Попадались и живые пленные… Их, связанных и немного побитых, выводили и ставили на колени лицом к трупам окровавленных жертв.
Мне было тяжело на всё это смотреть, а своих девчонок я сразу отослал куда подальше… Гато постоянно находился рядом со мной, держась чуть позади…
Я замечал косые взгляды, которые на него порою бросали люди. Связанные пленные смотрели, как на ядовитую змею. В их глазах он предатель, который продался белым… Среди пленных были и кубинцы. Их было не так много, но они были… Вид у них был виноватый… Хотя и не у всех. Некоторые смотрели на Алехандро тоже, как на предателя.
Обычные гражданские люди смотрели на Гато с некоей долей испуга. Он же чёрный… А чёрные, всего несколько часов назад резали и насиловали женщин и детей…
С виноватым видом на него поглядывали и бойцы в кубинской форме из числа тех, кто не переметнулся на сторону бунтовщиков. Похоже, что они чувствовали вину за своих боевых товарищей, которые предали идеалы кубинской революции и вместо всеобщего равенства и братства превратились в обычную банду, убивающую по принципу: «Все, кто не с нами, это враги».
Освобождённые заложники выглядели гораздо хуже, чем побитые пленные. Порванная одежда, кровь, синяки и ссадины. Некоторых женщин похоже, ещё и насиловали…
Кстати, среди заложников были и темнокожие разных цветов и оттенков. Наверное те, кто отказались примкнуть к бунтовщикам.
— Что с трупами делать будем? — спросил меня, подошедший Круглов.
— Можно закопать. Но это если копать экскаватором. Вручную мы такой котлован за неделю не выкопаем. — отвечаю ему я. — Можно захоронить в море… Морские обитатели будут только рады такому изобилию белковой пищи.
— Всех вместе? И убийц, и их жертв?
— На эту тему я не подумал. Я только хотел избежать очередной эпидемии.
— Про идеологическую составляющую любого действия тоже нельзя забывать. — присоединился к нам Боря Липатов.
— Всё ясно… Ну, тогда как говорится, котлеты отдельно, мухи отдельно.
— Хреновые у тебя сравнения. — укоризненно произнёс особист. — Больше так не говори. По твоим словам не понятно, кого ты обозвал котлетами, а кого мухами.
— Боря! Это всего лишь слова… Время идеологически правильных слов уже заканчивается. Наступает время действия. Прагматизм и трезвый расчёт выходит на первую позицию. Вон он твой интернационализм где лежит. — показываю рукой на бойцов кубинской армии, лежащих среди убитых бандитов.
— Я и сам не понимаю, как всё произошло… — бормочет Липатов.
— Я знаю, с чего всё началось… — Внезапно вступает в разговор Гато. — В этом есть и наша вина…
— Чья? — недоуменно переспрашиваю я.
— Твоя и моя…
— О как? — моё удивление плавно переходит в возмущение. — А я-то тут при чём?
— Вы привезли кур и коз…
— Ну, да… А ещё и коров в придачу. И что из того?
— Ангольский вождь тут же попытался забрать себе какую-то часть, а может быть и всё сразу. Попытки объяснить ему, что это всё предназначено для будущего, не увенчались успехом. Ведь у них по-прежнему работает правило: «У кого коза — тот и богат»…
— И всё это… — я показал на растерзанные трупы, — Из-за того, что я притащил домашних животных для разведения на новых территориях?
— Выходит, что так. Анголец стал кидать лозунги, что белые жрут от пуза, а чёрным не дают мяса.
— То есть всё это — мясной бунт? У нас вроде бы никто не голодал. Всех кормили одинаково.
— Похоже, что на этом он и сыграл. Убедил своих приближённых, что белые достали где-то коз, коров и кур, а с чёрными поделиться не пожелали.
— Вот сука… Столько людей погубили из-за того, что какому-то негритосу захотелось пожрать свежего мясца с козлиной *опы.
— Я бы собрал весь народ и провёл бы с ними разъяснительную беседу… — сказал Липатов.
— Ага… Будешь прививать им социалистическое сознание? Типа: «Всё вокруг колхозное, всё вокруг — моё!» Так твой ангольский царёк так и поступил, руководствуясь именно этим принципом.
— А ты что предлагаешь?
— Диктатура! Вот единственное, что мне приходит на ум.
— Но это же не демократично…
— Не те нынче времена, чтобы в демократию играть, Боря. Власть нужна жёсткая, но справедливая.
— Ты что ли в президенты метишь?
— Да в мыслях не было. Пусть народ решит, кто будет руководить.
— Часть народа уже выбрала одного… — он кивнул не тело царька, которого как раз именно сейчас выносили из церкви.
— Это были не выборы. Это был вооружённый переворот.
— Но народ всё равно надо собрать. Так что насчёт похорон?
* * *
Для погибших от рук злодеев всё-таки выбрали достойное погребение на местном кладбище. Рядом со входом, используя тяжёлую строительную технику, выкопали довольно-таки объёмную братскую могилу… Учитывая растерзанное состояние трупов, хоронили в отдельных пластиковых мешках. Панихида прошла практически без всяких высокопарных слов и траурной музыки. Просто у всех было гнетущее настроение, к которому прибавилась физическая и моральная усталость от сбора, погрузки и захоронения трупов.
Трупы бандитов были в более приличном состоянии, ведь в основном я убивал из парализатора. Их было решено отдать в жертву океану. Пока что их грузили на небольшой сухогруз. Таких судёнышек после разгрузки скопилось в порту некоторое количество… И вот одно из них решили использовать не по назначению… К ногам каждого трупа привязывали груз. Обычно использовали большие камни. Их в избытке было на берегу. После пересчёта оказалось, что количество тел перевалило за три сотни.
Про убитых на аэродроме в Антарктиде я уже подзабыл. Но думаю, что их там уже зарыли…
Я не знал, что делать с пленными, которых оказалось довольно-таки много. Это и те, кого я привёз с собой с аэродрома в Антарктиде. И те, кто выжил, находясь в домах и других строениях в Стенли. Ни одного живого бандита не осталось в церкви, хотя все заложнике в подвале не пострадали. Именно они и стали свидетелями на быстром судебном процессе, организованным по принципу революционных трибуналов. Но это не были те самые «тройки», которые всем без разбора выносили только высшую меру наказания. Мы отобрали наиболее адекватных и беспристрастных свидетелей из числа бывших заложников, а потом подробно опрашивали по каждому из бандитов.
На некоторых злодеев они сразу указывали, как на активных участников погромов, убийств и изнасилований. По поводу других говорили, что те только хватали, били и держали… А в отношении некоторых вообще ничего не могли сказать… Поэтому в конце всех допросов, мы поделили злодеев, на тех против кого были выдвинуты обвинения, и на тех, кто просто примкнул к бунтовщикам в силу каких-то своих причин или обстоятельств. Было много женщин… Но лишь про некоторых из них прямо сказали, что они принимали активное участие в убийствах. Остальные же просто присутствовали и ничего не делали… Они тоже были виновны. Но и их можно было понять… как говорится: «Все побежали и я побежал…»
— Ну, что будем делать с виновными? — спросил меня Алехандро.
— Судя по показаниям свидетелей, они те ещё монстры…
— Расстреляем?
— Вот ещё… Патроны на них тратить…
— А из парализатора?
— Много чести.
— И что ты предлагаешь?
— Понимаешь, амиго… Их надо казнить так, чтобы другим было неповадно…
— Сжечь на костре, как колдунов? Посадить на кол?
— Какой ты кровожадный, Алехандро…
— Ты же сам предложил казнить их?
— Ну, да…
— И что тогда? Повесить? Отрубить голову? Четвертовать?
— Я думаю, что самое простое и в то же время наглядное наказание может быть таким…
* * *
Если судьба злодеев, против которых у нас были чёткие свидетельские показания, была уже практически предрешена, то примкнувшие к ним испугавшиеся и заблуждавшиеся находились пока что «в подвешенном состоянии». Дурацкий, конечно, каламбур в данной ситуации. Никто никого никуда не подвешивал. Они просто сидели взаперти и ожидали решения своей участи.
