– Вот, пап, я сегодня и приехал к тебе, чтобы принять окончательное решение и начать действовать. Пора уже.
– Пора, сынок, согласен. Ух, как пора!
* * *
Планета, которой впоследствии дали название Золярия, была выбрана беженцами с Земли не случайно. Её размер очень незначительно отличался от размеров Земли, и вращалась она в созвездии Андромеды вокруг почти такого же как и Солнце жёлтого карлика.
А так как ось вращения имела меньший угол наклона к плоскости орбиты, то климат Золярии был значительно сбалансированней, чем на Земле. Разница между летними и зимними температурами не превышала десяти градусов.
Животная жизнь здесь ещё не зародилась, а местные растения были безопасны для людей и многие годились в пищу.
Кроме того: с Земли были прихвачены по сотне видов основных сельскохозяйственных животных и птицы – и сотни тысяч оплодотворённых яйцеклеток – а также семена лучших сельскохозяйственных культур. Так что голод поселенцам не грозил.
Рай! Живи да радуйся!
Так ведь нет – нашлись среди переселенцев люди, заражённые спорами опасных идей.
Геннадий Николаевич Стрелецкий – прадед Ильи Ивановича, вдохновитель и организатор этого исторического перелёта – был уважаемым учёным и известным политиком с очень крайними консервативными взглядами. Он сразу же заметил, что на корабль попало несколько профессорских семей, представителей двух национальностей, которые он бы предпочёл не видеть среди своих друзей. Но спешка организации полёта, напряжённость тогдашней обстановки в стране и в мире, всеобщая суета и хаос, царившие на умирающей планете, не позволили дальновидному политику отстоять свою точку зрения. Он так и не смог отстранить от полёта кучку особей, в чьём национальном коде уже присутствовали зачатки собственного превосходства и высокомерное пренебрежение к представителям остальных национальностей.
«Пролезли! Жди теперь беды!», – сразу же понял Геннадий Николаевич.
Перелёт занял всего два месяца. Хроногибридный галактический корабль моментально переместился в заданную точку пространства, и два месяца маневрировал на фотонных двигателях в районе выбранной планеты, убеждаясь в её пригодности для жизни землян.
Командир корабля Стрелецкий после первых же проб почвы, воды и атмосферы, решив, что лучшей планеты искать не стоит, больше не тратил время на подобные вопросы, предоставив эти проблемы соответствующим службам. Он сутками засиживался в своём рабочем кубрике, раз за разом перепроверяя свои наработки в политическом, экономическом и социальном аспектах вновь создаваемой цивилизации.
Кажется, что всё было учтено и многократно перепроверено ещё на Земле, но какие-то смутные сомнения терзали Геннадия Николаевича...
Что не так? Что недоглядел, упустил?
Вот хотел же записать в создаваемую Конституцию для вновь создаваемой цивилизации, отдельной статьёй необходимость защищать государственную идеологию всеми доступными средствами. Потом слово «всеми» вычеркнул.
Может, опять вернуть?
А срок, ограничивающий правление Верховного...
Нужен ли он вообще? Если правитель всех устраивает, то зачем его менять?
Ведь если даже претендент немного и превосходит по своим личным качествам действующего правителя, то всё равно неизбежно произойдёт провал во всех сферах государственного управления хотя бы на период передачи полномочий – на время адаптации на новом месте. И так будет не только на высшем уровне, ведь новый правитель придёт со своей командой, и те неизбежно начнут вытеснять старых управленцев повсеместно, несмотря на их таланты и заслуги.
Но самый главный недостаток ограничивающих сроков в том, что они сокращают период планирования действующего правителя. Каким бы добросовестным ни был человек, но стимулов планировать дальше отведённого ему срока становится меньше.
Да и преемственность политики нарушается, что также не на пользу стране...
* * *
– Что ни говори, папа, а наш предок всё же прогнулся перед теми обстоятельствами, которые сложились на момент старта, – начал Сергей сразу с места в карьер. – Слово «всеми» так и не вписал в Конституцию. А ведь оно было в его черновиках. Я сам читал. Согласен, пап?
– Согласен, сынок, согласен. Оно бы нам сейчас очень пригодилось. Сейчас его уже не впишешь!
– Впишем, папа, никуда они не денутся – прогнём!
– Как?
– А так, как я тебе уже рассказывал. Соберу на них компромат и поговорю с каждым персонально.
– Серёжа, это же нечестно!
– Нечестно по отношению к кому? – парировал Сергей Ильич. – К этим беспринципным беспредельщикам или ко всему нашему народу? Кто тебе дороже? Ты за кого радеешь? – безжалостно наседал сын на бедного Илью Ивановича, и тому нечего было возразить. – Неужели ты до сих пор не понял, что если мы будем ограничивать себя в средствах по отношению к врагу, который этих ограничений не ведает, то мы обречены на проигрыш? Это же аксиома, папа!
Илья Иванович надолго задумался, а Сергей Ильич терпеливо ждал ответа. Наконец он не выдержал.
– Решайте, Генеральный секретарь Консервативной партии Золярии! Судьба цивилизации сейчас в ваших руках! Времени уже не осталось. Ещё год-другой – и либералы с демократами окончательно укрепятся, и мы уже не сможем им помешать вести народ в пропасть. Кстати, наша партия за прошедшую неделю опять потеряла восемь процентов единомышленников. И это в основном молодёжь – наше будущее, между прочим! Всего за одну неделю, папа... Решайся.
– Да, сын, ты прав. Я принял решение.
– Какое?
Илья Иванович встал, подошёл к окну и долго вглядывался в контуры огромного города. Единственного города на этой далёкой планете. Прямые освещённые улицы хорошо просматривались даже с высоты третьего этажа, где находился кабинет Генерального секретаря, но перед его глазами были дымящиеся развалины городов далёкой несчастной Земли.
– Действуй, Сергей! Да поможет тебе святая память предков!
[1] Окно Овертона (американского политического аналитика Джозефа Овертона) – это концепция, подразумевающая, что есть определённый круг мнений, которые общество одобряет или порицает, а их выразителями выступают политики, СМИ, активисты и медийные личности. Частным следствием этой концепции является: если самую безумную идею последовательно и постоянно «забивать» людям в головы, то вскоре эта идея превратится в норму жизни.
Глава 3
Лев Яковлевич Сахаров, Генеральный секретарь Демократической партии Золярии, торжествующе посмотрел на своего коллегу, Джона Конвея, Генерального секретаря Либеральной партии Золярии, и, не сумев скрыть ехидства, продолжил:
– Вот видите, коллега, я ведь предупреждал, что ваше чрезмерное самомнение до добра не доведёт! С чего вы взяли, что консерваторы будут вечно придерживаться правил, которые мы с вами когда-то сумели им навязать? Неужели было трудно учесть, что любое миролюбие и терпение – даже такое, как у наших оппонентов – непременно перерождаются в агрессию и решительность, когда человека припирают к стенке. Особенно – у этих проклятых славян! Неужели вы, господин Конвей, с вашим блестящим образованием, не смогли до сих пор понять, что наше крошечное поселение на Золярии – это не многомиллиардное людское стадо, которое было в распоряжении наших предков на Земле? Зачем надо было лезть на рожон, пока мы ещё не успели переформатировать девяносто процентов молодёжи? Сейчас нам удалось запудрить мозги только шестидесяти процентам населения, но этого мало для решительного удара! Да, шестьдесят процентов – уже большинство, но не забывайте, что это большинство у нас на двоих, а я не собираюсь до конца своих дней плясать под вашу дудку! Да-с... Не собираюсь! – закончил главный демократ и потянулся к своему стакану.
