Теперь Николай Николаевич не помнит, о чем они с ребятами говорили в тот вечер, видно, знакомились ближе, ведь в самом деле мало знали друг друга. Знает только, что встреча превратилась в дружеские посиделки на скамейке в парке. Выбрав минуту, он спросил у Виника о Тамаре и том незнакомце, что крутился возле нее.
— Не мешай, — сказал тот. — У них серьезно.
Стычка — приключение странное и досадное — резко изменила Николая, а может, так совпало.
Через неделю Николай возвратился на свой крейсер, но еще долго вспоминал славгородские события с горечью и печалью, потому что не удалось наладить отношения с девушкой, которая ему нравилась. Он просто ее больше не смог увидеть. Хоть он и понимал, что принуждать кого-то так долго ждать его — жестоко, для этого должны быть чрезвычайно серьезные основания. А их не было.
Был осадок и от поведения ребят. И он успокаивал себя, что они, когда сами пойдут в армию, поумнеют, станут на правильный путь. Так и вышло. Митища — Тищенко Николай Валерьянович — стал известным человеком, специалистом в области права, опытным руководителем, сейчас возглавляет Запорожский юридический институт, ректор. А Виник — Николенко Виктор Константинович — жил в Славгороде, работал на заводе, а потом выехал в районный центр. Сейчас живет в Синельниково, имеет семью, детей — простой рабочий человек.
Николай много думал об этом приезде домой, осмысливал, почему он для него стал определяющим, пограничным в убеждениях. Возможно, настало время прозрений, для которых уже накопилось достаточное количество знаний, и славгородские события послужили лишь толчком к рождению мировоззрения, основных жизненных выводов и принципов? Будто его, обычного юношу, куда-то дели, а на его место пришел уравновешенный человек дела, мужчина, вершитель жизни. Он вдруг понял, что человек только тогда — Человек, когда умеет делать две вещи: принимать решения и отвечать за свои поступки. Понял и то, что в той стычке впервые ощутил в себе власть внутренней воли, холодную сдержанность, сдержанность в неожиданных обстоятельствах, еще многое, что потом стало его настоящим взрослым характером, который он дальше довершал сознательными усилиями. Добро и зло — в их соотношении заложена древняя формула человеческого бытия. Добро большей частью подремывает, а зло пользуется этим и наглеет, пока терпение страдающих от него не перейдет определенной границы. И тогда одни убегают, а другие решаются на поединок и восстанавливают утраченное равновесие мира.
Люди действия… Они обречены находиться посредине между добром и злом. Ведь их скромность не разрешает приближаться к тем, кого они защищают, чтобы не слышать слов благодарности, всегда тягостных для них. И в той же мере их честность не позволяет идти на компромисс со злом, даже поверженным, побежденным ими. И потому они вдвойне несчастны: от недоверия и страха тех, за кого воюют, и от постоянной ненависти тех, кто вынужден считаться с их силой.
А когда смотрел на высокие морские волны, поднятые штормом, то думал о стихии, которая иногда врывается в чувства людей, охватывает не одно сердце, омрачает не одну голову и способна натворить много бед, если своевременно и грамотно не унять ее. Именно эту стихию он видел в глазах ребят, когда они окружили его. Это ее невменяемая вспышка отсвечивалась в их зрачках. Коллектив руководствуется умом, а толпа — эмоциями, вот чем они отличаются. Итак, ум, как и коллектив, объединенный общей целью, — создает, строит. А эмоции, как возбужденная толпа, — разрушают. Тогда зачем они человеку? Есть ли эмоции у животных? И если есть, то достигают ли они у них масштабов взрыва? Нет, конечно. Животное — оробевшее или обозленное — умеет вовремя остановиться. Значит, человеческие эмоции что-то подпитывает, усиливает собой. Что? Воображение, подсознательная работа ума! Вот и выходит, что внутренний взрыв — это сугубо человеческий недостаток. Круг замкнулся. Вывод: надо научиться уравновешивать эмоции умом, а ум с его непостижимым воображением — силой воли, мудростью души.
О многом думал тогда Николай, в нем будто развязался узелок, и истины — простые и сложные — вызревали легко и непринужденно, логически связывая единой цепочкой причины и следствия событий. Если до этого им руководила природная мораль, естественная здоровая интуиция, то теперь проснулась способность понимать логику жизни и сознательно корректировать себя.
Так начался у Николая второй этап совершенствования — этап воспитания души.
* * *
Последний отпуск Николая выпал на конец лета и начало осени 1955 года. Он любил это время года, когда резко сокращается день, быстро и рано надвигаются сумерки с настойчивыми пронзительными ветерками. Откуда-то берутся скучные дождики и приносят первую прохладу. Небо полнее наливается чистой синевой, а поля — укрываются прожелтью. В саду входят в пору его любимые сливы «венгерки», поздние сорта яблок, а на базаре отливают полосатыми боками арбузы и умопомрачительно пахнут дыни. На грядках еще краснеют помидоры, дозревает морковь, наливаются упругостью головки капусты. Да что там, куда ни глянь — роскошь!
После нескольких пасмурных и дождливых дней, отделяющих конец лета от начала осени, вверху снова проясняется, снова на небо прытко выкатывается солнце, но уже не жаркое, будто его за это ставили в угол и теперь оно умерило свою дерзость. Оно делается послушным — встает не раньше людей, днем греет землю, а вечером не надоедает, а своевременно прячется за горизонт. Тучи черной пыли, мелкой и прилипчивой, которые поднимались над землей от наименьшего движения воздуха, оседают под ночными туманами, о которых приходит догадка лишь тогда, когда утром на деревьях и на траве поодиночке запестреют капли росы. Это замечательная пора, когда еще не холодно, но уже, наконец-то, и не жарко.
Как и положено, «видавший виды моряк», «укротитель штормов», Николай ехал домой с подарками. Хотя в их семье не привыкли к такому вниманию. Откуда и за какие деньги им было привыкать? Разве что матушка иногда приносила «подарок от зайца» — недоеденную горбушку хлеба или несколько варенных картофелин. А они, малыши, верили, что это зайчик им передал гостинец. Да родственники изредка приносили на угощение запеченной тыквы или маковых бубликов. Вот и все лакомство, все подарки. Но у моряков, и вообще у военнослужащих, в те годы была традиция привозить каждому близкому родственнику хорошие подарки, а маме и дорогой девушке — в обязательном порядке. Маме Николай привез отрез штапеля на платье, сестре — ткань на блузку, а Алиму — модные ботинки, хорошо, что размер ноги у них одинаковый. На всякий случай прихватил еще платок в цветах, газовый шарф, дешевую бижутерию — мало кто придет поздравить его с приездом. Дяде Семену приготовил портсигар.
Себе Николай набрал книг — хотелось весь отпуск читать. Так как он познал вкус к беллетристике, художественной литературе. Сколько есть непрочитанных интересных произведений! Надо наверстывать то, что у него забрала война.
Правда, славгородская молодежь, Николаевы ровесники времени зря не тратили, почти все ходили в вечернюю школу, организовывали диспуты, горячо спорили по многим вопросам. Поэтому он тем более должен был держать марку. И он старался поднимать планку знаний, образования выше сельских друзей, ведь они определенной мерой на него равнялись. Это ощущалось. Он научился играть в шахматы, к чему давно стремился. Теперь принимает участие в соревнованиях на корабле и часто выигрывает.
— «Тайна двух океанов», — взял в руки книгу Алим. — Дашь почитать?
— Положи на место!
— А дашь почитать?
— Если будешь хорошо себя вести, то, может, не только дам почитать, а даже подарю.
— Ура!! — Алим затанцевал, словно маленький.
Николая это радовало — пусть хоть около брата детство задержится дольше.
— А эту кому ты подаришь? — Алим вынул из чемодана роман Кронина «Звезды смотрят вниз».
— Еще не решил, — честно признался Николай. — Но непременно надо кому-то подарить, — сказал и понял, что лучшего подарка, чем книга, нечего и искать, а он этого раньше не сообразил и набрал черт знает чего. Вещи, что он привез, можно дарить только близким и родным людям. Вовремя его Алим на умную мысль натолкнул!
— Мама, я тебе еще вот что привез, чуть не забыл, — сказал Николай, вытянул и набросил матери на плечи платок в цветах.
— Ты меня балуешь, — засияла иметь. — Спасибо, сынок. Никто мне подарков не дарил и не дарит. Только ты один.
— Ну так! — смутился Николай.
После праздничного ужина по случаю его приезда Алим снова оттащил его в сторону от гостей.
— О тебе девушки спрашивали, — сообщил с многозначительным видом.
— Какие?
— Ага! Скажи тебе, так ты сразу из дому убежишь. А мне с тобой побыть хочется. Соскучился. Знаешь, я тоже буду моряком. Я ребятам слово дал.
