Какое же это простое и ужасное слово одновременно.
— Знаешь, Гектор, что-то мне теперь хочется свалить отсюда поскорее и подальше… Вряд ли их сочетание будет выглядеть так просто. Скорее всего, Гиберт покажет какое-нибудь нетипичное поведение. И, не исключено, что оно может сильно отличаться от того, что мы увидим, если просто попадем в пугающий радиус Лесного Страха.
— Значит, ты почти уверен, что Гиберт в любом случае нас предупредит?
— Почти! Это ты точно подметил, брат.
Вечер
Когда я вернулся домой, отца уже не было. Он отправился в очередную командировку, оставив на столе в гостиной записку. Звонить мне в Эб-Гон бессмысленно — цифровая электроника там не работает.
«Как и говорил, отправляюсь в Фоломон. Вылет перенесли на сегодня и, по понятным причинам, сообщить тебе об этом не получилось. Удачи тебе на работе. Вернусь минимум через пару недель.»
— В Фоломон на пару недель, значит. И тебе удачи, пап, — я улыбнулся и перевел взгляд с листка на лежащую рядом газету.
«Аномалия снова на территории Отечества! Внимание!
Усилено патрулирование периметра Горденского леса…» — гласил заголовок.
До Моур-Бэй почти сотня километров на север и назвать это «близким», особенно учитывая максимальную скорость перемещения Аномалии около пятнадцати километров в сутки, довольно трудно. Единственное, что насторожило — это направление ее движения. Судя по написанному в газете, она смещалась на юг с невиданной уверенностью. То есть — в нашу сторону. Если так и дальше пойдет, то Эб-Гон закроют через пару дней впервые за новую и современную истории вместе взятые. Особенно жуткой эта новость казалась, если вспомнить вопрос Гектора.
— К черту демонов, Гектор, ты уже слышал эту новость?
Забросив грязную одежду в стирку и приняв душ, я сел за компьютер. Он не был выключен, просто стоял в режиме ожидания. Видимо, отец так торопился, что забыл не только отключить его, но даже не закрыл последние открытые приложения. Судя по ним, перед далеким выездом папа поддался сентиментальности и решил просмотреть старые записи и фото с участием моей мамы, которая погибла через пару дней после родов.
Я залип на пару минут, внимательно разглядывая одну из таких фотографий. Я понимал, что это моя мама, знал, что она — как и отец, самый близкий для меня человек. Понимал, но не чувствовал. Женщина, которую я совершенно не помню вживую, казалась мне чужой. Меня будто ничего с ней не связывало.
— Черт.
Как бы ни старался, я лишь ощущал, что отец угнетен, что его что-то сильно гложет, но не мог почувствовать его боли. Я не мог поставить себя на его место еще и потому, что сам ни разу не любил. Поэтому считаю, что папа преувеличивает.
Как же хреново быть крепко привязанным к тому, с кем больше никогда не увидишься. Вот какой вывод для себя извлек я.
Моего отца звали Дэрилл. Дэрилл Лиссебар, если говорить конкретнее. Ведь именно эта фамилия, успевшая наделать шуму, наверняка помогла мне устроиться не подмастерьем за полставки, а полноценным рабочим, хоть и всего на полтора месяца. Моему отцу приписывают наибольший вклад в появление микроэлектроники, какой мы сейчас ее видим. Начав с разработки умного браслета отслеживания, где необходимо было вместить многое в малом объеме и массе, он постепенно перешел на более серьезные в плане вычислительной производительности устройства. Так, вскоре, произошел цифровой «бум», последствия которого видны даже за пределами Динзавии. «Благодаря передовым решениям Лиссебара наше государство на данный момент почти монополизировало международный рынок высоких технологий» — так твердят моему курсу в институте уже четыре года подряд. Конечно, когда мы изучали чипы иностранного производства, я убедился, что до конкуренции с нашими творениями им еще далеко, но это лишь означает, что «доить эту корову», благодаря высоким ценам, Динзавии получится только временно.
Говорят, после смерти моей матери, Дэрилл был настолько разбит, что сам надел себе отслеживающий браслет, надеясь, что его присутствие поможет отцу держать себя в руках, в условиях постоянных требований новых разработок от правительства. В то время ношение подобных браслетов было упразднено для граждан Динзавии и предписывалось только приезжим в страну, или психически больным, а это значило, что папа тогда считал себя психом… Правда, носил ли он рабочее и включенное устройство на самом деле — мне неизвестно. Думаю, это был муляж, т. к. с действующим браслетом слишком много мороки хотя бы в плане документов.
А вот кто действительно носил настоящий отслеживающий браслет — так это Гектор. Он приехал вместе со своей семьей в Динзавию десять лет назад, в последний год «терпимости», когда иностранцы еще могли получить наше гражданство. Вскоре после его переезда, националистическая идея Динзавии вышла, так сказать, на новый уровень и постепенно развивается до сих пор. Отец говорит, что с одной стороны — это правильно. Наш жесткий государственный строй, приведший к процветанию, вряд ли останется стабильным с ростом количества полноправных иностранных граждан, приезжающих в поисках лучшей жизни сюда. С другой стороны, по мнению Дэрилла, усиление националистических движений в перспективе до добра не доведут. Примером тому уже служит обострение ситуации с Вермардией на севере из-за территории, которую Динзавия когда-то «подарила» соседу, и которую мы теперь хотим вернуть.
Что об этом думаю я?
Единственный приезжий иностранец, которого я знаю — это лучший друг Гектор, по нелепой случайности носивший браслет, разработанный моим отцом. Он, как и его семья, за всё время, проведенное с устройством, и до сегодняшнего дня, ни разу не сделали ничего противоправного и тем более противозаконного. Первое время я был очень осторожен с Гектором, но через пару месяцев после знакомства, понял, что он гораздо больше похож на нормального, веселого и честного динзавийца, чем обезьяна из зоопарка, с которой раньше у меня ассоциировались иностранцы с браслетами (особенно вермардийцы). После уроков истории и этики, уверен, многие до сих пор думают, что основная масса иностранцев — вспыльчивые дикари, так и жаждущие устроить беспредел. Совершенно неудивительно, что идею присоединения старой территории так рьяно одобрили граждане Динзавии. Обезьяны не имеют права на нашу область, хоть она и была передана ранее.
Если сначала браслет друга вызывал у меня настороженность, то после я чувствовал лишь стыд и досаду. По крайней мере, это было правильной мерой только в небольшой отрезок времени, или пока среди динзавийцев не найдется тот, кто сможет поручиться за приезжего. Сам Гектор говорит, что я слишком добр и наивен. Родившись в стране, которая прошла через систему отслеживания, я не представляю, что многие люди могут делать что-то неадекватное с точки зрения моих моральных принципов. После получения гражданства друг считает, что, раз благодаря отслеживающей системе преступность была полностью ликвидирована, то в браслете нет ничего плохого. Человек является человеком, потому что осознает и соблюдает правила, которые были созданы для поддержания мира и процветания. И это весьма обоснованное мнение, которое я не могу оспорить. Процветание, явившееся в Динзавию после введения жесткой системы правил, наблюдают все, так же как видят вред от тех, кто решает нарушить эти правила. Это очевидно.
Я открыл почтовый ящик и улыбнулся, увидев, что Велла ответила на мое сообщение.
«Пока не знаю. После этой тяжелой недели я только и думаю, что о выходном. Попробую отпроситься на денек. Как ты? И почему спрашиваешь?»
Одни только эти слова вызвали у меня радость и трепет. Перед тем, как набрать девушку, я вспомнил речь Гектора на счет моей влюбленности. Эта мысль усилила мое волнение.
— Алло? Марк, здравствуй, — ответила она своим привычно спокойным голосом всего через пару гудков.
— Привет, Велл… Во сколько ты приедешь? Я хотел позвать тебя в Эб-Гон, если получится с выходным.
