Ангел отвела глаза. Да ладно, она не могла всерьёз так думать!
— Брось, — с нажимом продолжил Дин. — Филлип Спайн изменял жене буквально со дня свадьбы — пока невеста развлекала гостей, он успел отыметь в сортире её подружку. Вся улица знала о его похождениях, только Мэри до последнего оставалась в блаженном неведении. И ты хочешь сказать, что эта смерть не стала торжеством справедливости?
— Справедливости для кого? — тихо уточнила ангел.
— Для всех, — безапелляционно заявил Дин.
— Справедливости «для всех» не существует, — девичий голос стал ещё тише. — Взгляни.
Полный скепсиса Дин посмотрел на ту часть города, куда жестом указала собеседница. Кладбище? А, похороны — он прищурился — обсуждаемого Фила Спайна. Мэри стоит немного в стороне — кто бы сомневался. Кстати, строгий вдовий наряд идёт ей гораздо больше идиотских клетчатых платьев, которые она носит дома. Хорошо, кто там ещё среди провожающих? Коллеги, соседи, любовницы — целых трое, и каждая полагает себя единственной. Дуры. Ещё родители: седая мать патетично рыдает над гробом, отец смахивает с ресниц скупую слезу. Как банально.
— Он был её единственным ребёнком, — печально сказала ангел. — Три выкидыша, ЭКО, почти девять месяцев врачебного контроля — и всё-таки она его выносила. А теперь хоронит.
— То есть ты считаешь, — Дин высокомерно скрестил руки на груди, — что ради свекрови Мэри должна была простить мужу предательство? Как по-ангельски!
— Не простить, — в открытом зелёном взгляде ясно читалось желание не доказать, но объяснить. — Проявить милосердие, как Отец наш проявляет его ко всем заблудшим.
У девчонки определённо был талант к неприятностям: вот так взять и всего одной фразой попасть чётко по больному сумели бы очень немногие.
— О, да! — ощерился Дин, и позади него полыхнуло яростное пламя. — Сбросить восставших в глубины Ада — это ли не милосердие?
Такое проявление гнева могло напугать кого угодно, однако простушка не опустила глаз.
— А разве хоть один из вас просил Его о милости?
Просил? Да что она вообще знает, эта идиотка! Разве она была там, разве стояла против легионов Михаила, разве её соратники гибли под ударами огненных мечей? И после такого — просить?!
— Нет, — выплюнул Дин, резко крутанувшись на каблуках, и бросил через плечо: — В последний раз предупреждаю, не вмешивайся в мои дела. Пожалеешь.
Адский портал послушно распахнулся перед ним, но ангел окликнула:
— Дин! — и он зачем-то остановился. Не оборачиваясь.
— Прости, пожалуйста, — девчонка и впрямь говорила виновато. — Я не хотел напоминать о плохом. Просто меня взяли на Небо уже после Войны, поэтому иногда забываю, каким горем она была.
Горем? Событие, расколовшее мироздание пополам и едва не выжегшее его дотла она называет горем? Дин сжал губы в тонкую нитку, удерживая хлёсткий ответ, и шагнул в портал.
Обсуждать Войну с не понимающей, о чём говорит, соплячкой он не собирался. А извинения ему всегда были без надобности.
Глава 4
Бежать. Сквозь лес, смертельно испуганным зверем, не разбирая дороги. Едкий пот заливает глаза, лёгкие рвутся в клочья — бежать. Ветки беспощадно бьют по рукам и лицу, цепляются за одежду — бежать. Корни бросаются под ноги — сколько раз он чудом удерживался от падения? Неважно, бежать. Потому что позади — чёрный ужас на мягких лапах, чьё огненное дыхание уже опаляет спину. Из горла рвётся жалобный крик загнанного оленя, мышцы предательски слабеют от обречённого понимания: сейчас его догонят.
«Сюда!»
Он шарахается в сторону, какой-то сучок почти выкалывает ему глаз, но внезапно впереди между деревьями становится виден просвет. Жажда жизни острым лезвием надежды вспарывает последний резервуар сил — когда они иссякнут, останется только упасть и умереть. Беглец наконец вырывается из мрачного лесного царства на освещённый полной Луной серебряный луг и видит впереди свой единственный шанс — крест стоящей на невысоком холме церквушки.
Теперь он не бежит, а летит по воздуху. Беда лишь в том, что преследующий его ужас тоже осознаёт: ещё чуть-чуть, и жертва спасётся. Игры закончились — в три гигантских прыжка ставший реальным кошмар почти догоняет человека, однако сделать четвёртый ему не суждено.
Вспышка белого света настолько яркая, что у беглеца на миг появляется вторая тень. Рискуя всем, он оборачивается и видит невообразимое: вставшую между ним и чёрным ужасом сияющую крылатую фигуру.
«Беги!»
И он бежит. С неожиданной ловкостью перепрыгивает через низкую кладбищенскую ограду, вынужденно сбавив темп, карабкается по холму вверх. Дверь притвора открыта — не иначе, как тем добрым гением, который привёл его сюда. Беглец врывается под спасительный кров и прямо посреди главного нефа падает без сознания.
***
Рассматривать город ночью было гораздо интереснее, чем днём. Солнечный свет заставлял тьму прятаться в закоулки человеческих душ, но стоило светилу скрыться за горизонтом, и она выползала обратно. Ночь помогала распускаться цветам греха, за которыми Дин — опытный и трудолюбивый садовник — следил со всем тщанием. Однако кроме него были и другие, кого привлекало бессветное время суток. В самый глухой час, час быка, старина Пах выпускал на охоту своих питомцев, и сейчас один из них как раз гнал по лесу предназначенного ему грешника. Финал был предсказуем, а потому не интересен, вот только чья это светлая тень скользила чуть впереди бегущего смертного?
Над утёсом Семи Ветров распахнулись могучие чёрные крылья.
— Идиотка!
Адский Псарь всегда дрессировал своих гончих как положено, но этот пёс, похоже, был слишком молод и разгорячён погоней. Вместо того, чтобы смириться с потерей добычи и вернуться к хозяину, он в ярости бросился на ту, кто осмелилась встать на его пути. Повалил на землю, метя клыками в горло, однако ангел успела закрыться рукой. Бритвенно острые когти полоснули её по груди, чудовищные челюсти насквозь прокусили тонкое предплечье, разжались — и больше не сомкнулись. Коротко свистнувшее в воздухе лезвие из дамасской стали рассекло адского пса пополам, поставив кровавую точку в его неудачной охоте.
— Вот же дрянь!
Спихнуть с ангела две части собачьей туши и не запачкаться было почти невозможно, однако Дин справился. Поддёрнув брюки, опустился перед истекающей кровью девчонкой на одно колено, нахмурился — да уж, Пах превосходно учит своих подопечных. Если оставить всё, как есть, очень скоро в Раю станет на одного ангела меньше.
— Ничего личного, — сообщил он, беря на руки бессознательное, неожиданно лёгкое тело. — Просто останавливаться на полпути — не мой стиль.
***
За тысячи километров от Карстон-сити, в долине реки Иордан солнце только садилось. Дин безошибочно выбрал небольшую безлюдную лужайку на восточном берегу и подошёл со своей ношей к самому краю мутно-жёлтой воды. Представил, что его сейчас ждёт, и ещё сильнее разозлился на безмозглую соплячку, умирающую у него на руках. Однако отступить было бы глупо, а выглядеть глупцом хотя бы в собственных глазах Дину не позволяла гордость. Так что он покрепче сцепил зубы и решительно вошёл в реку.
Ощущение было такое, будто он решил искупаться в чане с соляной кислотой. И всё же Дин погрузился почти по пояс, прежде чем аккуратно опустить в воду тело ангела, которое, естественно, сразу пошло ко дну. Тем не менее спасателя это не обеспокоило — река, где крестился Назаретянин, не причинит вреда обитательнице райских кущ. Зато теперь можно было наконец-то выбраться из воды, что Дин и сделал с неприличной для его статуса поспешностью. Окинул себя мрачным взглядом — мокрая, перепачканная кровью одежда, руки словно кипятком ошпарены, даже волдыри вздулись. И, судя по непередаваемым ощущениям, такая же участь постигла все соприкасавшиеся с речной водой части тела. М-да, весёленькие сутки ему предстоят, пока не закончится регенерация. А всё из-за кого? Из-за прекраснодушной дуры, не умеющей элементарно за себя постоять, но при этом сознательно лезущей Гриму в пасть. Дин клятвенно пообещал, что девчонка сполна ответит за все причинённые неудобства, и щёлкнул пальцами, вызывая низшего духа.
