— Как ты смеешь говорить такое о моих друзьях? Какое у тебя право являться ни с того ни с сего и лезть в мою жизнь? Хватит за мной таскаться. — Я оттолкнула его от отцовской машины. — Вали отсюда! И оставь меня в покое.
Дэниел усмехнулся.
— Старая добрая Грейси, — сказал он. — По-прежнему командуешь всеми подряд. Скажи-ка мне…
— Пошел вон!
— Пусти.
— Заткнись!
— Твой папочка знает, как ты теперь выражаешься?
Он рывком выдернул руку и вновь повернулся к двигателю.
— Дай мне починить эту рухлядь, и больше ты никогда не увидишь мою гнусную рожу.
Отступив в сторону, я смотрела, как он работает. Дэниел обладал некой силой, которая в одно мгновение заставляла меня замолчать. Потирая руки, я прыгала на месте, чтобы хоть немного согреться. У большинства жителей Миннесоты горячая кровь, но как же Дэниел выдерживает такой мороз в футболке с короткими рукавами? Несколько раз пнув гравий, я наконец собралась с духом:
— Слушай… Зачем ты вернулся? Я имею в виду, почему именно сейчас? Ведь столько времени прошло.
Темные глаза Дэниела скользнули по моему лицу. В их выражении появилось что-то новое; быть может, виной тому был оранжевый отблеск фонарного света или манера смотреть не мигая. В любом случае мне почудился в них голод.
Он отвел взгляд.
— Тебе не понять.
Я скрестила руки на груди.
— Неужели?
Отвернувшись к двигателю, Дэниел помедлил, затем снова посмотрел на меня.
— Ты была в MoMA? [5]
— В Музее современного искусства? Нет, я никогда не бывала в Нью-Йорке.
— Меня занесло туда какое-то время назад. Представляешь, там лежат мобильники, айподы и даже пылесосы — самые обычные штуки, но в то же время это произведения искусства. — Теперь его голос звучал мягче и казался не таким хриплым. — Обтекаемые формы, идеально подогнанные детали. Функциональное искусство, которое можно взять в руки… оно меняет нашу жизнь.
— И что?
Дэниел подошел ко мне вплотную.
— А то, что кто-то создал все эти вещи. Кто-то зарабатывает себе этим на жизнь.
Он сделал шаг вперед, и его лицо оказалось всего в паре сантиметров от моего. У меня перехватило дыхание.
— Вот чем я хочу заниматься.
В словах Дэниела сквозила такая страсть, что мое сердце бешено заколотилось, но его голодный взгляд заставил меня отстраниться.
Резко повернувшись к машине, он забренчал какой-то железкой.
— Только этому все равно не бывать, — Дэниел склонился над открытым капотом, и из ворота его футболки снова выскользнул черный кулон.
— Почему?
— Слыхала о Трентонском институте искусств?
Я кивнула. Едва ли не все мои товарищи по художественному классу для одаренных учеников мечтали поступить в Трентон. Как правило, это удавалось лишь одному из выпуска.
— Там лучший факультет промышленного дизайна во всей стране. Я отнес туда несколько своих рисунков и чертежей. Одна женщина, миссис Френч, посмотрела на них и сказала, что я «подаю надежды», — при этих словах Дэниел поморщился, словно они были горьки на вкус, — но нуждаюсь в практике. Они готовы дать мне второй шанс, если я получу аттестат и выполню программу приличной художественной школы.
— Это же просто здорово! — Я придвинулась поближе к нему. И как он это делает? Ведь всего минуту назад я была вне себя от ярости.
— Дело в том, что Холи Тринити входит в число немногих школ, которые пользуются уважением даже в Трентоне. Потому я и вернулся. — Он взглянул на меня, будто хотел добавить что-то еще, и покрутил в пальцах свой кулон. Гладкий черный камень напоминал по форме сплюснутый овал. — Но этот чертов Барлоу выставил меня в первый же день.
— Что? — Я помнила, что Барлоу разозлился на Дэниела, но не могла поверить, что он и вправду его выгнал. — Это же несправедливо!
На лице Дэниела появилась знакомая глумливая ухмылка.
— Именно это мне всегда нравилось в тебе, Грейс, — непоколебимая уверенность, что все в жизни должно быть справедливо.
— Неправда. Просто это… — я осеклась. — Неправильно.
Дэниел рассмеялся и почесал у себя за ухом.
— Помнишь, как мы ходили на ферму к Мак-Артурам смотреть щенят? У одного из них было три лапы, и Рик Мак-Артур собирался усыпить его, потому что никто не взял бы такую собаку. Тогда ты сказала: «Это нечестно!» — и унесла щенка домой, даже не спросив разрешения.
— Дэйзи. Я так любила ее.
— Знаю. Она тебя тоже любила — лаяла как ненормальная, стоило тебе уйти из дома.
— Точно. Кто-то из соседей столько раз звонил шерифу, что родители пригрозили отобрать собаку, если это случится снова. Я понимала, что никто не захочет приютить Дэйзи, и запирала ее у себя в комнате, когда надо было отлучиться. — Я шмыгнула носом. — Однажды она сбежала, и кто-то убил ее. Вырвал ей горло. — От воспоминаний в моем собственном горле встал комок. — Меня потом целый месяц мучили кошмары.
— Это был мой отец, — тихо сказал Дэниел.
— Что?
— Это он звонил в полицию. — Дэниел вытер нос о плечо. — Просыпался ближе к вечеру — как всегда, не в духе — и хватался за трубку… Он залез под капот и чем-то звякнул. — Заводи машину.
Попятившись, я залезла на водительское сиденье, произнесла короткую молитву и повернула ключ зажигания. Машина запыхтела, потом издала астматический хрип. Еще один поворот ключа — и «Тойота» завелась! Сложив ладони, я возблагодарила Господа.
Дэниел захлопнул капот.
— Тебе надо выбираться отсюда. — Он обхватил себя руками за плечи, оставляя на коже сальные черные пятна. — Счастливо.
Пнув напоследок колесо, Дэниел пошел прочь.
Не успел он исчезнуть за пределами светового круга, как я выскочила из машины.
— И это все?! Ты опять собираешься удрать?
— Разве ты не этого хотела?
— Нет! То есть… ты что, не будешь больше ходить в школу?
Дэниел пожал плечами, не поворачиваясь ко мне.
— А зачем? Без художественного класса в этом нет никакого смысла.
Он шагнул во мрак.
— Дэниел! — Отчаяние вспыхнуло во мне, как огонь в гончарной печи. Я знала, что должна поблагодарить его за машину, за то, что он явился так вовремя, или хотя бы попрощаться, но не могла выдавить из себя ни слова.
Он наконец повернулся и взглянул на меня из темноты.
— Тебя подвезти? Хочешь, съездим в приют, найдем тебе одежду и что-нибудь поесть.
— Нечего мне там делать. К тому же у меня есть крыша над головой. Я живу вон там с парой других ребят, — Дэниел ткнул пальцем в сторону приземистой постройки на другой стороне улицы.
— Вот как. — Я потупилась. Быть может, он вовсе не следил за мной, как я вначале решила, а просто увидел нас с Питом по дороге домой?
— Подожди-ка. — Бросившись к машине, я распотрошила одну из коробок на заднем сиденье, покопалась в ней и вытащила наружу черно-красную куртку, потом вручила ее Дэниелу. Он замер на мгновение, погладил нашивку с логотипом «Нортфейс» на рукаве и сказал:
— Я не могу ее принять, — и сунул куртку мне обратно, но я отстранила его руку.
— Это не подачка. Ты ведь был мне братом.
Лицо Дэниела дернулось.
— Как трогательно.
— Я бы дала тебе другую куртку, но у меня здесь только женская одежда. Все остальное у Джуда. Ты точно не хочешь заехать в приют?
— Нет.
Из дома напротив снова послышались крики, из-за угла вырвался свет фар.
— Ладно, возьму. — Кивнув на прощание, Дэниел шагнул в густую тень.
Я стояла и смотрела ему вслед, не замечая, что чужие фары остановились рядом с «Тойотой», пока кто-то меня не окликнул:
— Грейс?
Это был Пит.
— Все нормально? Почему ты вышла из машины?
Глянув ему через плечо, я увидела медленно подъезжающий белый грузовик. Тусклая лампочка едва освещала Джуда, сидевшего за рулем с непроницаемым, будто каменным, выражением лица.
— Мне удалось ее завести, — соврала я.
— Здорово, но ты ведь совсем замерзла. — Пит заключил меня в объятия и прижал к груди. От него пахло пряно и свежо, как прежде, но теперь мне вовсе не хотелось быть рядом с ним.
