— Вась, ты что? Нам же сейчас в отделение, там Федорыч…
— Петр — убитым голосом произнес следователь — дай мне водки!
— Ну ладно… — пробормотал водитель, ошарашено глядя в лицо Василия, достав из под сидения бутылку водки.
Не меняясь в лице, Петренко одним глотком порядком облегчил бутылку. Протянув Петьке её обратно, он услышал звонок сотового телефона — это звонили водителю.
— Да, Степан Федорович, да… — ответил Петька — Хорошо, привезу, да… К вам зашел? Да, хорошо, передам… Да, скоро будем… Да, все закончили… Увезли… Ну, как вам сказать… Не очень так… Да, а откуда… Да… Ладно… До свидания, Степан Федорович!
— Федорыч звонил? — спросил водителя Петренко.
— Да, Вась, ты это в порядок себя приведи, тебя Федорыч вызывает.
— Лично?
— Да.
— А сам что не позвонил?
— А шут его знает. Вась, что стряслось то? На тебе лица нет? Северный был?
— Он, сука.
— А что… такое сделал то?
— Петьк.
— А?
— Заткнись, сделай одолжение.
Обычно болтливый и неугомонный Петька, сейчас счел за лучшее промолчать, и обратную дорогу в отделение нарушал только звук мотора, даже радио никто не включал.
Прибыв в отделение, Петренко как есть, прямо с папкой, в которой лежали протоколы и прочее, направился в кабинет к Федорычу. А точнее к майору милиции, начальнику убойного отдела Степану Федоровичу Михайловскому. Подойдя к двери Петренко, постучал.
— Войдите — донесся из за двери голос майора, и следователь вошел.
— Садись, Василий — указал Федорыч на стоящий перед его столом стул.
Не произнося ни звука, лейтенант сел. Сидящий в кресле начальника, мощного телосложения мужик, в форме майора взглянул на него тяжелым взглядом. Наверное, так же в молодости Федорыч смотрел на своих соперников на ринге — у него был разряд по борьбе, и даже годы и сидячий образ жизни, не могли сильно изменить его внешне. И в преклонном возрасте он оставался здоровым, как медведь, и таким же он был в работе — суровый и непреклонный.
— Ну, что Василий, как самочувствие? — поинтересовался Федорыч у следователя.
— Нормально, Степан Федорович.
— Нормально, говоришь… А ты знаешь, лейтенант Петренко, как от тебя водкой разит, а? — резко проговорил Федорыч.
— Не понимаю…
— Ах, он не понимает… Ты мне эти штучки–дрючки брось! Я ж вижу, в каком ты состоянии сейчас. Сам знаю что такое — ребенка потерять. У меня сын погиб в свое время… До сих пор себя корю, что не уберег, хотя мог бы. И про водку, не одобряю, но понять могу. Да знаю я, что пил не отнекивайся, мне Петька сказал.
— Но, Степан Федорович…
— Никаких «но»! Сюда слушай, давай, Василий. Проверка на носу, для тебя не секрет. И сам подумай, Вась, если они тебя такого увидят, то по рогам получат и ты, и я, и вообще весь наш отдел. А еще эти глухари с Северным, это вообще… Короче, я считаю, что дело Северного, и текущие твои дела надо передать Иванову. А ты в отпуск! Дочку там похоронишь по–людски, с Ленкой может, помиритесь. А там глядишь еще чего и вспомнишь, про Олю. Тогда может, у нас еще какие зацепочки появятся, как эту сволочь к ногтю прижать. Разумеешь, мою речь, лейтенант?
— Степан Федорович…
— Что?
— Я бы хотел продолжить дело Северного, Степан Федорович…
— Отомстить хочешь?
В ответ Петренко промолчал.
— Значит, хочешь — протянул Федорыч — А ты знаешь, следователь Петренко — с размаху стукнул Федорыч пудовым кулаком по столу — Что мы не благородные мстители? Мы, мать твою, простые менты, и это работа, сложная грязная и неблагодарная! И эмоции твои, тут ни к чему будут!
— Степан Федорович, но…
— Что «но»?!
— Я же все–таки один из лучших следователей нашего отдела…
— Вообще, лучший, ну и что скажешь?
— Тем более… Я один точно смогу этого выродка найти, который девок режет. И теперь я эту тварь из под земли достану…
— Вот значит как… И ты за себя ручаешься, следователь Петренко, что все в протокольном порядке пройдет?
— Да, ручаюсь…
— И задержание? — внимательно взглянул Федорыч в глаза Петренко.
Тот ничего ему не ответил.
— Ладно. Больше от тебя ничего не потребую… Хочешь работать, работай, я все таки не первый год тебя знаю. Но смотри мне, Василий, если что — спрошу по всей строгости.
— Разрешите идти?
— Иди, Вась — устало потер виски пальцами Федорыч — и совет дам все же — сегодня сходи куда–нибудь, а еще лучше сразу езжай домой, и просто напейся, вырубись… Потом легче будет… Телефон еще отключи.
— Спасибо, Степан Федорович.
И лейтенант вышел из кабинета начальника.
Папку с материалами он решил взять с собой, может можно, что нибудь помозговать на досуге. Спустившись вниз, он встретил там припозднившегося Петьку.
— О Вася! — удивился Петро — а ты что, как? Что тебя Федорыч то вызывал?
— Петь — ответил тот — Ты уже домой, да?
— Ну, вроде того…
— Подбросишь, а?
— Да не вопрос, подброшу.
И снова они ехали в тишине, лишь один раз Василий попросил остановиться возле небольшого круглосуточного магазина, откуда он вышел с пакетом, в котором позвякивали несколько бутылок с водкой.
Подъехав к дому Петренко, Петька не выдержал и спросил — Васьк, случилось, чтоль чего?
— Да, Петь случилось…
— Ты, как один–то? Нормально?
— Справлюсь.
— А что стряслось то? Ты только скажи…
— Петь.
— Да.
— Иди на хрен. И спасибо, что подвез.
И лейтенант повернулся и вошел в подъезд, сопровождаемый недоуменным взглядом Петьки.
Было время уже глубоко за полночь, когда лейтенант Петренко оторвал взгляд налитых кровью глаз от телевизора, где как обычно показывали что–то невразумительное. Он услышал звонок в дверь. На нетвердых ногах он поднялся от стола. Рядом валялось несколько пустых бутылок водки. Сколько Петренко уже выпил, он не считал. Но сколько бы он не пил, он все никак не мог забыться. На столе была банка с солеными огурцами, остались еще от Ленки. Кроме этого на столе еще лежал их семейный фотоальбом. На фотографиях были он с Ленкой — тогда еще молодые, и счастливые, думавшие, что счастье продлиться вечно… А вот и свадебные фотографии. И Оля… Сначала маленькая девочка, которую дед держит на руках, плачет, что–то капризничает. А вот она с бантиками на линейке первого сентября. Вот уже постарше, тоже нарядная такая, красивая… А вот она на отдыхе… Эх, вновь вздохнул тяжело Василий Петренко, уже в который раз за сегодняшний вечер.
Звонок в дверь повторился, уже настойчивее, прерывая поток его воспоминаний. Не думая, кто мог бы придти к нему в столь поздний час, он открыл дверь.
— Ты, сволочь, сидишь тут и пьешь! — раздался громкий женский крик.
— Привет… Лена… — пробормотал он в ответ.
— Какой «Привет Лена», скотина? Ты хоть понимаешь, что случилось? А? Да ты своими пьяными мозгами вообще ничего понять не в силах! Из–за тебя, из–за тебя Ольку убили, ублюдок! Кому ты дорогу перешел, кому?! — стучала своими кулачками в его грудь миниатюрная Ленка, заливаясь слезами.
— Лен… зайди… не надо тут на площадке скандалить — пробормотал Василий в ответ.
Не переставая плакать, Лена зашла в квартиру, которая досталась ему после развода. Сама Лена, как теперь выяснилось, ушла жить к сожителю, о чем тогда, при разводе, она ему ничего не сказала.
Когда дверь закрылась, Лена перестала кричать, и плакала уже тише, лишь иногда всхлипывая. Вместе они прошли на кухню, где Лена заплаканными глазами оглядела лежащий на столе фотоальбом, бутылки…
Вместе, не сговариваясь, они сели за стол. Лена взяла его рюмку, и налив до краев, выпила её залпом. Повторив это действие, она вздохнула, и произнесла, уже успокаиваясь — Васенька, как же все это случилось, почему?
— Не знаю, Лен…
— Как, как это случилось, почему?
— Не знаю, Лен… — только и мог сказать Василий.
— И ваши ничего не знают?
— Ничего. Мы этого выродка уже полгода ищем. Режет девок как… я даже не знаю, кто… Он ведь мучает их, и убивает так… И ни следа, ни зацепки…
— Ты дело ведешь?
— Я.
— А не думаешь…
— Нет — твердо произнес Василий — это если б я хотя б близко подобрался, он бы так сделал. Да еще либо до, либо после позвонил бы или письмо прислал, сказал бы, мол не копай под меня, ментяра, хуже будет. А тут ничего… Просто вот Ольке не повезло…
— Не повезло… — повторила Ленка — Я не знаю, как мне теперь, я ведь только ради неё и жила, все боялась, как бы что не случилось…
— Знаю, Лен — кивнул Василий. Из–за Оли они и развелись — Лена боялась все, как бы из–за работы отца чего бы с дочкой не приключилось. Василий тогда не то чтоб был сильно против — Лена тогда ему всю душу измотала скандалами, да и пропадал он на работе подолгу, дочку редко видел. Вот она и ушла от него. И, как теперь получалось, зря ушла. А может, и не зря…
