– Да. Никогда не захочу, чтобы Люси шла на какие-то жертвы. Собственно, я рад, что она собирается туда. Так лучше для нас обоих.
Марк иронически посмотрел на Сэма:
– И чем же это лучше лично для тебя?
– Я не даю обязательств.
– Почему?
– Потому что не могу, – огрызнулся Сэм. – Я не ты.
– Да ты совершенно такой, как я, идиот. Пытаешься всеми силами избежать того, через что мы прошли, пока росли. Как ты думаешь, мне легко было признаться, что я влюбился в Мэгги? Просить её руки?
– Нет.
– Ну, вообще-то, легко. – Марк улыбнулся в ответ на озадаченное выражение на лице Сэма. – Найди того, кого нужно, и самое трудное дело в мире станет самым лёгким. У меня были те же проблемы, что и у тебя. В семье Ноланов от этого никуда не денешься. Но скажу тебе вот что: я бы никогда не позволил Мэгги уйти, по меньшей мере, не сказав, что люблю её. И однажды я так и сделал… Мне просто ничего не оставалось, как набраться духу и прыгнуть.
* * *
Приблизительно через восемьдесят пять часов после того, как Сэм последний раз виделся с Люси (не то, чтобы он считал), в дом на Рейншедоу доставили посылку. Парочка парней бережно достала из грузовика огромный плоский предмет и подняла его на крыльцо. Возвращаясь с виноградника, Сэм подходил к дому как раз в тот момент, когда уезжали парни. В передней стоял Алекс, уставившись на частично распакованный предмет.
На окно с деревом.
– Записка прилагалась? – спросил Сэм.
– Нет.
– Парни с доставки что-нибудь сказали?
– Только то, что устанавливать его будет ещё та головная боль. – Алекс присел на корточки, рассматривая окно. – Посмотри на эту вещицу. Я-то представлял что-то эдакое цветистое и викторианское. Ничего подобного.
В окне было нечто сильное, дерзкое и изящное, из сплавленных кусочков стекла естественных цветов и невообразимых пёстрых переплетений. Сделанные из свинца ствол и сучья дерева встраивались в окно. Сэм никогда не видел ничего подобного. Луна, казалось, сияла сама по себе.
Алекс встал и вынул из заднего кармана телефон.
– Позвоню-ка я одному парню, чтобы помог мне установить окно. Если получится, то сегодня.
– Я не знаю, – сказал Сэм.
– Не знаешь что?
– Не знаю, хочу ли я его устанавливать.
Алекс в нетерпении послал ему сердитый взгляд.
– Не впаривай мне это дерьмо. Это окно должно быть в доме. Этому месту оно просто необходимо. Давным-давно здесь было в точности такое же.
Сэм насмешливо посмотрел на брата:
– Как ты узнал?
Лицо Алекса замкнулось.
– Я только хотел сказать, что оно, кажется, здесь к месту. – И отошёл, набирая номер. – Я позабочусь обо всем.
* * *
Благодаря точным измерениям Люси, Алекс с рабочими смог без проблем вставить витраж в раму и уплотнить края силиконовым герметиком. С большей частью работы справились уже во второй половине дня. Герметику требовалось сутки, чтобы высохнуть, а потом предстояло обить стекло деревянными панелями.
«Только что установили окно, – послал Сэм смс-ку Люси. – Тебе стоит взглянуть.»
Ответа не последовало.
* * *
Обычно Сэм долго отходил ото сна, но этим утром он резко открыл глаза и тут же сел на кровати. У него возникло какое-то неприятное чувство, неуютное, словно душа не на месте. Притащившись в ванную, он побрился, принял душ. Рутинная проверка в зеркале выявила натянутое горькое выражение, которое, казалось, принадлежало не ему, а какому-то странно знакомому человеку. Потом он понял, что это выражение обычно носил Алекс.
Сэм надел джинсы и чёрную футболку и направился на кухню за кофе и завтраком. По дороге он ненароком взглянул на витражное окно на втором этаже и застыл.
Окно изменилось. Стеклянное небо сейчас затопил розово-оранжевый рассвет, тёмные ветви покрылись густой зелёной листвой. Сдержанная гамма витража уступила место ликующему сиянию. Яркие цвета, рождаемые стеклом, являли взору зримую музыку, мелодия которой лилась, проникая до самой глубины души. Оно было больше, чем красота, это впечатление от окна. Форма истины, которую Сэм не мог отрицать. Истина, разбившая вдребезги оборонительные рубежи, оставив его стоять и моргать, словно он только что вышел из темноты на солнце.
Сэм медленно спускался в тихий виноградник посмотреть, что за музыку сотворила для него Люси. Воздух благоухал запахами травы и солоноватой океанской свежести. Из-за обострённости чувств, лόзы Сэму виделись зеленее обычного, а почвы сильнее дразнили своей пряностью. На его глазах небо превращалось в столь ослепительно синее, что приходилось щуриться, чтобы от рези в глазах не навернулись слёзы. Пейзаж выглядел таким идеальным, словно его воплотил художник – разве что только реальный, – это было искусство, которое можно потрогать, пройтись по нему, попробовать на вкус.
Что-то было такое в работе на винограднике… какие-то силы природы или магии, бессловесный язык, взывающий к лозам гимном жизни.
Как во сне Сэм подошёл к пересаженной лозе, которую никто бы не смог распознать. Не успев коснуться её, он почувствовал её энергию, гудение ствола и ветвей, расцветающих к жизни. Он чувствовал, как глубоко в землю вгрызается корневище, держа якорем растение, чтобы ничто не могло его сдвинуть. Проведя ладонями по листьям, Сэм услышал их шёпот. Они говорили с ним, и он кожей впитывал секреты лозы. Отщипнув тёмно-синюю виноградину, Сэм зажал её зубами и надкусил. Вкус её был насыщенный и сложный, волнующий горько-сладкие неглубокие воды прошлого, затем смешивающийся с богатыми тёмными тайнами вещей всё ещё им непостижимыми.
Услышав шум подъезжающей машины, он обернулся и увидел, что по дороге едет «БМВ» Алекса. Брат никогда так рано не приезжал домой. Он медленно опустил окно и спросил:
– Тебя подвезти?
Сэм машинально помотал головой и сделал знак: мол, езжай дальше. Он не мог объяснить, что случилось, не сумел бы найти слов… да Алекс скоро сам всё обнаружит.
К тому моменту, когда Сэм вернулся в дом, Алекс уже добрался до площадки второго этажа.
Сэм поднялся по лестнице и обнаружил, что Алекс пристально изучает окно. На лице не отражалось удивления, лишь озабоченная напряжённость человека, подходящего к миру со своих внутренних, точно сформулированных позиций. Алекс хотел получить объяснение, какового здесь просто не было. Или по крайне мере такого, которое он бы принял.
– Что ты с ним сделал? – спросил он.
– Да ничего.
– Как же…
– Понятия не имею.
Они оба уставились на витраж, который продолжал преображаться с тех пор, как Сэм выходил прогуляться… Сожжённая дотла луна исчезла, стеклянное небо, одурманенное солнцем, сменило цвет на золотой и синий. Листва стала гуще: изумруды, оправленные брызгами морской воды, почти скрывшими листья.
– Что это значит? – вслух изумился Алекс.
Чувства, творящие видимое, как-то раз сказала Люси о своём витражном стекле.
Сэм подумал: это любовь, творящая видимое. Всё это. Виноградник, дом, окно, вино.
Пришедшее понимание было столь простым, что многие не восприняли бы его, будучи под влиянием изощрённых умов. Постигли бы лишь те, кто ещё способен удивляться. Любовь – тайна, стоящая за всем… Любовь заставляла расти виноградные лозы, и заполняла межзвёздное пространство, и держала землю под ногами. Не важно, известно вам это или нет. Невозможно остановить вращение Земли, или сдержать океанские приливы, или преодолеть притяжение Луны. Невозможно остановить дождь или навести тень на солнце. И сердце одного человека обладает не меньшей силой, чем сердца всего остального человечества.
