— Кажется, праздник начался рано, — говорит Кент. — Его Величество, должно быть, обнаружил, что некие религиозные фанатики планируют сорвать его вечеринку.
Вид с морга не был таким ясным, как с воздушного шара, потому что мы были довольно далеко, но мы могли видеть толпу, отделяющуюся от группы солдат.
— Сейчас прибудет принц, — говорит Уилл.
— Сомневаюсь. Если есть хоть намек на опасность, он будет держаться в стороне. — Кент хмурится и оглядывается на брезент, покрывающий половину крыши.
— Я должна быть там, — говорю я.
— Если собираешься идти, то нужно поторопиться, — думаю, Кент больше беспокоится о проверке воздушного шара, чем о нас, но затем он говорит:
— Элиот ждал тебя, — и смотрит на меня. Я вспыхиваю.
— Мы не сможем этого сделать. Гавань слишком далеко, — начинает Уилл, крепко сжав мою руку.
— Возьми паровую карету Элиота, — говорит Кент. Он перешел от шара к корзине, пробегая руками по ремням. — Если попросишь охранника вернуть ее, он оставит ее мне, чтобы я мог закупать расходные материалы для нашего проекта, — он смотрит на меня, говоря это.
Я толкаю Уилла перед собой. Мы спешим вниз по лестнице и выходим на улицу. Освещение принца не может добраться сюда, поэтому очень темно.
Я крепче хватаю Уилла за руку. Мне нравится ощущение его пальцев, переплетенных с моими.
— Финн не возражал бы, — говорю я.
— Вот именно, — его голос нежный.
Паровая карета Элиота припаркована там, где мы ее оставили — около клуба Распущенности. Рядом с ней стоит охранник, держа в руках мушкет.
— Нам нужно добраться до гавани, — выпаливаю я.
— Мисс Уорт? — сказал он, хотя я уверена, что никогда до этого не видела его. — Я доставлю вас так далеко, как только смогу, но там толпа.
Паровая карета Элиота рассчитана только на двоих, но Уилл посадил меня к себе на колени и тесно прижал, а солдат начал быстро вести. Я более двух раз ловлю его взгляд, когда он, нахмурившись, смотрит на Уилла. И на меня.
В конце концов, улицы становятся слишком переполненными, и охранник останавливается.
— Удачи, — говорит он. Уилл кивает.
Улицы так сильно заполнены, что мы едва можем продвигаться. Продавцы торгуют фосфоресцирующими ожерельями, и на одном, должно быть, дюжина их. Они придают его лицу зеленоватый оттенок. Его зубы желтоватые, а белки глаз болезненно желтые. Не думаю, что такой болезненный вид ему придают только светящиеся ожерелья. Его рукава закатаны, открывая сыпь. Я сдерживаю крик и отступаю назад. Уилл прямо позади меня. Он кладет руку мне на плечо, чтобы остановить.
— Это просто ссадины, — говорит мужчина, отступая от меня, а затем делает еще один шаг, будто собираясь бежать. Если я закричу, если укажу на него, обвиняя в переносе инфекции, толпа разорвет его. Я видела, как такое случалось раньше. Мы с Финном видели.
Одно из ожерелий падает мне в руки. Какое-то мгновение я изучаю его, зная, что зараженный мужчина скрылся в толпе. Праздничное настроение, которое я ощущала на крыше морга, кажется, рассеялось. Люди осторожно смотрят друг на друга, не приближаясь на расстояние прикосновения. Я вижу блеск ножа, сокрытого в свободном рукаве. Люди сильнее запахивают свои плащи.
Все взоры обращены к гавани. Но их выражения не восторженные, не счастливые. Они выглядят голодными, будто ожидают своего рода спектакль. Может быть казнь. Слишком многие из них носят сверкающие ожерелья, что делает их лица зелеными и болезненными.
— Нам нужно добраться до корабля! — кричу я Уиллу. Каким-то образом я выпустила его руку.
Я проскальзываю между двух людей, но женщина двигается, и я случайно прикасаюсь к ней. Она рвется в сторону, вскрикнув, а я, споткнувшись, сталкиваюсь с парнем, стоящим рядом с ней. Я убираю руку, сбитая с толку теплом его плоти.
И только тогда я понимаю, что Уилла со мной больше нет.
Я делаю полный круг в поисках его, но тропинка, по которой я шла через толпу, скрылась. Другие дорожки открываются и снова скрываются, когда толпа перемещается, но я не могу сказать, которая из них приведет меня к Уиллу. Я ищу его, начиная паниковать. Я не могу остаться тут в одиночестве.
Звучат трубы, и группа хорошо одетых мужчин выступает на палубу корабля.
Неделю назад я стояла на этом пирсе, только я и мой отец. Кроме его охранников, мы были единственными людьми на земле. Сегодня вечером вокруг меня сотни людей. Я не хочу даже представлять темные места, с которых они вышли. Когда я прохожу мимо двух мужчин, один из них тянется ко мне. Я бросаюсь прочь от него, но вдруг выхожу из толпы и оказываюсь на самом краю пирса. Я ловлю проблеск светлых волос на корабле.
Элиот осматривает толпу. На нем надета маска, но я все равно могу сказать, что он хмурится. Я поднимаю руку, но только до уровня глаз. Я хочу, чтобы он увидел меня, но не хочу привлекать к себе внимание. Матросы и стражники стоят по бокам от Элиота. Я оглядываюсь в поисках Эйприл, но не вижу ее.
Человек в цилиндре, который знавал лучшие дни, протягивает Элиоту бутылку шампанского.
Я не так далеко от него, но больше не могу разобрать выражение его лица. Он поднимает руку, чтобы прикоснуться к маске. Затем вокруг меня слышится крик.
Люди падают в воду, брызгаясь и вопя. Меня отталкивают назад, и я цепляюсь за людей вокруг меня, точнее, за единственного мужчину, оставшегося на причале. Он отбрасывает меня, но я восстанавливаю равновесие и не падаю.
И тогда я вижу ее. Девушку, бьющуюся в конвульсиях в толпе. По ее лицу бегут красные слезы, а светлые волосы становятся розовыми от пота. Она протягивает руки, моля о помощи, но люди лишь дальше отходят от нее.
— Красная Смерть, — слышу, как кто-то произносит.
Девушка падает.
Я не удивлена, что никто не подходит, но удивлена, что звук от удара ее головы о прогнившие деревянные доски причала так отчетливо слышен.
Я слышу голос Элиота и оборачиваюсь. Он перегнулся через перила корабля и его губы двигаются, но я не могу разобрать, что он говорит. Меня снова кто-то толкает, и я падаю на четвереньки.
Не уверена, зовет он меня или еще кого-нибудь. Кожа на моих ладонях разодрана и кровоточит, и, когда я пытаюсь подняться на ноги, то вижу, что кто-то пинает умирающую девушку. Это не злонамеренные пинки, они больше похожи на подталкивающий жест, но один человек начинает это, остальные подхватывают, используя ноги чтобы оттолкнуть ее к воде. Ее длинные белые пальцы дергаются и хватают все что попадется, чтобы удержаться. Девушка кричит, когда ее хватают за лодыжку.
Она еще жива, когда они сбрасывают ее в гавань.
Кто-то трогает меня за плечо, и я оборачиваюсь, отбрасывая руку.
— Аравия? — Уилл все еще протягивает ко мне руку. Я обнимаю его с таким облегчением, что он, наконец, нашел меня. Через его плечо я вижу Эйприл на пирсе, ее платье с красными блестками на полосках белого шелка мерцает в серой толпе.
Я не знаю, почему она в толпе, не на корабле, но Уилл помогает мне добраться до нее и проводит нас обеих на лодку. Он сможет спасти нас, и, когда мы вернемся, я спасу его.
На корабле несколько хорошо одетых мужчин подходят к Элиоту, чтобы пожать ему руку. Он говорит с ними, осматривая толпу. Он ищет меня.
— Пойдем со мной.
Голос Уилла невозможно нежный. Рядом с ним стоит мужчина. Пожилой мужчина среднего роста с шелковым шарфом, повязанным вокруг шеи.
— Расступитесь, идет дочь ученого, — громко кричит он.
Я слышу бормотание людей. Женщина тянется и почти касается меня.
— Благослови тебя Господь, — говорит она мягко.
— Спустите ее вниз, — говорит мужчина. Когда он двигается, становится заметно, что он хромает. Он к этому привык. Это произошло давно.
Теперь все смотрят на меня. Некоторые без масок, они улыбаются, но их улыбки не заверяющие. А Уилл смотрит в сторону. Внезапно я понимаю, что он не помогает мне. Он помогает этому мужчине. Я прекращаю двигаться, но он не отпускает мою руку.
— Аравия! — я слышу Элиота и оборачиваюсь.
Треск сопровождается взрывом. Я смотрю в небо, когда пламя вспыхивает с корпуса корабля и дымовая труба движется в сторону, в кричащую толпу.
— Отведи ее в тоннель! — вопит мужчина. Горящие обломки древесины падают с неба, и мои глаза слезятся. Меня обрызгивает чем-то кровавым. Я продвигаюсь вперед, подальше от кричащей толпы в гавани, на боковую улицу.
Выцветшая вывеска с изображением осьминога рекламирует таверну, закрытую годы назад. Уилл помогает мне на развалинах, а затем хромой мужчина поднимает кусок брезента и жестом предлагает мне спуститься по лестнице. Я качаю головой.
Второй взрыв, гораздо громче первого, сотрясает пирс. На мгновение Уилл прижимает меня ближе к себе, а затем толкает вперед. Мы не говорим. Моя голова раскалывается от шума. Я ставлю ноги на лестницу и начинаю спускаться. Прямо передо мной, за ржавыми перекладинами, я вижу вырезанный глаз — символ, который Элиот хотел использовать для восстания. Элиота, вероятно, уже нет в живых.
