Да, такой вопрос могла задать только чародейка. Только чародейка могла спросить, простил ли ее призрак моей умершей мамы. Ответ был мне известен. Сегодня утром кольцо лежало в «Книге вопросов» Пабло Неруды, под нужными строчками аккуратно протянулась цепочка.
«Правда ли, что янтарь / содержит слезы сирен?»
Мама всегда любила Эмили Дикинсон, а вот Лена обожала стихи Неруды. Это был знак — как веточка розмарина в маминой любимой кулинарной книге на прошлое Рождество. Что-то от мамы и что-то от Лены вместе, будто так и задумано.
Я надел цепочку с кольцом Лене на шею, вернув на законное место. Она прикоснулась к нему и посмотрела в мои карие глаза своими зелено-золотистыми. Я люблю эту девушку вне зависимости от того, какого цвета у нее глаза. Лену Дачанис нельзя изобразить в одном цвете: она — красный свитер, голубое небо, серый осенний ветер, серебряный воробей и выбившийся из прически черный локон.
Теперь мы снова вместе, и я наконец-то почувствовал себя дома.
Сначала Лена наклонилась ко мне и едва коснулась губами моих, а потом поцеловала меня так страстно, что у меня по позвоночнику пробежала дрожь и бросило в жар.
Она возвращалась ко мне, прижимаясь всем телом, заново узнавая хорошо знакомые изгибы и очертания, которые были просто созданы друг для друга.
— Ладно, это мой сон. Моя мечта, — улыбнувшись, добавил я, запуская пальцы в ее поразительно пышные, растрепанные черные волосы.
«Ну это как сказать».
Ее руки гладили мою грудь, я с наслаждением вдыхал родные запахи. Мои губы нашли ее плечо, я прижал ее к себе, чувствуя, как ее бедра касаются моих. Последний раз это было так давно, мне так не хватало ее — ее вкуса, ее запаха. Я погладил Лену по щеке и поцеловал со всей страстью — сердце тут же бешено заколотилось. Мне пришлось оторваться от нее, чтобы перевести дыхание. Она внимательно посмотрела на меня и откинулась на подушку, стараясь не прикасаться ко мне.
«Лучше не стало, да? Тебе больно? Я делаю тебе больно?»
«Нет, сейчас гораздо лучше».
Я отвернулся к стене, считая про себя, чтобы успокоить сердцебиение.
«Врешь».
Я обнял ее, но она отвернулась.
«Итан, мы никогда не сможем быть вместе по-настоящему».
«Мы и так вместе».
Я погладил ее плечи, они покрылись мурашками от моих прикосновений.
«Тебе шестнадцать, а мне через две недели исполнится семнадцать. У нас есть время».
«Вообще-то, по чародейским законам, мне уже семнадцать. Мы считаем не годы, а луны. Я теперь старше тебя».
Она улыбнулась, и я сжал ее в объятиях.
«Ладно, семнадцать. Как угодно. Может быть, к восемнадцати мы с этим разберемся, Эль».
Эль!
Я вскочил с кровати и посмотрел на нее.
«Теперь ты знаешь!»
«Что знаю?»
«Свое настоящее имя! Теперь, когда ты объявлена, ты ведь узнала свое истинное имя?»
Она склонила голову набок и усмехнулась. Я снова обнял ее и посмотрел ей в глаза.
«Ты чего? Может, все-таки скажешь мне?»
«Итан, а ты еще не понял? Меня зовут Лена. Так меня звали, когда мы познакомились, и другого имени у меня не будет».
Она узнала свое истинное имя, но не собиралась сообщать его мне, и я прекрасно понимал, почему. Лена в очередной раз объявляла себя. Решала, какой она хочет быть. Восстанавливала нашу связь, обращаясь к тому, что нас связывало. Я почувствовал облегчение, потому что для меня она навсегда останется Леной.
Девушкой, с которой я познакомился во сне.
Я накрыл нас одеялом, и через несколько минут мы крепко заснули. Хотя это было не совсем то, о чем я мечтал.
В кои-то веки сны мне не снились. Я проснулся от шипения Люсиль и перевернулся на другой бок. Рядом, свернувшись калачиком, спала Лена. Мне до сих пор не верилось, что она здесь, наконец-то в безопасности. То, чего я хотел больше всего на свете, сбылось. Разве такое бывает? В окно ярко светила убывающая луна, освещая длинные ресницы Лены.
Люсиль спрыгнула с кровати, и я увидел какую-то тень.
Кто-то стоял перед моим окном. Это мог быть только один человек, точнее, не совсем человек. Я в панике вскочил. А если Мэкон увидит Лену, спокойно спящую у меня под одеялом? Он еще не полностью восстановился после перехода, но, думаю, сил на то, чтобы убить меня, у него хватит…
— Итан? — позвал меня неизвестный.
Он пытался говорить шепотом, но я бы узнал этот голос из тысячи. Это оказался не Мэкон, а Линк.
— Какого черта ты делаешь в моей комнате посреди ночи? — прошипел я, пытаясь не разбудить Лену.
— У меня проблемы, чувак. Ты должен помочь мне, — зашептал Линк и вдруг заметил свернувшуюся под одеялом Лену. — Ох ты! Прости, я не знал, что ты…
— Не знал, что я сплю?!
— Хорошо, хоть кто-то может спокойно спать.
Он расхаживал по комнате взад-вперед и сильно нервничал — на Линка не похоже. Забинтованная рука на перевязи болталась из стороны в сторону. Даже в слабом свете луны я заметил, что он смертельно бледен, а на лбу выступила испарина. Он выглядел плохо, чертовски плохо.
— Да что с тобой, чувак? И как ты сюда забрался?
— Ты мне все равно не поверишь, — устало вздохнул Линк, сел в старое кресло у стола, но тут же вскочил на ноги.
На моем друге была футболка с изображением хот-дога и надписью «Укуси меня». Он носит ее с восьмого класса. И тут я заметил, что окно открыто и занавески развеваются внутри комнаты, как будто в ней гуляет ветер. Под ложечкой противно засосало, и меня охватила ставшая за последнее время привычной тревога.
— Ну ты все-таки попробуй, — предложил я. — Рассказывай!
— Помнишь, как вампиреныш набросился на меня в ту адскую ночь?
Линк говорил о семнадцатой луне, для него эта ночь навсегда останется адской. К тому же так назывался фильм ужасов, который он посмотрел в десять лет и до смерти напугался.
— Конечно, помню.
— Он мог убить меня, — прошептал Линк, снова принимаясь расхаживать по комнате.
— Но не убил же. Может, он сам умер, как Ларкин.
В ту ночь Джон исчез, и никто не знает, что с ним стало дальше.
— Ну да, не убил. Зато оставил сувенир на память. Даже два, — добавил Линк, наклонился ко мне, я инстинктивно дернулся и задел Лену.
— Что такое? — сонно пробормотала она низким хриплым голосом.
— Чувак, только не волнуйся, — попросил меня Линк и включил ночник у кровати. — Ты как думаешь, что это такое?
Зрение постепенно приспособилось к тусклому освещению, и, присмотревшись, я увидел на шее Линка четкие следы укусов.
— Он укусил тебя? — вскрикнул я, оттолкнул Лену подальше и заслонил ее своим телом.
— То есть я все-таки не зря боялся? Черт побери, неужели я теперь превращусь в кровососущего урода?!
Линк сел на кровать и закрыл лицо руками. Он умоляюще взглянул на Лену, ожидая, чтобы она подтвердила или опровергла то, что он и так знал.
— Теоретически, да. Возможно, трансформация уже началась, но это не значит, что ты станешь кровососущим инкубом. Ты можешь бороться с этим, как дядя Мэкон, и питаться снами и воспоминаниями, а не кровью, — объяснила Лена.
Она оттолкнула меня и села рядом с Линком.
— Расслабься, Итан! Он не набросится на нас, как вампиры в ваших идиотских смертных ужастиках, в которых все ведьмы ходят в черных шляпах.
— Ладно, мне хоть шляпы идут, — вздохнул Линк, — и черный цвет.
— Понимаешь, он все равно остается Линком, — добавила Лена.
Но чем больше я смотрел на него, тем больше у меня возникало сомнений.
— Уверена?
— Да. Я, знаешь ли, в этом немножко разбираюсь.
Линк удрученно покачал головой. Он надеялся, вдруг Лена скажет ему, что он ошибся, и предложит какое-нибудь другое объяснение.
— Черт, черт, черт! Мама выставит меня из дома, когда узнает! Придется жить в «битере».
— Все будет хорошо, чувак, — нагло соврал я.
А что тут скажешь? Лена права — Линк все равно останется моим лучшим другом. Он рискнул отправиться со мной в тоннели, и поэтому теперь у него на шее красуются две маленькие дырочки. Линк нервно взъерошил волосы и простонал:
— Чувак, моя мама — баптистка. Думаешь, она оставит меня в доме, когда узнает, что я — демон?! Да она даже методистов ненавидит.
— Может, она ничего не заметит, — предположил я.
— Ага, конечно! Может, она не заметит, что я не выхожу из дома днем, потому что боюсь поджариться на солнце! — воскликнул Линк, почесывая плечо, как будто кожа уже начала сходить с него.
— А это необязательно, — задумчиво сказала вдруг Лена. — Джон не обычный инкуб, а гибрид. Дядя Мэкон пока не понял, что именно сделал с ним Абрахам.
Я вспомнил, что Мэкон говорил о гибридах, когда они с Абрахамом схлестнулись у Великого барьера. Сейчас мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Меньше всего на свете мне хотелось думать о Джоне Бриде. Я до сих пор не мог забыть, как он при мне обнимал Лену. Она, слава богу, не заметила выражения моего лица и продолжала:
