Наш собеседник, не принимая в руки развёрнутый документ, пробежался по нему глазами, кивнул и сказал:
— Раз сохранили, несмотря на все мировые события, Иван Иванович, значит, актуальная. Мародёрить, — обращаясь уже ко мне, спросил он, — идёте, правильно понимаю?
— Ну да, — ответил я. — А заодно, глядишь, и каких-нибудь разведданных соберём.
Офицер кивнул и, потеряв к нам всяческий интерес, приглашающе махнул рукой в сторону моста. Попрощавшись, двинулись дальше.
— И чего ты, Иван Иваныч, — пока мы вышагивали по мосту, поинтересовался я у Льда, — так смутился на вопрос о документах?
Лёд посмотрел в сторону и, как-то непонятно пожал плечами, ответил:
— Ну банально слишком, понимаешь? А вдобавок ко всему ещё и Иванов. Вот особо стараюсь реальными данными не светить. Да и какой сейчас смысл.
— А Лёд — это за флегматичность? — я получил в ответ утвердительный кивок. — А вот насчёт смысла ты не прав. Цивилизация ещё вернётся сюда, и снова будем жить по паспортам, а не как сейчас.
— Вероятно, — снова пожал плечами мой собеседник. — Но то когда ещё произойдёт.
Я покивал, соглашаясь с ним. Его правда — весьма нескоро. Сколько бы мы — да, себя я отныне чётко ассоциировал с ОМОНом, ставшим в нынешней ипостаси Стражами, — сейчас ни сделали для наведения порядка в бывшем ЗАТО, сколько бы ещё бандитов ни уничтожили — всего этого мало. Город снова должен ожить, и эта задача ляжет на плечи тех поселенцев, что уже живут здесь, и тех, которые будут приходить извне. Мы лишь можем подготовить почву для этого предприятия, очистив эти улицы, скверы, парки и пустоши, все вместе компактно уместившиеся внутри обнесённых колючей проволокой бетонных стен, от варварского произвола, беззакония и насилия. Пусть тотальная ядерная война и изменила весь мир до неузнаваемости, что-то, оставшееся незыблемым: человечность, благородство, справедливость, решительность и трудолюбие — ещё даст людям толчок вперёд. Мы же, сменив имя, остались верны сути. И, как положено полиции, приложим все необходимые ресурсы, силы и умения к исполнению своего долга по наведению и охране общественной безопасности. Так же и другие. Учёные, инженеры, врачи, учителя, рабочие, крестьяне и все остальные созидатели. Все вместе, объединив свои усилия, мы обязательно возродим этот мир и, приняв к сведению ошибки прошлого, сделаем его лучше прежнего. Ибо воля к жизни побеждает всегда, и не было в истории нашей планеты с тех самых пор, как в водных глубинах зародились первые зачатки живого, ещё ни одной силы, которая смогла бы её одолеть. Всё впереди, и всё случится. Рано или поздно, так или иначе.
Одухотворённый этими мыслями, контрольно-пропускной пункт на другом берегу я миновал, можно сказать, на автопилоте — лишь рассеянно кивнув своим коллегам. Вернулся в себя лишь тогда, когда отдалились на пару десятков метров. Снова включилась готовность к угрозе. По-хорошему, не стоило предаваться всяким размышлениям даже на мосту, где, казалось бы, достаточно безопасно, но и вечно держать себя в напряжении нельзя. Ладно, один раз расслабиться сверх меры там, где это себе можно позволить, не страшно. Просто дальше не терять бдительности, и всё.
— Ну что, перекур? — осведомился я.
Кузя, согласно кивнув, полез в карман за сигаретами и спичками. Я, быстро осмотрев в бинокль окрестности и не выявив ничего, что заслуживало бы хоть какое-нибудь внимание, задумчиво похлопал себя по подсумку с сигаретной пачкой и зажигалкой. А, гори оно всё! Одну себе позволю. Как добрая примета — покурить на дорожку. Не знаю, с чего бы так подумалось, особо суеверным я не был. Предчувствие чего-то, быть может? А пёс (три раза «ха-ха») его знает.
Пока стояли и курили, я старательно разглядывал пейзажи в своём секторе наблюдения. Частью полуразрушенные брошенные дома, недострои, которым ещё долго предстоит стоять жутковатыми металлическими скелетами будущих зданий, ржавые остовы автомобилей, мусор, мусор, преследующий нас даже спустя три года после гибели цивилизации мусор. Облако пыли вдали, поднятое порывом ветра. Преобладающие мёртвые деревья — не везде природа сохранилась. И под эту картину лезла в голову песня одной из многочисленных ме́тал-групп, которые на удивление до самого конца не уступали места под солнцем всё новым и новым стилистикам и жанрам.
Золотой век окончен, свет солнца погас,
Тьма накрыла мир пыльным крылом.
Кто нажал кнопку первым — неважно сейчас,
Может быть, разберёмся потом.
Мир людей превращается в пепел и прах,
Стали прахом и пеплом мечты.
Царство Смерти везде, Смертью воздух пропах -
Да, ты спасся, но счастлив ли ты?
На свой новый мир погляди,
Забудь все, что было вчера.
Всё достигнутое позади,
И тебе измениться пора.
Какие там у меня планы были когда-то в кажущимся нынче таким далёким прошлом? Отучиться на автомеханика, накопить денег на открытие своего сервиса, поступить на заочку инженером, кататься раз-два в месяц с друзьями на охоту… Не срослось. Добродушный диванный милитарист вынужден был превратиться в матёрого хищника, не рефлексирующего при отнятии жизни у себе подобных.
Волчьи стаи по пустошам рыщут, стремясь,
Чтобы выжить, отнять у других
Их имущество, жизни, задать свою власть.
Не готов к битвам, значит, беги.
Из всех правил, что были, осталось одно -
Кто сильнее, тот прав — так и знай!
В новом мире лишь сильному жить суждено,
Если шанс дан, то не упускай.
Пепел в небе и на земле,
Солнце скрыто от людских глаз.
Тем, кто обратил живое всё в тлен,
Не было никаких дел до нас.
Доводилось не далее как меньше месяца назад убегать от кого-то. И раньше бывало. И меняться с преследователями ролями. И самому на кого-то охотиться. Утверждать своё место под солнцем силой: где кулаков, а где и оружия. Неоднократно сталкиваться со всякой швалью, забывшей обо всех мыслимых и немыслимых человеческих нормах. И даже пожить под небом, заволоченным облаками сажи, поднятой с земли после ядерных ударов. Лишь месяц — не все мировые запасы смертоносного оружия пошли в дело, — но и того было достаточно.
Молчаливо стоят без людей города,
Лишь бетон пощадила война,
Но ты веришь, что мир замер не навсегда,
И однажды вернётся весна.
А пока что хватай автомат и вперёд,
Убивай, чтобы жизнь сохранить.
Устанавливай правила, время не ждёт,
И не надо прощенья просить.
В новом мире не будет богов,
Ты хозяин отныне себе.
Вот и сорваны цепи с рабов,
Сам пиши теперь в своей судьбе.[2]
И этот город пуст и молчалив. Но увиденное действительно даёт веру в то, что однажды всё изменится. А пока не изменилось — будь вооружён и готов ко всему. И не дай тем, кто занят своей судьбой за счёт уничтожения и порабощения других, установить свои законы.
