Барзель побагровел, нахмурился, Эран попытался разрядить ситуацию:
— Коцюба, ты же не дурак, сам все понимаешь. У вас нет шансов, ваше общество слишком аморфно, вы не способны концентрировать усилия. Я не говорю про войну, вы же даже для строительства дороги не в состоянии объединиться. Завтра нужно будет что-то сделать, какой-то проект поднять, а половина ваших откажется. И ты не сможешь их заставить, никак.
— Вот именно, — заорал Барзель, тряся бородой, — у вас нет структуры, вы общество без позвоночника, без зубов. У вашего этого… Комитета, нет реальной власти. Устроили, понимаешь, вольницу, крестьянский рай — «Подати не платить, рекрутов не давать». У нас тут тоже были такие, но мы их скрутили, сделали из них государственных людей.
— В долгосрочной перспективе у вас нет шансов, — добавил Эран, — если вы не ужесточите свое общественное устройство. То, что есть у вас, это детский сад, пришла пора взрослеть, ребята.
— Мы подумаем и над этим тоже. Я передам ваши условия Комитету. А теперь позвольте откланяться, время позднее, а завтра нам рано вставать, — я встал из-за стола, и вытащил за шиворот порывающегося сказать что-то резкое Вайнштейна. На нас удивленно глазели, видимо, покидать стол босса без разрешения было не принято.
Я вспомнил, как перед тем, как уехать из Поселка, Эран попросил меня устроить ему встречу с «главным индиго», как выразился Эран. Я попросил Джека придти. Эран с удивлением посмотрел на безусого худенького Джека, но все же отвел того в сторону, и они о чем-то долго говорили. Уговорить Джека Эран не смог, и уезжал совсем не в духе, крыл матом своего адъютанта, не стесняясь присутствующих.
— Что так, не договорились? — спросил я Джека.
— Смешной человек этот твой друг, — ответил Джек, — он мне деньги предлагал, и очень рассердился, когда я назвал его дураком. — Я тогда рассмеялся, предлагать деньги индиго, вот Эран отмочил, он что, не понял, с кем имеет дело? Теперь мне это уже не казалось смешным, здесь я увидел тысячи людей, думающих так же. И все эти люди подчинялись воле Барзеля.
Мы вернулись в дом, где нас поселили, там нас встретил Ариэль.
— Что случилось, мужики? — удивленно спросил нас он, только мы зашли в комнату, — этим что-то передали по рации, они забегали, как ужаленные, я хотел выйти, так они меня чуть ли не прикладами назад в дом затолкали.
— Можно сказать, что переговоры прошли неудачно, — ответил я, и объяснил, что к чему. Ариэль понимающе кивнул, и больше вопросов не задавал. Он рассказал, что в наше отсутствие хорошенько выспался. Видимо, успокоенные его мирным поведением охранники куда-то отошли, воспользовавшись этим, в комнату пробралась узкоглазая, что прислуживала в доме. Она завела с Ариэлем разговор, спрашивала о каких-то родственниках, живших у нас. Он ей честно ответил, что не знает людей, о которых она говорит. Тогда она перевела разговор на Республику, отдельно спрашивала, как живут там ее соплеменники.
— И все время на дверь оглядывается, не войдет ли кто, а сама вся дрожит, — рассказывал Ариэль.
Ариэль честно объяснил ей, как у нас обстоят дела, рассказал про Ли, про Комитет. Она выслушала его, и выскользнула за дверь, а потом, когда его кормили обедом, незаметно сунула ему в карман записку.
— Так тут не понять ничего, — я разочарованно отложил записку, ничего не поняв в этих загадочных черточках.
— Покажем это Ли, он разберется, — подвел черту Вайнштейн.
Я боялся, что нас не выпустят, или еще чего похуже, но обошлось. Барзель был далеко не дурак, и понимал, что трогать послов чревато. И потом, кто-то же должен был донести до Комитета его ультиматум. Нам позволили собраться, заправили машину, и мы собрались уезжать. Проводить нас пришел Эран, стал меня уговаривать:
— Не горячись, Коцюба, подумай.
— А я и не горячусь, Эран. Нам надо подумать, мы посоветуемся, и дадим вам ответ, — я старался быть дипломатичным.
— Я очень надеюсь, что вы примете наше предложение! — обрадовался Эран, — ведь именно об этом мы мечтали когда-то. Сильное, справедливое государство, способное защитить себя.
— Знаешь, Эран, — ответил я и сел в джип, продолжая разговаривать с ним, — я тебя не узнал. Ты был… другим. Ты изменился, старый друг. Что тебя связывает с этими людьми, Эран?
— Пока Барзель идет в нужном мне направлении, я с ним, — твердо ответил Эран, — и тебе советую, сейчас не то время, чтобы сидеть по хуторам. Вы там у себя построили себе уютный уголок, и надеетесь отсидеться, а все вокруг пусть горит синим пламенем, разве не так? Не отсидитесь, это я вам обещаю.
Я покачал головой, и захлопнул дверцу. Всю дорогу до Поселка молчали, уже когда въезжали, Вайнштейн хлопнул себя по лбу, и сказал:
— Понял! Понял, что мне показалось странным!
— Что ты понял? — спросил я.
— Помнишь школу, детишек там? Среди них не было узкоглазых, ни одного.
Я понимающе кивнул. Действительно, свобода в новоявленной Земле Отцов была явно не для всех. Вспоминая слова учителя в школе, было нетрудно догадаться, почему.
— Это с этими людьми ты хочешь договариваться? — Ли перевел нам содержание записки, и нервы Вайнштейна не выдержали. Он вскочил, и забегал по комнате для заседаний. — Ведь они такие же рабовладельцы, как Фрайман!
— Да, я по-прежнему хочу с ними договориться, — спокойно ответил Вишневецкий. — Я прошу всех собравшихся вспомнить, кто мы, и почему собрались в этой комнате.
— И кто же мы? — тихо спросил сидящий в углу Ли.
— Мы правительство Республики, вот мы кто. И наша задача, — он встал из-за стола, оказавшись лицом к лицу с Вайнштейном, — наша цель — безопасность и процветание Республики. Мне жаль соплеменников Ли, которых держат в скотских условиях в Земле Отцов, но прежде всего мы должны думать о себе…
— Именно поэтому нам не стоит соглашаться с требованиями Барзеля, — сказал я, — чтобы у нас такие порядки не завелись.
— Если мы не согласимся, это означает войну. Вы же понимаете, что просто так они от нас не отстанут, — не сдавался Вишневецкий.
— Значит, повоюем! — пробасил Медведь, остальные согласно закивали, — не в первый раз!
— По моим оценкам, у них раз в пять больше людей. Мобилизационный потенциал и того больше, он хоть всех под ружье поставить может. А у нас, вы сами знаете… — упорствовал Вишневецкий, — и потом, вам не надоело воевать? Ведь этой песне не будет конца, победим Барзеля, придется биться с сарацинами, так же нельзя, это не жизнь!
— Все равно сдаваться нельзя! — на Вайнштейна было страшно смотреть, он покраснел, и пучил глаза в ярости.
— Я не предлагал сдаться, я предлагал поторговаться. Выторгуем себе автономию, экстерриториальность и все такое. Так мы, по крайней мере, время выиграем…, - его попытки убедить остальных были тщетны. В его словах был смысл, ясно, что Барзель нас в покое не оставит, слишком жирный мы кусок. И если мы не согласимся на его условия, то следующим летом у нашего порога будет его армия. С другой стороны, начать с ним торговаться, значит сдаться без боя. — Кстати, вы же хотели построить очень похожее государство, — обратился он к Летуну и Вайнштейну, — сильное, централизованное. Что вам не нравится в варианте Барзеля? Ведь ничего страшного мы там не увидели, ну религиозных много, ну крайний национализм. Договоримся с ними, оговорим отдельно статус для Ли и его соплеменников, и все. Нам не за что воевать, по большому-то счету.
— Вариант Барзеля это фашизм, как ты этого не понимаешь, — покачал головой Летун, — а такой строй порождает чмуликов, он создает вакуум, куда их засасывает. Оглянуться не успеем, как все рычаги власти будут у них.
— Даже если мы примем твое предложение, и даже если сумеем договориться, — произнес молчавший до того Райво, — они нас все равно съедят, не сейчас так потом.
— У тебя есть конкретные предложения? — резко спросил Вишневецкий у Райво, — вы же втравите нас в войну, прольется кровь!
На этом месте я поднял руку, и сказал:
— У меня есть предложение, — я сделал вид, что не заметил резкого тона, и спокойно продолжил: — давайте поступим вот как: поиграем в шпионов. У Барзеля полно соплеменников Ли, они вряд ли довольны своим положением. Мы можем это использовать.
— И оставить их в рабстве, — заметил Ли из своего угла.
— Да, оставить, на время. Нам нужна информация о том, что там происходит. Без этого никакое противодействие невозможно. Это первое. Второе: главный ресурс Барзеля это люди, давайте их у него заберем.
— Это как? — поднял брови Летун.
— А вот как: пропаганда. У нас свобода, и каждый может жить так, как хочет. Понятно, что большинство людей хочет, чтобы им указывали, как жить. Но не о них сейчас речь, я говорю о других, их мало, но это самые толковые, самые лучшие люди, элита в хорошем смысле этого слова — инженеры, техники, одним словом, специалисты. На них все держится, что у нас, что у Барзеля.
