— Привет, — мой голос смущенно подрагивает.
— Ты рано. Мне это нравится.
— Предполагается, что сад закрыт.
— Я вырос в пентхаусе А. Было бы жестоко держать меня подальше от сада, где я еще мальчишкой играл.
— Ты брат Эйприл, Элиот?
Он подносит к губам нечто курительное. Я смотрю на огонек горящей бумаги. Его движения неторопливы.
— Да.
— Ты знаешь, где она?
Он вздыхает.
— Я подозреваю, что наш дядюшка устал от спектаклей, которые она устраивает со своим участием, и сделал ее подневольным гостем в его замке.
— Он не может вынудить ее остаться.
Он смеется.
— Принц может вынудить ее остаться. Он может и убить ее, если захочет, но я не думаю, что такое возможно.
— Он не должен... ты уверен, что он не станет... — я не могу произнести слово «убивать». — Он не причинит ей вреда? — я придвигаюсь ближе, прислушиваясь к ритму его голоса, пытаясь, понять кто он, прежде чем выскажу свое предположение. — Ты парень со шприцем.
— Да, — может быть, он протягивает руку для пожатия, но я недостаточно хорошо вижу, чтобы быть уверенной в этом.
— Светлые брови, — я пытаюсь вспомнить все, что знаю о нем. Он на год или два старше Эйприл, ему восемнадцать или девятнадцать.
Он снова смеется, но, когда начинает говорить, его голос абсолютно серьезен.
— Эйприл сказала, что мы можем тебе доверять, поэтому я собираюсь это сделать, — он докладывает другой наркотик в свою сигарету, производя на меня впечатление своими длинными аристократическими пальцами. — Не хочешь присесть?
Я вытягиваю руки вперед, пока не нахожу ими стену, а затем неуклюже приседаю рядом.
— Те солдаты, ниже по лестнице. Они как-то связаны с тобой?
Он дважды откашливается.
— Они тебя беспокоят? Мне нужно было место, чтобы поселить их, а несколько этажей этого здания заброшены. Это казалось достаточно хорошим решением.
— Они были одеты в форму принца Просперо.
— До сего момента.
— Зачем тебе солдаты? — спрашиваю я.
— Мятеж, — отвечает он. — Мы с Эйприл планировали мятеж.
Его тон меняется от несколько скучающего до низкого и насыщенного. Непреднамеренно я наклоняюсь к нему, слишком шокированная, чтобы издать хоть звук. Это же измена.
В этом городе люди, совершающие предательство, приговариваются к смерти. Однако у него есть солдаты.
— Мятеж? — наконец спрашиваю я. — Эйприл часть этого? — как может Эйприл быть частью мятежа? Для нее решить какое платье надеть — уже большая проблема.
— Она должна быть частью этого. Это восстание — то, кто мы есть, — он делает резкое движение, и даже в темноте я вижу, что он взволновал. — Эйприл и я прятались за занавеской и видели, как достойный принц Просперо перерезал горло нашему отцу...
Я задыхаюсь.
Я не могу помочь. Я действительно кладу руку на собственное горло. Потому что знаю... как льется теплая кровь... я отталкиваю воспоминания прочь.
— Он убил нашего отца. Он вызывает к себе в офис бесправных жителей. Я был мальчишкой, и мой отец хотел мира, потому я не боролся. Я ждал. И теперь мы собираемся сокрушить принца. Я намереваюсь спасти город.
Я пытаюсь разглядеть выражение на его лице, но слишком темно. Странное место он выбрал для нашей встречи.
— Но другие силы начали движение в городе, и мы не можем позволить кому-либо другому захватить власть. Вскоре мы должны начать действовать. Я попросил Эйприл привести тебя на встречу со мной, чтобы я смог увидеть сам, насколько ты бесстрашна.
Я почти сползаю вниз по каменной стене. Это то, что сказала ему Эйприл? Я так многого боюсь. И с прошлой ночи я определенно более заинтересована в своем будущем. Я не та, кто нужен Элиоту.
— Мы не смогли найти тебя в клубе, — говорю я.
— Меня задержали.
— И ты не сказал мне кто ты. Ты оставил меня в обмороке за занавеской.
— Нет. Я вышел поговорить... с другом. И ты вернулась домой, а моя сестра — нет.
— Я не уверена, что предполагалось, чтобы хоть одна из нас вернулась домой. Там был парень, который подсунул нам напитки...
— Как он выглядел? Я его найду, — то, как он это сказал, — с полной уверенностью, нашло во мне отклик. Он так отличается от моего отца, который тих и всегда напуган.
Я описываю парня так качественно, как только могу.
— Возможно, он работает на дядюшку, — говорит Элиот. — Но если он причинил вред Эйприл, я его убью. Итак... мы здесь, в неприступном саду. Ты поможешь мне, Аравия Уорт? Мне нужен кто-то вроде тебя. Готовый рискнуть.
Я смотрю в темноту. Он не может прочитать выражение моего лица, но я все равно пытаюсь сохранить маску бесстрастия.
— Не думаю, что смогу тебе помочь.
— Я могу дать тебе наркотики, — говорит он. — Хорошие.
Мне хочется рассмеяться. Вчера я хотела наркотиков. Вчера я нуждалась... мои руки дрожат. Может быть, мне они нужны до сих пор. Но его предложение облегчает давление. Может, виной тому его голос, бестелесный во влажной темноте, может быть то, какой дурочкой он меня считает. Я думаю о Генри и Элис, и, конечно, о Финне. Может ли кто-нибудь свергнуть принца? Элиот тих в ожидании моего ответа.
— У меня есть идея, — произношу я. — Предложение для твоего нового правительства.
— Да?
— Бесплатные маски, — говорю я. — Для детей.
Он кашляет и задыхается. От дыма сигарет или он так удивлен?
— Это великолепная идея.
Элиот тушит сигарету, а затем зажигает спичку. И в момент возгорания я могу рассмотреть, что он не носит маску. Это уже не так шокирует меня, как могло бы несколько дней назад. Он держит спичку между пальцами и смотрит, как она горит.
— Здесь есть одна проблема, — говорит он. — Очень немного людей знают, как изготавливать маски.
Он бросает спичку в землю. Она с шипением тухнет в грязи, а затем мы сидим в тишине, и, кажется, очень долго. Внезапно я понимаю, почему он так легко согласился, что он собирается спросить и почему действительно хотел встретиться со мной. Это игра в шахматы, и он разбирается в стратегии.
— Тот, кто может делать маски, сможет победить болезнь. В этом великая сила, — Элиот сдвигается в сторону, и пара камней падают с низкой стены. — Я говорил с рабочими на заводе. Фильтры изготавливаются тайно, во дворце принца.
Но я знаю, где отец хранит чертежи.
Я думаю о юной девочке, отдающей тело ребенка для того, чтобы его положили в черную корзину. О ее страданиях. Маска могла бы спасти ее ребенка. Спасти кого угодно от наблюдения за тем, как заражение опустошает его семью — это стоит любых средств, любого риска. Хотела бы я увидеть его лицо.
Я вывожу ногой полуокружность, проверяя сопротивляемость невидимой грязи.
— Я знаю, где лежат схемы, — признаюсь я тихо.
Он времени не теряет.
— У меня есть умные друзья. Если ты достанешь схемы, то начать производство — дело одной недели. Дней. Мы можем бесплатно распространять их среди людей, для их детей. Я, конечно, тоже думал, что нужно сделать маски более доступными. Но было бы гениально привлечь тебя — трагичную дочь ученого — к их распространению. Людям это понравится.
И это я? Трагичная? Вот что видит Уилл, когда смотрит на меня?
— Я достану информацию, — обещаю я ему.
— Будь осторожна. Твой отец окружен шпионами.
Теперь его слова заставляют меня рассмеяться.
— Мы знаем это, — и всегда знали.
— Я свяжусь с тобой. Теперь, когда Эйприл пропала, ты мне нужна, — мне нравится, что он уже не так самоуверенно говорит. Это заставляет меня думать, что мы могли бы стать друзьями.
Я спрашиваю, так как должна знать:
— Эйприл лгала мне, когда говорила, что ты беглый поэт?
Мгновение он молчит.
— Это правда, — его голос практически беззвучен. — Мой отец почти отчаялся, решив, что деньги мне не нужны.
Он берет мой локоть и ведет меня обратно к лестнице.
— Спускайся осторожно, мисс Аравия Уорт.
Морщась от горького вкуса, я проглатываю свое снотворное. Отец смешивает их для меня, он устал просыпаться от моих криков. Спасибо лекарствам — я могу спать без снов. Большую часть ночей.
Я пытаюсь не думать ни о чем. Ни о зажженных спичках в саду, ни о маленьких детях, беззащитных перед Болезнью Плача, ни о заточенной Эйприл. Ни о расположенных прямо под нами комнатах, наполненных солдатами. Я дышу осторожно, борясь с подступающей паникой, которая грозит овладеть мной.
После того, что кажется целой ночью бессонницы, я проваливаюсь в сон о лицах, неясных и в тенях.
Я проснулась с криком и села. Моя кровать дрожала. Я не могла проснуться до восхода солнца, не могла открыть глаза при темноте. Я неустойчива к лекарствам, потому медицина все еще на моей стороне. Стаканы разбиваются, и что-то сотрясает пол. На момент комната освещается как днем. И затем моя кровать снова начинает сотрясаться.
