– Не совсем, – Ахмат задумался в поиске нужных слов, и я был не уверен, что он понял мои слова «молиться» и «жрецы» в том смысле, который я в них вложил.
– Говорят с богами те люди, с кем они сами захотят говорить, – пояснил он, – боги бывали порой вспыльчивы, и общение могло закончиться могилой. Но у каждого бога были свои доверенные лица, с кем они разделяли пищу и кров. Возможно, их ты называешь жрецами. Тогда мы, рирцы, твои жрецы.
– А что, про меня тоже ходят сказания? – я заинтересовался, но тут же стушевался. – Я, наверное, молодой бог, рано еще.
– Ходят, – хохотнул Ахмат, – в Приморском форте их называют пиратскими или рирскими сказками.
– Да ну? – я изумился скорости создания народного творчества. – И о чем?
– Я слышал сказки про «Победу над легендарным волком Лукасом», «Огненный дождь на перевале Серых гор», «Кровавые паруса», «Один против кавалерии Железного Альберта», ну и, конечно же, про «Взрывающиеся головы и море крови»...
– Теперь еще добавятся про «Гремящее оружие - ракеты» и «Как врагов свели с ума», – засмеялся я, – но это ведь не сказки. Это правда!
– Ну как сказать, – рассудительно заговорил Ахмат, – если бы я не был очевидцем, то тоже бы думал, что это сказки. Говорят, рирцы даже подрались в трактире с армейскими, когда те им не поверили про «Огненный дождь».
– Да уж, – я задумался, – а про каких еще игроков слагают сказки?
– Про Зойку, Отшельника, северных братьев Рика и Дика, Лионеллу, Мидаса… – мой собеседник начал перечислять, и я понял, что далеко не первый. – Ну и, конечно, самые любимые сказки про Командора. Но они совсем не такие жестокие, как про тебя. Они – добрые…
– А я, значит, недобрый?
– Ты неправильно меня понял, – вздохнул Ахмат, – ты попал на войну и сражаешься с врагом, какая тут доброта?
– Тоже верно, – согласился я, – но, когда война закончится, я раскопаю Грейлав и построю новый университет. Меня запомнят, как ученого, возродившего науку Античной империи. Я, может быть, раньше был ученым.
– Да ну…– с сомнением в голосе проговорил Ахмат. – Я думаю, ты не был ученым в своем мире.
– А кем? – удивился я его скепсису.
– Наверное, самым отважным воином, утопившем в крови своих врагов, – с пафосом продолжил он, – я после войны буду рассказывать о великом воине Леониде, сокрушавшем армии и разрывавшем врагам дурные бошки.
Рирец задумался и чуть слышно произнес: «Если выживу, конечно. Так-то, шансов немного».
– Да не грусти! Прорвемся! – энергично крикнул я и галопом помчался в голову нашей колонны. Захотелось побыть одному и осмыслить то, что он сказал.
А мысли были нерадостные. Получается, игроки со своими сверхъестественными способностями заменили жителям планеты культы природы, солярные религии и прочие ранние верования человечества. Став для людей богами, они воздействовали на это общество, участвовали в его развитии, навязывали свои законы и принципы государственности. Наиболее преуспел в этом псионик Игорь Светлов – игрок, умевший влиять на умы. Здешнее общество следовало за живыми богами, не нужно никаких храмов, когда игрок живет рядом, в соседнем доме. Не нужно молитв к небесам, если можно попросить игрока о помощи.
Интересный мир создал Вавилон и его посланник Ковчег, но в чем же их главная цель? Хотя цель понятна – построить цивилизацию. Возникают вопросы: «Какую? Является ли этот мир экспериментом, потому что, на мой взгляд, он сильно отличается от Земли?». Логичного ответа найти не мог, факты не собирались в общую картину.
В целом Античная империя была не таким уж и суровым средневековьем. Отдельные деревушки мне казались, в принципе, здоровым обществом с развитой экономической моделью и почти счастливыми жителями. Особенно запомнился поселок Солнечный дар, удобно расположившийся на пригорке. Там было около сотни домов и большая центральная площадь с рынком, кузницей и даже лавками алхимика и портного. Местные торговцы продавали изумительные вещи, на которые я и глазел, пока мои бойцы пополняли припасы, чинили упряжь, проверяли подковы лошадям. Вообще-то у нас все было нормально со снаряжением, но мы уже давно мотались по лесам и пыльным летним дорогам, и мне просто захотелось общения. Да и что скрывать, свежего хлеба с парным деревенским молочком. Ну а то, что пару лошадиных подков обновили, так не из-за нужды, это дань уважения поселковому кузнецу.
Признаюсь, я в таких замечательных местах еще не был и купил все, что привлекло мое внимание: несколько весьма качественных льняных рубашек, прекрасные полотенца с витиеватой вышивкой, замечательные деревянные кружки весьма изящных форм, хорошие зелья для лечения и восполнения маны. Я купил подарки для Ади. Обалденный сарафан – ярко-желтый с красными цветами и причудливыми жар-птицами, жемчужное ожерелье, пусть дешевое, но очень стильное и сделанное весьма искусно, а главное – изумительный гребешок из кости неведомого животного, с прекрасной резьбой и рисунком в виде улыбающийся огненно-рыжей девушки с глазами, инкрустированными рубинами. Когда я любовался гребешком, ко мне подошел Мотар и удивленно хмыкнул.
– Нравится? – спросил я его, думая, что он впечатлен работой мастера.
– Зойка всем нравится, – он улыбнулся, – не знал, что её лик еще наносят на женские штучки.
– Зойка, которая Богиня ветров и зноя? – теперь настал мой черед удивляться.
– Ага, – он кивнул, – этот гребешок – подарок девушке на свадьбу, чтобы была такой же страстной, как Зойка. На севере его встретить – редкость, в основном эта традиция соблюдается в южных провинциях у теплого моря.
Ну значит, не зря мы сюда заехали! Теперь и достойный подарок есть. В этот момент у меня вдруг появилась уверенность, что в Сиртосе все у нас получится и Аделаида вернется домой.
Наконец мы достигли полуострова, к которому двигались все это время. Окружающая картина разительно изменилась: меньше стало лесов, совсем пропали поселки и поля, засеянные пшеницей. Вдоль реки встречались только бараки рыбацкой артели, а подальше раскинулись бескрайные пустыни – мегатонны песка, чуть поросшие кустарниками, со скудными островками невысоких сухих трав. А еще появился пронизывающий ветер, он преследовал нас своим воем и днем, и ночью.
Чем дальше мы двигались в глубь полуострова, тем больше видели бесплодных пустых пространств. Только каменная дорога, выложенная среди песчаных дюн, позволяла нам не заблудиться. Поселки совсем пропали, и если мы собьемся с курса, то даже спросить будет не у кого. Появились трудности с поиском корма для лошадей.
Мои спутники относились к дорожным невзгодам философски: «У нас есть путь, мы следуем ему, он приведет нас к цели». Последние два дня питаться нормально мы перестали, опять перешли на кашу. Купить свежие продукты было не у кого. Понятное дело, что мы избаловали себя, пока шли по изобильным землям: яички, мяско, творожок. А тут каша на воде из Доньи да немного солонины. Люди еще как-то справлялись, лошадям скармливали последние запасы овса, но вот Яр страдал от отсутствия живности, на которую можно охотиться. Мышей, водившихся тут, он есть не желал. Рыбу ловить не умел. Кашу жрать не хотел. Поэтому и выпросил почти все мои припасы: мне бы хватило на пару недель, но у него же растущий организм, большие потребности. Когда на горизонте появился форт Сиртос, в инвентаре запасов еды совсем не осталось – как говорят, «мышь повесилась».
В ширину крепость-звезда была больше нашего Приморского форта раза в два. Она стояла на узком мысе между рекой, которая в этом месте широко разливалась, и морем. Соответственно, и пристаней тут было две. Первая – на реке, в окружении десятка крупных построек, угадывались даже верфи для строительства достаточно больших кораблей. Вторая – на море, с несколькими пирсами и протяженным, поражающим воображение волнорезом. На пристанях царила суета, было видно людей и множество повозок с грузами, более десятка торговых судов стояло у причалов.
– Чем тут торгуют? – спросил я Петра, сержанта моих кавалеристов.
