Стучал в люк и начиналось. Задавал вслух вопросы, получал ответы. Один стук — да, два стука — нет. Всё очень просто.
Но когда в соседней комнате заздоровались уфологи, Миша засунул книгу обратно.
…И стоя на поляне в березовой роще, припомнил, как эти же уфологи, словно гусята, ходили за Лёшей по траве, галдели и щупали глазами примятости, а один заметил кривые березки и значимо кивнул другим, а Миша пояснил, что это карельские, они должны быть такими, но от него отмахнулись — знаем, мол! И бородач Куликов стал щелкать фотоаппаратом.
Сама собой родилась мысль пойти на другой конец ботсада. Сегодня пусто, санитарный день. Путешествие может быть опасным, но игра стоит свеч — там, у обрыва за участком степей Украины, на свалке, небось завезли новую порцию мусора со всех урн, и если повезет, Миша найдет там пустые прямоугольные кассеты от «Полароида». В этом сезоне в моде фотоаппараты «Полароиды» — вставляешь в такой черную кассету, а в ней внутри целая химическая лаборатория. Снимаешь и почти сразу получаешь готовый бумажный снимок, кассету же выкидываешь. Но внутри ее остается еще живая батарейка. Вскрываешь кассету, подсоединяешь к батарейке копеечную лампочку, и фонарик готов!
Оглядываясь, Миша спустился в небольшой ров под валом. Наверху росли березы, вдоль рва на некотором расстоянии была аллея около лещины. Весной тут, на дне, скапливалась и замерзала вода, и было здорово бегать по хрусткому льду, кроша его ногами.
Из рва Миша вышел на перекресток, где березовая роща граничила с участком хвойных. Серебрились впереди высокие пихты, слева стояли мягкие лиственницы, а за ними маячила на холму соседнем статуя Родины-матери и слепяще желтели купола Лавры.
Свернул по аллее вдоль подпиравшего лиственницы, приземистого разлапистого можжевельника. В серебристой пахучей зелени прятались в норах из паутины пауки-крестовики.
Надо было, если б та девушка не свалила, завести разговор о литературе. Недавно Миша купил в книжном на Бастионной, в угловом доме, где так Бош, а так Бастионная, купил там двухтомник Дюма «Анж Питу» на темной, плотной бумаге. По дешевке почему-то продавался. Два толстых тома. И можно было бы сказать небрежно:
— А я сейчас читаю старого доброго Дюма.
И затем, когда девушка бы проявила интерес, что же именно, он бы ответил:
— Из всего наследия Дюма выше всего я ставлю «Анж Питу». Его сейчас и читаю.
А вернувшись домой девушка рассказывает своему отцу, седому профессору в роговых очках, что живет еще один человек на белом свете, который, как и отец-профессор, выше всего ставит «Анж Питу».
Прокручивая в голове эту сценку на разные лады, Миша зашел в темный сосновый лесок. По другую сторону забора с дырками между прутьями, в переулке, рос огород и через дорожку от него были частные дома. Между забором и соснами стояли, роняли рыжие мягкие свои иголки лиственницы. Впереди широкой тропы показалось пустое небо. Дальше склон понижался к Днепру, и Миша знал — если пойти вперед и чуть левее, а не свернуть направо, то будет крутой обрыв над рекой, где высоченные деревья равняются с тобой кронами. А чуть ниже кромки обрыва — пещерка тайная, малая. Ход туда только снизу, надо сначала сойти и не упасть, а потом перебраться через студёный родничок и карабкаться вверх по заросшему диким кустом да деревом склону, и будет осыпаться из-под ног песочная земля. Запыхавшись и ободрав руки, доберешься ты до суглинного карниза и над страшной высотой пойдешь по нему вправо, и откроется, что в горе есть нора. Внутри — ниша в задней стенке, а пол устлан сухой травой. Сидишь, ноги вытянув — они высовываются наружу, а перед тобой будто окно, и видно в нем небо, Днепр и весь левый берег.
Грунтовка вывела Мишу из соснячка в буковую рощу и стала асфальтовой аллеей. Слева в котловине через деревья проглядывали купола церквей Выдубицкого монастыря — зеленый и синий в звездах. Миша остановился у куста кизила, растущего близ обочины, и минут пять поедал тёрпкие спелые ягоды.
Потянувшись за очередной, он заметил, что манжета пиджака лоснится. Пиджак был старый, из тех нескольких дедовских костюмов, кои мама Миши нашла в сундуке на чердаке и собиралась выбросить, но сын воспротивился. Так пахнущие сыростью костюмы перекочевали в платяной шкаф. Штаны от костюмов оказались велики в талии, а вот пиджаки вполне, и Миша стал их носить. Запах придавал пиджакам особенную похоронность, что Мише нравилось.
Обычно он клал в нагрудный карман блокнот и карандаш, а в правый внешний карман — перочинный ножик-белку. В левом кармане обычно лежала болониевая сумочка и маленькая Библия, которой Миша намеревался отпугивать мертвецов или вампиров, если его окружат.
По низовью сиреневого сада Миша добрался до перекрестка. Одна дорога оттуда поднималась, заворачивая, к верхней террасе сирингария, хоть и не к вершине горы. Другая — узкая, вдоль оврага, спускалась изогнутой лентой в сторону Днепра и Выдубицкого монастыря, а овраг тот был ущелистым началом удолья давних Выдубичей. Но Миша пошел прямо, по аллее. Над нею нависали плодоносящие райские яблочки. Они румяными шариками скатывались по склону прямо на дорогу. По правую руку они росли, а за ними выше виднелся желтый ботсадовский корпус, дореволюционный дом, со столовкой на первом этаже. Туда можно было зайти и купить пирожное «язычок», если б не санитарный день. Или слойку. Но слойки не всегда продавались.
Слева за кустами и елями, глубоко внизу, белела монастырская стена, над нею упирались в небо синие, зеленые купола в звездах. Среди хмеля спряталась многовековая лестничка по другому краю оврага, клином разведшего плоть крутого, дикого непролазного склона. Дальше склон расчищался, и подымались с несусветно далекого дна громадные деревья, разменявшие не одно столетие.
Погрузившись в мысли, Миша Гнутов свернул вправо, прошел под горой с Ионинской церковью, мимо магнолий к еще одному большому перекрестку, откуда вверх шла большая дорога, бывшая улица Караваевская, а слева от нее, за темным леском, высилась гора с острой вершиной. Ее можно было обойти, но Миша полез по глинистой тропе, хватаясь иногда за сухую траву.
Тяжело дыша, он добрался наверх. С голого утоптанного пятачка открывался вид на весь ботсад и окрестности. Уходящий к югу вдоль холмов синий Днепр. Зеленый, поросший деревьями соседний холм Лысой горы, а между ним и Зверинцем — промзона Телички с трубами ТЭЦ и деревообрабатывающего комбината. Бусова гора с лабиринтом переулочков и лестничек частного сектора. Далекий левый берег — дачи на Осокорках и Позняках, со стороны которых в ботсад еще в восьмидесятые
