвечала на его поцелуй сначала робко, но потом словно ток прошёл между ними, и всё изменилось: она жадно целовалась, и от неё шёл сладкий запах и жар.
Вдруг Вика чуть отстранилась, не сводя со Стаса игривого взгляда. Потянулась куда-то рукой, миг, и полилась тихая мелодия. Красивая, без слов. Протяжно запел саксофон, ритм чуть ускорился.
— Я сделала очень тихо, — произнесла Вика, — никто не услышит.
Стас уложил ее на спальник и лёг рядом, опёрся на локоть. Провел кончиком носа по шее, поцеловал в мочку уха. Вика улыбалась, лёжа с закрытыми глазами. В полумраке палатки Стас отчетливо видел, как двигались её губы, словно что-то шептали. Он не стал вслушиваться, сейчас это было не важно.
Вика запустила руку под его футболку и принялась гладить волосы на груди. Затем взялась за края ткани двумя руками и стянула с него одежду. Он обнял её, прижал к себе, и мир вокруг перестал существовать. Был только жар и биение.
Они не слышали ничего, полностью растворившись в моменте, и только иногда Стасу казалось, что на самом краю слуха проплывают вскользь, словно в другом мире, звуки, дальние протяжные голоса.
Потом они уснули в обнимку: она на боку, он, обнимая её сзади, прижимаясь к тонкой изящной спине. Последнее, что Стас почувствовал, прежде чем провалиться в сон: что они оба сейчас легко улыбаются, как будто оказавшись наконец дома. Он успел подумать: “А ведь это действительно она, та самая…” и уснул.
Над Катунью плыло зеленоватое свечение, вода шумела всё тише, тише, и наконец встала. Пляж, спящие люди, камни и ветви ивы, песок и костёр – всё это пришло в движение, неуловимое, незаметное. Медленно опускаясь, плыли песчинки, проваливались камешки, скользнул кукри в окровавленном пакете, пустая бутылка из-под Джека Дэниэлса, палатки и машины. Мир поплыл вниз.
Вика толкнула его. Он встрепенулся:
– Что, малыш?
– Посмотри, там… там что-то снаружи, – голос её дрожал, дробился, но Стас не обратил на это внимание. Вылез из-под спальника, наспех оделся и выполз наружу. Перед палаткой стояла девочка, и он сразу узнал её. Она развернулась и побежала, Стас – за ней.
