— Куда собралась Вик? — спросил он.
— Людям все еще нужна помощь, — ответил Коннер, наклонившись к младшему брату. — Я пойду с ней, ладно? А ты останешься здесь с мамой и Палмом.
— Я хочу с тобой.
— Нельзя, — сказал Коннер. К глазам подступали слезы, но требовалось быть твердым. — Ты нужен здесь. Позаботься о Лилии. Представь, как ей сейчас страшно. Как одиноко.
Кивнув, Роб окинул взглядом зал, будто ища, чем заняться, кому помочь. Коннер поднялся по лестнице к матери. Он боялся сказать ей, что уходит, но сейчас его мысли были заняты только одним — вытащить людей из песка. В тот миг, когда он вынес мать, Роба и Лилию на чердак и спас их, он будто сбросил кожу, подобно змее, или пробил скорлупу, подобно птенцу вороны. Он словно заново родился, обретя цель. Он больше не ощущал себя мальчишкой. Ему казалось, что даже мать теперь смотрит на него иначе. Даже Палмер.
— Я собираюсь поехать на несколько дней вместе с Вик, помочь ей, — сказал он им. — Присмотрите за Робом и Лилией?
Мать кивнула, и Коннер заметил, как она сглотнула, сдерживая какие-то слова или рыдания. Она сжала его плечо, и он уже собирался уйти, когда она достала из кармана сложенный листок бумаги.
— Отдай это Вик, — сказала мать. — Пусть прочитает. Она должна поверить.
Коннер взял бумагу и сунул в карман.
— Обязательно, — пообещал он. — Пойду скажу Лилии, что меня какое-то время не будет. Присмотришь за ней?
Мать снова кивнула. Поблагодарив, Коннер шагнул в ее комнату, которая больше не вызывала у него былого отвращения, словно полностью очистившись после того, как через нее прошел песок. За спиной послышались быстрые шаги Палмера, и брат схватил Коннера за руку:
— Эй, Кон, нам нужно поговорить.
Коннер остановился. Взглянув через плечо Палмера, он увидел, что мать снова спускается вниз, чтобы помочь раненым.
— Что такое? — спросил Коннер.
Палмер взглянул на дверь комнаты матери, будто оттуда все еще исходила некая опасность, будто из-за двери мог в любой момент вывалиться кто-то из ее пьяных клиентов и врезаться в них, сбросив с края лишившегося перил балкона.
— Идем, — заговорщически прошептал Палмер и повел Коннера мимо комнаты, где лежала Лилия.
— Ты как, в порядке? — спросил Коннер. Брат выглядел лучше, чем утром в сарфере, его опухшие губы блестели от мази, а желудок был полон еды. Но что-то казалось не так.
— Угу, угу, в полном. Просто… эта девчонка, которая заявляет, будто она наша сестра…
— Лилия, — напомнил ему Коннер.
— Угу, Лилия. Просто… мама привела меня к ней и рассказала мне ее историю, позволила мне с ней поговорить. Они с Робом рассказали мне про ту ночь, когда вы отправились в поход, и про то, откуда она пришла.
— Из Ничейной земли.
— Может, и так. — Палмер снова взглянул на дверь и потащил Коннера еще дальше по балкону. — Просто… как-то слегка невероятно выглядит, тебе не кажется? В смысле, ты в самом деле ей веришь? Потому что…
— Я там был, — сказал Коннер. — И уверен, что она говорит правду. Она знала, кто я.
— Знаю, знаю. Но тут вот какая штука… Тот тип, который со мной это сотворил… — Палмер показал на свое лицо. — Этот самый Брок, который нанял нас, чтобы найти Данвар, который убил Хэпа, говорил со странным акцентом, будто бы с севера. И у этой девчонки точно такой же.
— Думаешь, Лилия из каких-то каннибалов? — У Коннера не было времени на разговоры, но его брат, похоже, всерьез встревожился. Вик говорила, что Палмер пережил серьезное потрясение, так что странно было в чем-то обвинять старшего брата.
— Я ничего не думаю, Кон. Я просто говорю то, что слышал. А то, что ее появление совпало с обрушением стены? А Данвар? Все одновременно? Ты в это веришь?
Коннер стиснул плечо брата.
— Я сам не понимаю, что происходит, — честно ответил он. — Но я верю, что эта девочка наша сестра, и, думаю, папа до сих пор где-то там.
Палмер кивнул. В глазах его стояли слезы.
— Угу, — пробормотал он. — Ты всегда в это верил.
В голосе брата больше не звучали обвиняющие нотки — скорее, что-то вроде зависти.
— Мне нужно идти, — сказал Коннер.
— Угу.
— Рад был тебя увидеть.
Братья обнялись и крепко хлопнули друг друга по спине, так что из их волос посыпался песок. Коннер вспомнил, как он злился на Палмера последние несколько дней за то, что тот их предал, не отправившись с ними в поход, и теперь это показалось ему сущей мелочью, не стоящей того, чтобы из-за нее беспокоиться.
— Я тебя люблю, брат, — прошептал Палмер ему на ухо.
Коннер быстро повернулся и поспешно ушел, прежде чем окончательно рухнул выстроенный им фасад.
51. Насосный гребень
Коннер
Коннер шел среди потемневших дюн с пустым дайверским баллоном на спине и болтающимся у бедра редуктором. Он не направился прямо к сарферу — прежде чем уйти, он должен был увидеть кое-кого еще. Убедиться, что с ней все хорошо. Увидеть Шентитаун, свой дом, хоть какое-то место, где будет продолжаться жизнь, когда он вернется.
Среди дюн виднелись огни факелов и ламп. На ветру слышались голоса перекрикивавшихся людей. Песка в воздухе было немного, над головой ярко светили звезды. Сияние над Спрингстоном, обычно затмевавшее созвездия, погасло. Коннер подумал о том, сколько придется нырять, чтобы вернуть все то, что забрали пески.
Идя в сторону дома Глоралай, Коннер вдруг ощутил странный трепет при мысли, что он жив, сумел выжить после того, как его полностью похоронило под наносом, а вместе с этим — не менее странное чувство вины из-за того, что ему довелось присутствовать при столь выдающейся катастрофе, как падение большой стены. С радостью это ощущение не имело ничего общего, куда больше было тоски и пронизывающей боли, и тем не менее он слышал некий слабый голосок, который говорил ему, как здорово дышать, как здорово ощущать себя над песком, и может ли он поверить в то, чему только что стал свидетелем?
Коннер ненавидел этот голос. В том, что случилось, не было ничего волнующего — лишь трагедия и потери, а теперь еще и неопределенное пугающее завтра. Сдуваемые ветром дюны затопят Шентитаун, как никогда прежде, превращая его в еще один хаотичный Лоу-Пэб. Его народ получил тяжкий урок, гласивший, что впереди всегда ждут новые и более крупные невзгоды. Он представил себе тянущиеся перед ним бесконечные дни, когда таскание ведер от водяного насоса будет вспоминаться с той же блаженной ностальгией, как горячие ванны и туалеты со смывом. Всегда оставалось, куда падать. Сыплющийся песок не собирался останавливаться.
Размышляя обо всем этом, Коннер слегка свернул в сторону, намереваясь пройти возле своего дома. Ему нечего было там делать — он забрал оттуда все вещи для своего путешествия через Ничейную землю, казавшегося теперь столь далеким. Он просто хотел убедиться, что входную дверь не засыпало, что у них с Робом будет куда вернуться, что песок вокруг их дома не обрушился от подземного грохота.
Дверь была на месте. Над домом все так же висели леса. Коннеру показалось, что внутри горит фонарь. Из-за покосившейся двери сочился свет.
Коннер медленно подошел ближе. Он не стал стучать, лишь попробовал ручку. Ее, как обычно, заедало, но замок был не заперт. Он толкнул дверь.
К двери повернулся мужчина с аккуратно подстриженной бородой, широко раскрыв глаза. Он и двое мальчиков сидели за кухонным столом Коннера. Пахло готовящейся едой. Мужчина поднялся, опрокинув стул, и выставил перед собой руки.
— Простите, — проговорил он и потянулся к детям, которые перестали есть суп и замерли с застывшими лицами. На всех была красивая дорогая одежда. — Мы сейчас уйдем. Мы не хотели ничего дурного.
— Нет, — сказал Коннер, махнув рукой. — Оставайтесь. Это мой дом. Все в порядке.
Мужчина взглянул в сторону темной спальни. Коннер не мог понять, есть ли там кто-нибудь, и подумал, что, возможно, мужчина решил, что ему и его детям теперь не хватит места.