— А может она в вошь превратиться? — задумчиво спросил Валерка, почесывая зудящую красную точку на коже чуть выше поясницы, появившуюся вскоре после прошлого выхода на поверхность.
— Не знаю, — с сомнением сказал Петрович.
Тимофей выжидательно смотрел на Максима. Тот колебался. Его смущали даже не байки про ведьму, а вичухи на куполе Храма и другие опасности, подстерегающие наверху. Но в конце концов жажда приключений одержала верх. К тому же Тимофей поклялся, что бывал уже на поверхности не раз и места эти знает хорошо.
Валерка, правда, что-то неуверенно пытался возразить, но Максим высмеял его, и в конце концов друг нехотя согласился идти с ними.
— Вот и славно, — промурлыкал Тимофей и блаженно потянулся, щурясь на огонь желтыми глазами. — Собирайтесь, да и пойдем, уже дело к ночи.
Открылись гермоворота, и сталкеры, поднявшись по ступеням, оказались наверху. Максим тут же поглядел напротив — туда, где возвышались белые стены храма. Кажется, вичухи сидели в гнезде и не проявляли беспокойства. Осторожно, стараясь держаться под защитой стен, троица двинулась по Волхонке, обходя ржавые остовы машин, перешагивая через стволы деревьев — и откуда только они взялись в таком количестве, бульвар-то остался позади?
С левой стороны, возле полуразрушенной автозаправки, раздался шорох в кустах. Максим схватился за автомат, но шум быстро стих. Справа, со стороны реки, послышался громкий плеск, затем жалобный вой, внезапно оборвавшийся. Кажется, там кого-то съели. Максим порадовался, что реку отсюда не видно — впрочем, доносившиеся оттуда звуки не давали забыть, что она совсем рядом.
Слева показались разлапистые деревья перед входом в музей, колонны которого смутно белели в темноте. Чьи-то красные глаза сверкали из-под нижних веток. Но звери лишь следили за сталкерами, не решаясь напасть. Справа потянулись невысокие домики-шкатулочки, на них — вывески, прочесть которые было уже затруднительно.
Так близко к Кремлю Максиму еще не случалось подходить, и он напрягся, стараясь ни в коем случае не поднимать глаза, не глядеть вперед, в просвет между домами впереди. Но вот они свернули вправо, в переулок, и Максим вздохнул облегченно. Фонарик осветил вывеску «Продукты», и радость охватила парня — не соврал усатый! Про ведьму он к тому времени и думать забыл.
Максим с Валеркой шагнули вслед за Тимофеем внутрь. Там все было разбросано в ужасном беспорядке, словно в магазине происходило сражение. Парни принялись набивать рюкзаки всякой всячиной. Уж очень много всего было здесь, глаза так и разбегались — и пачки чая, настоящее сокровище, и какие-то жестяные банки, и коробки в блестящих обертках, совсем не пострадавшие от сырости. Столько добра! Максим уже представлял, как они принесут все это на станцию, и какими глазами будет смотреть на него Наташка.
С набитыми рюкзаками они с Валеркой вышли на улицу, и тут Максим заметил, что Тимофей куда-то делся. Они пару раз позвали — впрочем, не слишком громко, чтобы не привлечь нежелательного внимания — а потом Максим решил, что взрослый мужик сумеет сам за себя постоять, да и не искать же его теперь по всей округе. А обратно на Кропоткинскую они и без усатого доберутся, он свое дело сделал.
Но едва они успели сделать несколько шагов, как заметили движение. Максим вскинул автомат.
— Не стреляй! — крикнул Валерка. — Это же ребенок.
Перед ними стояло невысокое существо в лохмотьях. Валерка подошел ближе и удивился — откуда тут взялась девочка? А та указывала ручонкой в ближайший подвал.
— Там папа, — невнятно лепетало дитя.
— Максим, подожди, я сейчас, — крикнул Валерка, снял рюкзак, кинул к его ногам, а сам шагнул в темный провал вслед за малышкой.
— Стой, куда ты? — крикнул Максим, видя, как друг уходит вслед за каким-то оборвышем. Но тут неведомо откуда взявшийся здоровый черный кот кинулся на него, и следующие несколько секунд Максим, как мог, от него отбивался. Потом вдруг исчезли все — Максим с изумлением оглядывался по сторонам. Ни друга, ни заморыша в лохмотьях, ни даже кота.
— Валера, — крикнул он в черный провал. Но ответа не было. Максим стоял в нерешительности. И вдруг ясно послышался ему звук, от которого он похолодел — зловещее старушечье хихиканье.
Максим в ужасе кинулся бежать обратно. Ноги сами донесли его до Кропоткинской — правда, несколько раз он спотыкался и падал. Ему казалось, что за ним кто-то гонится, но оглядываясь, он никого не замечал.
На станции к рассказу парня отнеслись с большим сомнением. Почему-то никто не помнил усатого сталкера, с которым они уходили. А Максим так и не смог внятно объяснить, куда делся Валерка. Но на Красной линии — люди серьезные, проверенные. И сказками про нечистую силу их не обманешь — они и не такое слыхали. Нашлись, как назло, свидетели его недавней ссоры с Валеркой. Максим пытался возражать, что ссора-то была пустячная, и они потом помирились. Но факты были против него, и приговор был коротким и категоричным — вывели его на поверхность в драной химзе и старом противогазе, дали пистолет с одним патроном.
У него оставался единственный шанс — попробовать добраться до Полиса. И Максим тихонько побрел темными переулками в сторону Боровицкой, вздрагивая от каждого звука. Ночью хищники выходят на охоту, а с одним патроном много не навоюешь. Спастись он почти не надеялся.
Свернув в очередной раз за угол, парень огляделся — и увидел лежащие на земле белые колонны. Так вот, куда привела его тропинка — как раз к руинам Дома Пашкова, к самому логову ведьмы, если верить Петровичу. Где-то тут, наверное, вход в тот колодец белокаменный. Случайно ли он оказался здесь?
— Стой, кто идет! — раздался грубый оклик.
Максим увидел массивную фигуру в химзе и в противогазе. «Может прикинуться мужчиной, женщиной, ребенком», — вспомнилось ему. Про пистолет он и не вспомнил — разве оружие тут поможет?
— Ну, здравствуй, бабушка, показывай подземелья свои, — обреченно проговорил парень. Голова у него закружилась, и Максим тихо опустился на растрескавшийся асфальт.
— Что это с ним? — спросил сталкер Полиса своего напарника. — Крыша поехала, что ли?
— Молод ты еще. Многого не знаешь. Здесь, возле Великой Библиотеки, в полнолуние еще и не такое бывает, — отозвался тот из-под маски, глядя на бесчувственное тело.
Михаил Табун
«Атака блокпоста» (басня)
Блокпост был ровно в полночь атакован
Мутантов доброй сворой в десять рыл.
Гостей незваных поумерил пыл
Станко́вый пулемет. И право слово,
На станции встречали как героев
Отважных и бестрепетных солдат.
Средь прочих выделялись двое:
Один молчал, приему был не рад;
Другой, напротив, хохотал, хвалился,
Мол, дескать, всех мутантов он убил.
Народ внимал речам и лишь дивился
Той храбрости, что парень проявил.
На станции его в лицо все знали.
Он был лгуном, каких не видел свет.
Врун так обрисовал борьбы детали,
Так дерзко на вопрос давал ответ,
Что, не переставая восхищаться,
Зеваки свято верили: «Сейчас
Он правду говорит и, может статься,
Пристойно, без существенных прикрас».
Друзья, что с ним в дозоре воевали,
Молчали до тех пор, пока кретин
Не заявил: «Мне все в бою мешали!
По сути, я бы справился один…»
Вруна сбив с ног в мгновение ока,
Бойцы скрутили и уволокли.
Зеваки по своим делам пошли,
Которых, вероятно, «было много».
К полудню каждый житель точно знал,
Что врун как жил вруном, так и помрет;
Спас станцию не он, а пулемет
Да паренек, что из него стрелял.
Им тот боец на деле оказался,
Что был не рад приему поутру.
Почет, что храбрецу не по нутру,
Обманщику, как водится, достался.
Насчет последнего добавлю, что бойцам
Во время боя на глаза он не попался.
Всю стычку от начала до конца
Врунишка средь мешков с песком скрывался.
***
Кто с совестью и честью не знаком,
Кто воевать горазд лишь языком,
Да на словах неистовый боец,
В людских глазах герой на миг, навеки — лжец!!
— Здорово, хлопцы! — фальшиво бодрым голосом приветствовал нас Новиков, отодвигая полог палатки.
Героин, увидев первое лицо станции входящее к нам вот так запросто и без церемоний, от удивления чуть не упал с ящика, на котором сидел и чистил свой арсенал. Наверное, если бы сейчас в палатку влезла копчуха и исполнила на столе танец живота, он и то удивился бы меньше. Если небожитель спустился со своего Олимпа и снизошел до простых смертных — спокойная жизнь помахала вам ручкой.
