Этот «последний довод королей» мог понадобиться только тогда, когда работа велась бы не по целям, а по площадям. Ведь даже одной мегатонны хватает, чтобы стереть с лица земли мегаполис вместе с пригородами.
Но неужели в этом городе имелись цели, достойные такой силы? Да и во всей области, единственным богатством которой был уголь, они вряд ли нашлись бы. Тут был глубокий тыл, никаких частей ПВО или РВСН, никакой военной промышленности, достойной упоминания. Зачем? Саше в голову приходило только одно объяснение, простое и шокирующее. Уголь… Топливо несостоявшегося будущего.
Он много читал в Интернете о так называемом пике Хабберта — точке, когда добыча нефти на планете достигнет максимума, после которого будет только спад. В конце десятых годов нового «миллениума» даже дворник дядя Вася знал, что такое кризис. Человек более образованный сказал бы, что кризис бывает не только финансовый, но и, к примеру, энергетический. Просто из-за первого все забыли о втором как о чем-то далеком и туманном. А ведь он никуда не делся.
Да, цена на нефть была низкой, но никто не отменял простой истины о том, что нефть конечна. Теория о ее возобновляемости себя не оправдала. Те же эксперты подсчитали, что пик Хабберта был пройден примерно в 2012 году. Лет через тридцать нефтедобыча прекратилась бы всюду, кроме стран Персидского залива. И не потому, что запасы были бы исчерпаны, а потому что извлечение остатков с каждым годом обходилось бы все дороже. Какой бы ни была цена, она стала бы нерентабельной. Ну а когда и на Аравийском полуострове остановилась бы последняя скважина, тут уж и дураку стало бы ясно, что всей машинной цивилизации «труба».
Решением проблемы могла бы стать технология контролируемого термоядерного синтеза. Термояд. Дешевая, экологически чистая энергия, вырабатываемая из отходов «классических» ядерных реакторов. Но что-то у ученых не клеилось, и за пятьдесят лет с момента теоретического обоснования этого метода они не продвинулись дальше опытных образцов. И дело тут, думал Саша, не в заговоре нефтяных корпораций, о котором трубили маргинальные футурологи. Воротилы топливного бизнеса и рады бы спонсировать перспективные проекты. Конечно, не из благотворительности, а чтобы получить патент, который в нужный момент принесет не миллиарды — триллионы.
Но… не было таких проектов! А те, что имелись, были провальными, и увеличение объемов финансирования — частного или государственного — не могло сдвинуть дело с мертвой точки. Десятки лабораторий по всему миру, тысячи лучших умов бились над этой проблемой, но безрезультатно. За полвека ни один эффективно работающий генератор не был продемонстрирован публике.
Реакторы на быстрых нейтронах и так называемые бридеры оказались непригодными к промышленному использованию. Холодный термоядерный синтез остался в громких пресс-релизах. Шестьдесят процентов энергии в стране и мире по-прежнему вырабатывали на ТЭЦ, где сжигали мазут, природный газ и тот же уголь.
Наверно, перед разработчиками термояда встали проблемы фундаментального характера, иначе за полвека что-нибудь бы придумали. Но если это так, то человечество загнало себя в ловушку. Обычные ядерные реакторы и гидроэнергетика могли лишь слегка замедлить откат назад. В век угля и пара, где дирижабли были бы основным видом воздушного транспорта, а бензин синтезировался из того же угля, но только для нужд сверхбогатых людей. Ведь мировой автопарк сократился бы в сотни раз.
Неожиданно парень почувствовал злость на себя. Ну его в задницу, это альтернативное будущее. Глупо стоять на холодном ветру среди выжженного ледяного поля и думать о том, что было бы через сто лет, не случись войны. Это не случившееся будущее было мало связано с бомбардировкой его родного региона. Все проще и ближе.
Россия — не Саудовская Аравия, хоть она и добывала нефти побольше, но по запасам она уступала даже маленькому Кувейту, где себестоимость добычи и транспортировки была куда ниже. Российский газ тоже не был бесконечен, как бы ни хотели этого паразиты, присосавшиеся к трубе.
На Западе знали о нашей способности восставать из пепла как птица феникс. Как же сделать, чтоб мы не поднялись никогда? Умные головы за океаном должны были просчитать и крайний вариант, когда Россия все-таки успела ответить на удар, и обе страны лежали в руинах. Как даже в этой ситуации обеспечить себе хорошее положение в новом мире, а противнику — окончательный крах? Лишить его энергии.
Кузбасс… Не Ямал, не побережье Каспия, а именно этот медвежий угол во второй половине двадцать первого века должен был стать энергетическим сердцем России. Отечественной нефти уже не было бы, газ стал бы фантастически дорог, а уголь — вот он, еще на тысячу лет. Область, которую помнили только по стуку шахтерских касок на Горбатом мосту, получила бы геополитическое значение как один из двух крупнейших угольных бассейнов мира.
Допустим, очевидный противник прибегнул к силовому варианту. Александр не знал, кто первый начал, хотя что-то подсказывало ему, что это была не его страна. Не имеет значения. Итак, первые бомбы сброшены, враг ответил, карусель завертелась. Через день нет ни армий, ни промышленных центров, ни трети населения. Но это еще не конец. Что дальше? Братские объятья со слезами раскаяния? Как бы ни так.
Ядерная зима еще кажется глупой страшилкой, а боеголовки — по крайней мере, у них, остались. Они-то никогда их не распиливали, а только прибирали на склад, на черный день. А средства доставки… даже если кончились ракеты, найдутся старые добрые бомбардировщики B-52.
Что будет делать руководство Штатов, укрывшееся в своих бункерах, которые у них никогда не демонтировались и не сдавались в аренду под казино? Работать на перспективу. Отступать некуда, Рубикон перейден. Пока остатки армии подчиняются приказам, пока есть контроль за базами ВВС и связь с подводными ракетоносцами, надо действовать и идти ва-банк.
Их собственное Аппалачское месторождение могло обеспечить нужды Великого Пиндостана в течение пятисот лет даже при довоенном потреблении, если они не смогут удержать Персидский залив. Но что же делать с другим, на противоположном конце земного шара? Уничтожить. Оккупация была бы бессмысленна даже в лучшие времена. Уголь не нальешь в танкер и не повезешь через океан. Не лучше ли сделать так, чтобы он не достался никому?
Отбросив врагов в каменный век, хорошо бы иметь гарантии, что они останутся там навсегда. Ладно русские, но ведь есть еще Китай, который уже исчерпывал собственный бассейн Хуанхэ. Данилов не знал, затронула ли война азиатского дракона, или он в соответствии с восточной мудростью выжидал в сторонке. Но то, что двум сверхдержавам и в постъядерном мире было бы тесно на Земле, ясно как дважды два. А без энергоносителей уцелевшие в атомной бойне погибли бы быстро. Люди вымерли бы от голода, когда трактора и комбайны встали бы с пустыми баками.
Так мог рассуждать мировой гегемон двадцать четвертого или двадцать пятого августа. В тот момент им уже были не нужны наши недра. Они просто хотели, чтоб те не достались никому и никогда. Что-то подсказывало Саше, что им удалось этого добиться, уничтожив добывающую инфраструктуру и нанеся серьезный урон самим пластам каменного угля.
Вряд ли месторождение можно полностью уничтожить; но вот затруднить добычу на долгие годы — это выглядит вполне реальным. Наверняка удару предшествовали долгие расчеты критических точек и мощностей зарядов с помощью компьютерных моделей. Это они могли сделать и заранее, просто на всякий случай.
Только одеревеневшие руки дали Данилову знать, что он уже четверть часа стоит без движения, оглушенный тем, что ему открылось. Может, он и ошибся, но никакое другое объяснение ему в голову не приходило.
С неба падал снег, перемешанный с пеплом. Это был настоящий ад на Земле. Пламя не оставило ничего от того, что уцелело после взрывной волны. Иногда на его пути часами не встречалось ни деревца. Пожары должны были полыхать тут до тех пор, пока не сгорело все. Сколько же килоджоулей теплоты выделилось в тот день?
Данилов никогда бы не подумал, что в преисподней может быть так холодно, и все же мороз здесь переносился легче, потому что ветров, какие терзали его на Западно-Сибирской равнине, в этих краях не было. Холмистый рельеф Кузнецкой котловины сдерживал хаотическое движение воздушных масс.
Средний радиационный фон был слабым, как и в соседнем регионе — не больше тридцати миллирентген в час, но по мере приближения к тому, что раньше было городами, он увеличивался резкими скачками. Эти старые бомбы были еще и «грязными».
Саша надеялся на свою плотную одежду, дополненную лыжными очками и шарфом поверх лица, как у полярника, так что не оставался открытым ни один сантиметр кожи, но приближаться к этим «зонам» ближе все равно не стоило. Радиация имеет свойство накапливаться в организме. А он и так не до конца оправился от болезни.
