Лидия пошатнулась и вынуждена была опереться рукой на одну из собак. Таксидермист бросился к ней и помог принять вертикальное положение.
— Аккуратнее, детка! — сказал он тихо. В его голосе сквозила сдерживаемая ярость. — Это были мои любимые собаки. Я так любил их, что не мог смириться с мыслью о такой неэстетичной вещи, как смерть. Или старость. И я не стал ждать…
Несмотря на опьянение, Лидия почувствовала более чем неприятный запах, исходивший от чучел.
— Н-ну, мы так и будем здесь стоять? — осведомилась она, испытывая на прочность тонкие высокие каблуки своих туфель.
— Что ты, моя прелесть! — Он улыбнулся белозубой улыбкой, словно взятой напрокат из рекламы зубной пасты. Или врача-протезиста.
«До чего же гладкая кожа! — с завистью подумала Лидия. — Мне бы такую кожу лет через двадцать…»
— Ты очень красива, детка, — сказал вдруг таксидермист задумчиво.
* * *
Они вошли в гостиную. Конечно, кроме всего прочего, это было царство чучел. Но и мебель стоила столько, сколько Лидия не смогла бы заработать честно за всю свою жизнь.
Модернистские картины на стенах и сюрреалистические предметы, подсвеченные невидимыми источниками. Та же мертвая неподвижность. Островки холодного электрического света…
— Неплохо, — заявила Лидия и полезла в сумочку за сигаретой. — Ты вроде при деньгах?
Он снисходительно усмехнулся и дал ей прикурить, щелкнув золотой зажигалкой.
— Ты не поверишь, дорогая, если я скажу тебе, сколько богатых людей не могут смириться с необратимостью смерти. У всех рано или поздно умирают любимцы. Я возвращаю своим клиентам их любимые игрушки. Меня можно назвать перевозчиком с того света…
Лидию передернуло.
— Да ведь они набиты тряпьем! — сказала она резко и тут же пожалела об этом.
Таксидермист изменился в лице. Несколько долгих секунд в воздухе висела напряженная тишина. Потом он разжал побелевшие губы.
— Они лишены недостатков, присущих живым. Например, тупости. Или возможности убежать… от своего хозяина. Они не предадут и всегда останутся под рукой…
* * *
В знак примирения они выпили еще по бокалу. Черт, что же она все-таки пила? Лидия помнила только, что это было вкусно и очень хотелось еще…
Она сбросила туфли и босиком прогулялась по огромному серому ковру с длинным ворсом. В глубине комнаты, среди африканских масок, она увидела чучело попугая. Его оперение переливалось тончайшими оттенками изумрудного, фиолетового и розового цветов…
Лидия вздрогнула, почувствовав чье-то дыхание на своем затылке. Таксидермист неслышно подошел сзади и остановился у нее за спиной. Увидев, что она испугалась, он улыбнулся и перевел взгляд на чучело попугая.
— Бесполезен, — сказал он. Скорее всего, это относилось к попугаю. — Настоящее произведение искусства… Он раздражал меня своими криками. И еще он был слишком подвижен.
Таксидермист коснулся пальцами нежнейшего оперения.
— Разве ЭТИМ можно было любоваться, когда он был жив? Он заставлял меня страдать, оттого что не давал насладиться своей красотой…
Неизвестный напиток размягчил волю Лидии настолько, что она стояла и покорно выслушивала этот бред. Ей стало даже немного интересно. В реальной жизни извращенцы попадались ей крайне редко. В фильмах, которые она иногда смотрела по видику, их было гораздо больше…
Она выпустила из ноздрей дым и почувствовала, что сигарета скоро обожжет ей пальцы.
— А это? — спросила Лидия дрогнувшим голосом и показала пальцем, отставленным от остальных, будто ствол револьвера, на большого питона, навеки застывшего перед клеткой с парой каких-то экзотических птиц.
— Ах, это! — радостно воскликнул таксидермист и захохотал. — Я называл его… впрочем, это неинтересно. Он все время охотился за бедными глупенькими птичками… Теперь он больше не охотится…
— Но и птички больше не поют. — Лидия выдавила из себя весь сарказм, на который еще были способны ее затуманенные мозги.
— Потрясающе! — Таксидермист смотрел на нее так жадно, что ей стало не по себе. — А вы, оказывается, остроумны, моя дорогая! Это большая редкость… в вашем положении.
Лидия не заметила, когда он перешел на «вы». Вдруг он показался ей гораздо более старым, чем можно было предположить, глядя на его лицо и тело. Лидия чувствовала себя так, словно разговаривала со смертельно опасным стариком-маразматиком, нацепившим на себя маску вечной молодости.
Ее начинало тошнить от спертого воздуха полутемных комнат и затхлого запаха чучел. Кроме того, ее пугал весь этот огромный дом, набитый пыльными мертвецами, единственным живым обитателем которого был красивый человек с вкрадчивыми манерами и странной профессией. Но и его красота уже внушала отвращение.
* * *
У Лидии больше не было сил сдерживаться.
— Где туалет? — спросила она отрывисто, борясь с тошнотой.
Таксидермист понимающе подмигнул и дал знак следовать за собой.
…Ей казалось, что они целую вечность шли по темному извилистому коридору. «Лишь бы не испортить ковры этому придурку… — думала она все время. — Хотя почему бы нет? Еще немного — и я с собой не справлюсь… Черт меня возьми, что же все-таки я пью?!»
Обойдя половину земного шара, она очутилась перед вожделенной дверью. Ей было так плохо, что все остальное казалось совершенно неважным.
Вспыхнул яркий свет. Вокруг был холодный гладкий кафель и твердые острые углы, на которые было бы страшновато падать.
Лидия склонилась над ослепительной белой раковиной, и ее наконец-то вырвало. Медленно, с громадным облегчением, она подняла голову и громко застонала сквозь сцепленные зубы.
В зеркале отражалось стоящее в нише возле ванны чучело огромной гориллы. На морщинистом лице обезьяны застыла глумливая и одновременно угрожающая гримаса.
Лидию передернуло от неприятного запаха, коснувшегося ее ноздрей. Белая комната закружилась перед глазами, превращаясь в снежную пелену, за которой не было ничего, кроме мертвой пустоты…
«Кажется, с меня хватит», — промелькнуло в ее голове, и Лидия погрузилась в темное облако беспамятства.
* * *
И вот теперь он гладил чучело своей любимой кошки, а Лидия оцепенело смотрела на него, не испытывая ничего, кроме страха, и ощущая лишь горьковатый привкус желчи во рту. Она вспомнила, что не видела даже своего отражения в зеркале ванной комнаты. Если она выглядит хотя бы наполовину так же дерьмово, как чувствует себя… Лидия попыталась на ощупь установить, что представляет собой ее прическа. Свою сумочку она даже не пробовала искать…
— Вы мне очень нравитесь, дорогая, — заявил вдруг таксидермист. — Временами вы просто неотразимы!.. В знак моего особого расположения я покажу вам кое-что интересное. Прошу в спальню.
«Ага, ну конечно, как я могла забыть!» — подумала она и даже испытала нечто вроде облегчения. По крайней мере, этот номер программы был ей хорошо известен. Ситуация показалась ей предсказуемой и почти банальной.
Лидия с трудом поднялась и послушно направилась в спальню.
Проходя через одну из комнат, она увидела коллекцию холодного оружия, но ощущала такую слабость во всем теле, что не подняла бы сейчас и рюмки. Таксидермист постоянно находился рядом, поддерживая ее за локоть.
В полутемной спальне, кроме большой низкой кровати, Лидии бросились в глаза чучела двух голубых ангорских кошечек и кролика с длинной волнистой шерстью.
— Любимые твари моей жены, — равнодушно объяснил таксидермист и включил верхний свет. — А вот и она сама, моя красавица, моя девочка, мой последний шедевр! — Его голос потеплел, в нем прозвучала неподдельная нежность.
Смысл этих слов еще не дошел до сознания Лидии, когда она заметила в углу спальни неподвижную женскую фигуру в лиловом полупрозрачном одеянии.
— Вы первая, кто видит это, кроме меня, — с благоговением произнес таксидермист и посмотрел на Лидию так, словно позволил ей приобщиться к великому таинству.
— О господи, нет! — прошептала она, когда до нее дошло наконец, что это вовсе не патологическая шутка.
Лидия долго с ужасом смотрела на таксидермиста, не в силах оторвать взгляд от его лица, озаренного внутренним светом. Потом, вздрагивая от омерзения, медленно повернула голову в сторону чучела его жены.
Наверное, та действительно была при жизни красивой женщиной. Длинные светлые волосы и сейчас выглядели вполне естественно, но глаза оказались тусклыми и безжизненными. Потом Лидия поняла, что это всего лишь стекла.
Таксидермист подошел к чучелу и медленно раздел его, пока их взглядам не предстала ничем не прикрытая нагота. После этого он стал жадно гладить неподвижное тело, по-видимому, возбуждаясь.
Зрелище было настолько отвратительным, что у Лидии потемнело в глазах и закружилась голова. Чтобы не упасть, она медленно опустилась на кровать. Сквозь незримую ватную стену до нее доносились голос таксидермиста и далекая музыка из гостиной.
