мосткам, прицелился поставил напротив темных досок.
— Ты, главное, ногами шевели и мне не мешай.
Мостик был узенький, самое большей на одного. Вдвоем по нему никак было не разойтись. Я хотел спросить, как он себе это представляет. Но Влад разрешил мои сомнения. Он попросту прошлепал по воде, таща меня по сухому.
Благо ручья того было всего три шага. Мы выбрались на берег. Влад похлюпал пальцами в мокрых кроссовках. Сказал с сожалением:
— Вера меня убьет.
Я рассмеялся.
— Так какого хрена ты поперся в воду в обуви.
Парень зыркнул виновато, признался:
— Пиявок боюсь. С детства.
Я к пиявкам тоже не питал добрых чувств. Правда, вовсе не был уверен, что они здесь водятся. Остаток пути преодолели примерно также. У соседской калитки Влад меня сгрузил, прислонил к забору. Сказал:
— Дальше как-нибудь сам. Я сзади пойду.
Я хмыкнул:
— А что так? Или боишься Макарушку?
Влад притворно вытаращил глаза.
— Нет что ты, он же душка. Просто, не хочу, как те бедолаги, купаться в выгребной яме. Я, понимаешь ли, уже мылся сегодня. Мне лишние водные процедуры противопоказаны.
Он сунул мне в руки рогатину. Стал серьезным.
— Иди. И не пуха.
Я хотел было, по привычке, сказать: «К черту», но осекся на полуслове, глянул на коробок, произнес другое:
— С Богом.
Влад ободряюще хлопнул меня по плечу.
* * *
Загон встречал нас полной тишиной. И это было странно. От усталости я даже не подумал залезть в сознание Макара. Забыл ему напомнить, кто тут главный. Благо, это и не понадобилось. Гусь стоял возле рабицы, ждал меня спокойный, внимательный.
— Здравствуй, Макар, — сказал я шепотом.
Влад сзади хихикнул, не удержался:
— Ты с ним еще о погоде поговори.
Обращать внимания на это не стоило. Четко ощущалось, что остроты у него нервные. От напряжения, от неопределенности.
— Заткнись, — сказал я, — ты мне мешаешь.
— Все, все, умолкаю.
Парень правда замолк. Даже отошел подальше.
Моя ладонь легла на сетку. Гусь ткнулся в нее клювом, прогоготал что-то ласковое на своем, гусином.
— Ты огромный молодец, — похвалил его я. — И мне нужна твоя помощь.
Кто сказал, что птицы тупые? Макар все понимал. Я открыл дверь в загон, вошел внутрь, положил на землю рогатину. Наконец-то подключил, магию, прислушался к мыслям птицы.
Мысли были ровные, любопытные, ни капли не тревожные.
— Здесь гусеница, — сказал я и ткнул пальцем в крышку коробка, — мне надо, чтобы ты ее съел.
— Га? — Удивился гусь.
В голове возникло подобие перевода. Очень приблизительное, на уровне эмоций. Для себя я его обозначил, как вопрос: «Я съел?»
— Ты, — подтвердил я, — мне больше некого попросить.
Макар вразвалочку приблизился к рогатине, поддел клювом коробочку. Глянул сначала одним глазом, потом другим, ничего особенного не нашел. Я ему помог, снял крышку. Гусеница внутри свернулась колечком. Не было в ней ничего опасного, угрожающего.
— Га? — Снова спросил Макар.
— Сейчас.
Я кивнул. Если бы гусь был человеком, он бы просто пожал плечами. А так… Макар наклонился, прихватил живое вместилище фантома клювом, заглотил и прислушался к ощущениям.
— Га? — опять спросил он.
Я испытал невиданное облегчение, улыбнулся, выдохнул счастливо:
— Все.
Макар развернулся и направился к своим дамам. В его мозгу читалось откровенное недоумение. Я подхватил палку, вышел и закрыл загон.
— Все? — На лице Влада изумление было не меньше.
— А ты чего хотел? — спросил я. — Танцы с бубнами?
— Ну, зачем. — Помотал головой он. — Я думал ты тут руками помашешь, заговор какой-нибудь прочитаешь.
— Обойдешься, — скривился я. — Для пассов и заговоров я слишком устал.
— Ну, как знаешь. — Влад отнял у меня палку. — Пойдем что ли?
Я прислонил напоследок ладонь к загону, мысленно сказал моему крылатому помощнику спасибо. Ответил Владу:
— Пойдем. Больше нам тут делать нечего.
И это была правда. Дело длиною в тринадцать лет наконец-то завершилось. И финал его мне нравился.
Утро. Блин, лучше бы я не просыпался. Лучше бы сдох вчера прямо там в руинах неизвестно чего. Как же хреново. И ладно бы с перепоя. Тогда хотя бы понятно. А тут от чего? От магического перенапряга? Нахрен нужен такой талант, если поутру с него так хреново?
Чтобы унять ломоту во всем теле, я перевернулся на бок, попытался подсунуть ладонь под щеку и едва не заорал во всю глотку — руку прострелило от пальцев до локтя горячей болью. Этот импульс придал мне сил. Тело от испуга приняло вертикальное положение. Рядом завертелась просыпаясь Вика, спросила испуганно:
— Олег, что случилось?
— Пока не знаю.
Я действительно не знал. Поэтому открыл глаза, уставился на свои ладони, охренел окончательно и выругался. Вика возмущенно пискнула, глянула мне через плечо, прокомментировала куда приличнее:
— Какой кошмар!
Ее высказывание полностью отражало положение дел. Кошмар! Ужас! Катастрофа! Что сказать? Забивать гвозди ладонями в утоптанную землю пустыря оказалось хреновой затеей. Как там говорят в идиотских ток-шоу? Не пытайтесь самостоятельно повторить этот трюк? Это был как раз тот самый случай.
Я, конечно понимал, что заклятие добрые люди изобрели в те давние времена, когда кожа на их ладонях могла посоперничать твердостью и толщиной с нашими пятками, но… Но! На моих-то руках подобной коры не наблюдалось. Это тело не землю пахало, а метало по вечерам карты. И что теперь? Я тупо смотрел на свои ладони, и все мое нутро содрогалось от увиденного.
Кожа на ладонях от кровоподтеков местами почернела. Ранки за ночь раздулись, превратились в страшные бугры, из-под болячек сочилась мутная жидкость. То, что там началось воспаление, видно было невооруженным взглядом — это к бабке не ходи. Вот оно родимое.
— Йодом что ли залить? — В полном обалдении предложил я.
— Какой йод? Сдурел? Тоже мне врач. — Встрепенулась Вика. — Тут лечить нужно. Что тебе йод даст?
Она вспорхнула с кровати, притащила книгу, плюхнула мне на колени.
— На, читай.
И замолкла. Книга не выдала ни одной искорки. Не отреагировала она и на мои прикосновения, не отзывалась на призыв. Я чувствовал, что она не измелись, что полна магией под самую корочку, просто спит и помогать не рвется.
— Что это с ней? — Вика смешно
