— Ай! — послышался вскрик, и следом такая фраза, которую я не решаюсь перенести на бумагу. Знакомый голос. Мишка? Если так, мне повезло, а вонючкам — нет. Я выглянул еще раз, на этот раз смелее все равно за входом уроды не следили. И правда, Мишка, откуда только таких слов набрался, сорванец? С него содрали сшитый Мариной пуховик, он сидел в одном свитерке, руки у него были связаны, сам привязан к трубе. Возле него скорчилось какое-то существо, кривляясь, оно тыкало Мишке по ребрам палкой, разражаясь мерзким гоготом. Голосок у твари был отвратительный, как гвоздем по стеклу.
Я на секунду задумался, стрелять было опасно, можно задеть пацана, идти врукопашную просто самоубийство, задавят числом, в такой-то тесноте. К тому же, неизвестно, сколько их еще там в боковых туннелях. Надо было решать быстрее, не ровен час, еще какой комитет по встрече набежит. Мысленно провел инвентаризацию имеющегося вооружения. Пистолет, две осколочные гранаты, фонарь, нож. И… фейерверки. Ага, вот это то, что нужно. Я положил пистолет в карман, достал нож, и взял в правую руку, левой чиркнул фейерверком по рукаву, и бросил его внутрь зала, за ним второй. Вы наверняка знаете эти фейерверки, они сначала с жутким воем кружатся в воздухе, разбрасывая искры, а потом оглушительно взрываются. Я отвернулся и закрыл глаза. Хлопки взрывов ударили по ушам, я ворвался в зал с фонарем в левой руке и ножом в правой. Обитатели подземелья с воем ошалело бегали туда-сюда, ослепленные вспышками, один оказался у меня на пути, я отбросил его ударом кулака с зажатым в нем ножом, подскочил к Мишке, начал резать веревки. Мишка таращил перед собой бессмысленные глаза, и не сопротивлялся. Перерезав веревки, я за шиворот, рывком, поставил его на ноги, и, толкая перед собой, пошел к выходу. Фонарь болтался у меня на запястье, по стенам плясали тени.
Куча тряпья зашевелилась, из нее полезли еще уроды. Один цапнул с ящика ствол, выставил перед собой, направив не на меня, а куда-то в сторону. В поднятом шуме я не расслышал щелчков, но, судя потому, что выстрела не последовало, толи ствол был нерабочий, толи урод не снял его с предохранителя. В дальнем углу тоже кто-то нарисовался, очухался, сволочь, и преградил нам дорогу. Я рывком увел Мишку к себе за спину, от чего тот упал на колени, и ткнул возникшую передо мной фигуру ножом куда-то в область живота. Бил я качественно, с упором, длинное лезвие вошло как по маслу. Выдернул, фигура сложилась, и я прошел прямо по ней, таща Мишку за шиворот. В суматохе я не заметил, что по ошибке свернул не в тот проход, из которого пришел. Зажав воротник пацана, толкая его перед собой, я быстрым шагом уходил все дальше от зала. Через несколько минут такого шага-бега Мишка опомнился, и стал бешено вырываться, чуть за руку меня не укусил.
— Спокойно! Это я! — я остановился, и повернул Мишку к себе. Направил фонарь так, чтобы отсветом осветить свое лицо. Вид у меня, наверняка, был еще тот, но пацан меня узнал.
— Коцюба! — пискнул Мишка и обнял меня. Узнал, это хорошо.
— Сам идти можешь? — спросил я его. Кивок в ответ, хорошо, просто отлично, — тогда хватай меня за пояс, и пошли отсюда. Надо спешить.
На этот раз я и не думал скрываться. Убрал нож, взял в левую руку фонарь, в правую опять пистолет, и мы пошли вперед, так быстро, как могли. От стен и потолка летело эхо наших торопливых шагов. Я почти сразу понял, что мы свернули не туда, но вариантов все равно не было, и мы шли продолжали идти вперед. Изредка нам встречались двери, но они были закрыты, и мы шли дальше, углубляясь в подземный лабиринт. Шел я подчиняясь все той же чуялке. Направо, налево, еще налево, теперь все время вперед. Несколько раз мы, ускоряясь, пробегали стоянки уродов, так быстро, что они не успевали опомниться. Тех, кто вставал на пути, я отбрасывал пинками, или ударом плеча, и мы бежали дальше. Внезапно Мишка остановился, дернул меня за пояс.
— Что такое? — развернулся я к нему.
— Устал. Не могу больше, — прохрипел он.
Устроили привал, посидели с полчаса, отдышались, потом пошли вперед, на этот раз медленнее. Я тоже стал уставать, прошел уже не один час с того момента, как я спустился под землю. Под ногами у нас все время что-то противно хрустело.
— Смотри! — испуганно выдохнул Мишка, и остановился. Я повернулся, свет фонаря упал на то, что лежало на трубах, вдоль которых мы прошли. Меня едва не стошнило, я понял, что именно хрустело у нас под ногами: кости, тысячи костей. На трубах, глядя на нас пустыми провалами глазниц, ровным рядком стояли черепа. Без мяса, да и на тех костях, что покрывали пол, мяса не было видно. Я посветил дальше — насколько доставал свет фонаря, везде валялись кости, фонарь высветил развороченные скелеты, торчащие обглоданные ребра. Мы оказались в центре каннибальской помойки. Мишка отодвинулся и я увидел, что губы у него дрожат.
— Я не пойду! Мне страшно! — он сел на пол и заплакал.
— Встать! — я поднял его на ноги и отвесил пару пощечин, — не просто пойдешь, а побежишь. Поскачешь! Что я твоей маме скажу?
Это подействовало, всхлипывая, он потащился за мной. Позади нас послышался шум, отражением от стен долетел многоголосый вой. Погоня, сообразил я, и мы ускорили шаг, но преследователи не отставали, хуже того, шум становился все сильнее.
— Быстрее, быстрее! — поторапливал я Мишку, он и без моих напоминаний старался изо всех сил, это было заметно. Мы пробежали мимо какого-то отнорка, через десяток метров я затормозил, подчиняясь неясному чувству, и мы вернулись туда. Таких отнорков нам попадалось не счесть, но они либо заканчивались тупиками, либо наглухо закрытыми дверями и люками. Так и есть, чуялка не подвела, отнорок заканчивался колодцем по стене вверх шли скобы. Я посветил туда фонарем, колодец заканчивался люком, и люк этот был наполовину отодвинут.
— Лезь вверх, — приказал я Мишке, и поторопил: — быстрее, они уже рядом.
Погоня и правда была уже рядом, топот был слышен за ближайшим поворотом. Мишка живо полез по скобам вверх, я стоял внизу, держа вход под прицелом.
— Что там? — крикнул я Мишке, когда он влез вверх, и, с трудом сдвинув крышку, перелез через край колодца.
— Комната, — крикнул он, склонившись над дырой.
— Дверь есть?
— Есть! Видно свет.
То, что надо, я убрал пистолет в карман, и полез вслед за Мишкой. Буквально в ту же секунду в отнорок из туннеля забежал первый из догонявших нас уродов. Еще чуть-чуть, и он бы схватил меня за ботинок, но не судьба, я оказался проворнее. Когда я перелезал через край колодца, внизу раздался разочарованный вой. Я выпрямился и стал смотреть, куда мы попали.
Мы с Мишкой оказались в каком-то подвальном помещении, которое кто-то использовал под склад. Валялись какие-то велосипеды, стояла древняя стиральная машина, еще какой-то хлам. Я подошел к двери, подергал, налег. Заперто, и заперто хорошо. Что делать? Назад в туннели? Сзади послышался шум, твари не собирались успокаиваться. Над краем колодца показалась мерзкая харя, ну и урод, подумал я. Сальные, свалявшиеся волосы, борода, то, что когда-то было лицом покрыто язвами и перекошено, зубы оскалены. Рука, лежащая на краю, аж черная от въевшейся грязи, ногти толстые.
Я не стал дожидаться, пока оно вылезет совсем, и пинком отправил его назад в колодец. Заглянул туда, и обомлел: снизу на меня смотрело не меньше пяти пар глаз, по лестнице, пыхтя, уже лезли новые уроды. Выхода не оставалось, я достал гранату, выдернул кольцо, и бросил ее в колодец. Внизу хлопнуло, вой перешел в рев и стоны, донеслось сдавленное «мама». Ага, маму вспомнил, урррод. Не теряя времени, я подтащил к колодцу стиральную машину, кряхтя, поднял, и сбросил в колодец. Большая машина, она под углом застряла в стволе, закупорив его. Было слышно какую-то возню, но опасность миновала, так просто они уже не поднимутся.
Я долго бил в дверь валявшимся в комнате огнетушителем, дверь была крепкая, но я оказался крепче, и победил. Мы выбрались с Мишкой наружу, и какое-то время просто стояли, наслаждаясь дневным светом. Разобравшись, куда нас занесло, я присвистнул: далеко, однако, забрались. Вызвал по рации Вайнштейна, тот очень обрадовался, он уже и не чаял меня услышать. Оказалось, что мы пробыли под землей добрых семь часов. Мишке было холодно в одном свитере, и я, распахнув куртку, прижал его к себе. Так мы и стояли, обнявшись по одной курткой, пока за нами не заехал Вайнштейн на квадроцикле.
Дома я рассказал всем о наших приключениях. Женщины ахали, Алина смотрела на сына, как на вернувшегося с того света, а Вайнштейн нахмурился и сказал только одно слово: «Чмулики». Насчет чмуликов у него была целая теория. Я всегда воспринимал ее скептически, но сегодняшние события показали, в очереднй раз, его правоту. Действительно, чмулики. Выходило так, что не всех убили морозы, часть людей ушла под землю, в технические туннели. Подушка снега на поверхности сработала как теплоизолятор, в туннелях было тепло, плюс два-три градуса. В таких условиях, при наличии теплой одежды вполне можно не замерзнуть. Только вот есть в подземелье нечего, и они стали есть друг друга. Почти животное поведение тоже легко объяснить: невозможно просидеть год под землей, питаясь товарищами по несчастью, и не сойти с ума. Вывод напрашивался неутешительный. Буквально у нас под ногами, под всем нашим районом, обитало неустановленное количество голодных сумасшедших людоедов. И как они на нас раньше не напали? Хотя, если посмотреть на нас их глазами… Здоровенные, вооруженные мужики, да еще с транспортом, или бабы, тоже вооруженные и не ходящие поодиночке, явно не самая легкая добыча. Наверняка в туннелях, особенно в первое время, хватало слабых, детей, стариков. Да еще в домах на поверхности было полно замерзших окоченевших трупов, притащить такой под землю, подождать, пока оттает, и можно есть. Вспомнилось, что наши женщины говорили, что почти не встречали замерзших тел в своих походах. Я тогда не обратил на это внимания, но теперь все стало на свои места.
