Чтобы внести хоть какую-то ясность и отмести пустые подозрения, в палатку к Петру однажды наведался бригадир. Поздоровался, сел, да начал выспрашивать, кумекая про себя что, как и почему. Долго таился мужчина, тему менять пробовал, держался из последних сил, но гостя прозорливого обмануть не вышло. Почуял бригадир неладное, понял, что товарищу помощь нужна. Всю неделю присматривал он за жилищем Петра, видел, как Зло украдкой проникало в палатку, а уходило утром. В разгар дня даже с рабочего места отлучался, беседовал с соседями, справки наводил в службе безопасности. Благо связи бригадира позволяли. Крупных грехов за Злом, правда, замечено не было, но и безупречной репутацией оно также не обладало.
В общем, одним тихим вечером бригадир заглянул к мужчине опять. Пытаясь отвести беду, спасти бедолагу, он поделился своими соображениями относительно Зла и его корыстных намерений. Ослепленный чувством, Петр вовсе не слушал товарища. Мужчина думал, что бригадир просто завидует свалившемуся на него счастью и говорит это, дабы поссорить его со Злом. «У нас свадьба скоро», — не выдержал, наконец, Петр. «Одумайся», — гость был просто ошеломлен. «Все, что я говорил…». «Сказки свои детям оставь!», — грубо отрезал мужчина. «Мне они ни к чему. Уходи лучше, подобру-поздорову, пока морду лживую твою не начистил». У бригадира руки так и опустились. Ничего не сказал он, молча отодвинул полог брезентовый, да вышел не простившись на платформу. Зло, стоявшее все это время подле палатки и слышавшее мужской разговор, только ехидно улыбалось вслед уходящему. Петр снова был в полном его распоряжении.
Вот свадебная музыка отыграла. Растворились в памяти хмельные застольные тосты, началась у мужчины другая, семейная жизнь. «Патроны теперь будешь все мне отдавать, чтоб не потерялись», — констатировало Зло не терпящем возражений тоном. «Все равно пока дома сижу, не выхожу почти. Общий котелок, так сказать, выдавать патроны по необходимости буду… сколько захочешь, ты не переживай». Петр и не переживал вовсе: любимому Злу он доверял полностью. Правда после очередного отказа на покупку носков как-то призадумался. «А чем тебе старые, дырявые, говорит, не угодили? Сними, да зашей — глядишь еще послужат. Семейный бюджет ведь не резиновый, интересы обоих потянуть ему невмоготу».
И начало вдруг казаться мужчине, что Зло стало к нему иначе относиться: с мнением его не считалось никак, нужды насущные вовсе игнорировало. Такое обращение Петру не слишком-то нравилось и мужчина попытался поговорить с женой, расставить все точки над «и». «Кто в конце концов семью кормит, кто одевает, кто в палатке старший?! Мужик я али нет?!». Страшно осерчало тогда на него Зло, совсем перестало разговаривать, да от тела своего отлучило напрочь.
Долго держался Петр: неделю вокруг ходил, глядел все, слюни пускал. А Зло, как специально, в одном неглиже по дому вертится, бедрами округлыми перед мужчиной крутит. То к полу нагнется, сор подмести, то к столбу посреди палатки прильнет, веревку для белья натягивая — только соблазн один. Хоть глаза строительным мастерком коли. Промучился так Петр пару дней, да сдался: не под силу ему красоту такую упускать, ласками обходить; не гоже это. Приволок мужчина патронов мешок, перед Злом его поставил. «Вот», — говорит. «Бери. Не правый был, погорячился». А Зло нос воротит: «Уходи с «маслятами» своими, не могу тебя — мужлана эдакого, лицезреть». У самой же глаза огнем горят, да руки зуд нестерпимый сводит — большие все-таки богатства лежали у ног. «Заначка небось?», — недовольно бросило Зло, увидев, что мужчина уходить надумал. «Ну ладно, прощаю по первости. Но больше чтоб ни-ни, впредь ласковее будь, раздор не затевай».
Любовь и самоотдача захватили Петра с новой силой, спокойствие вернулось под кров молодых — Зло чутко следило за соблюдением своих прав и беспрекословным выполнением обязанностей мужа. Заработок отныне оседал в бездонных карманах жены. Из экономии, боеприпасы Петру выдавались только на еду. Остальное — большую часть достатка, Зло спускало на одежду и косметику довоенную.
И все бы ничего, да вот из-за безрадостной жизни душа мужчины тускнеть начала, коростой черной с боков покрываться. Словно сгоревшие угли, готова она была обратиться в золу и разнестись по платформе ветром. Угас огонь новаторства, исчез и энтузиазм в деле. Раствор не мешался, стекал с обрешетки, инструмент заржавел, зазубринами пошел — что не взмах, то царапина глубокая. Халтура сплошная, а не работа выходила: без огонька, без изюминки. Никто больше не узнавал в Петре былого мастера-золотые руки.
С появлением ребенка в семье, за мужчиной твердо закрепился статус штатного снабженца. Ни утех плотских, ни чего-либо иного, окромя выплачиваемых за работу патронов, от Петра Злу надобно не было. Диво-дивное — так нарекли малыша супруги. Все внимание в доме теперь сосредоточилось только на нем. «Поди туда, принеси то. Поди сюда, принеси это», — заботы мужчины росли с ростом младенца. Однако, несмотря на образовавшиеся вокруг холод и пустоту, Петр крепко привязался к ребенку, старался его всячески радовать. Бывало, к сталкерам пришлым подойдет, безделушку какую выпросит или из трубки ржавой свистульку сварганит. Средств, правда, все чаще не стало хватать. Мужчина работал с удвоенной силой: днем и ночью пропадал на заказах, возвращаясь домой, еле на ногах держался. Тут-то и вспомнились ему гости заезжие, да предложения щедрые соседних линий-государств.
Взяв у бригадира несколько скопившихся отгулов, чего раньше с ним никогда не случалось, мужчина сел на первую же дрезину, следующую в сторону Ганзы — посулы «кольцевиков» казались ему самыми заманчивыми. «Чем черт не шутит, авось не забыли мастера». Проваландавшись целый день по административным кабинетам, мужчина, однако, получил бесповоротный отказ. Прознав про резкое ухудшение качества выполняемой им работы, начальство Кольца давно уже поставило на Петре крест: кому нужен бракодел? Классных мастеров днем с огнем не сыскать, а тут забулдыга какой-то… таких на Ганзе и без Петра хватает. «Худая слава быстро по метро разносится. Человеку с такой репутацией у нас места нет. Возвращайся домой — коммунисты да Полис тебя тоже не ждут, о Рейхе и говорить нечего».
Закручинился мужчина, обиделся — с тяжелым сердцем домой воротился. А тут еще Зло подливает масло в огонь: «Не видать нам теперь гор золотых, раньше головой думать нужно было, пока предлагали! Вот возьму Диво-дивное, да к маме своей уйду. Никогда нас больше не увидишь». Избавиться от сварливой жены Петр был бы теперь не прочь, но ребенка лишиться никак не хотел: шибко любил он Диво-дивное, полностью в нем растворялся. И решил тогда мужчина силы свои в торговле попробовать, в челноки переквалифицироваться. Занял сколько смог патронов у соседей, да бригады родной, затарился товаром красным и отправился с караваном торговым в самые что ни на есть дальние уголки метро.
Почти год крутился Петр, аки белка в колесе, все Московское подземелье от края до края излазить успел, но только баснословных барышей купля-продажа вещей не принесла. Нервов на коммерческую возню уходила тьма. Бывало и удача отворачивалась, и конкуренты палки в колеса вставляли. Да ко всему этому еще риски какие сумасшедшие: то бандиты навалятся — мзду потребуют, то поставщик обманет — дрянь какую-нибудь вместо качественного товара подсунет, взятки чинушам, опять же, никто не отменял, охрана, налоги там. Долги тоже возвращать нужно. И понял Петр, чтобы челноку успешным быть, нужно не его склад характера, а особый иметь, талант к торговому делу и коммерции. Жить этим, дышать. Не его, в общем, это занятие».
Пуще прежнего взбеленилось на мужа Зло, осатанело вконец. Вскорости у них дочка родилась — Чудо-чудное. Заработки теперь полностью на детей и уходили. «Ничего, ничего в доме нет!» — постоянно причитала жена. «Ладно я без косметики сижу, но Диво-дивное… Чудо-чудное… они-то тебе чего сделали? Голодом уморить решил, нищетой унизить?!». О своих новых нарядах, впрочем, Зло тактично помалкивало.
Не по себе было мужчине в обществе постылой супруги: постоянные тычки да попреки беспочвенные. Жалким каким-то, затюканным становился Петр, переступая порог дома. Думал даже на развод подать, разорвать узы союза, как он узрел, ошибочного. «А дети? Злу что ли оставлять?!». Достал он тогда латы резиновые, взял в руки обрез самопальный и отправился в радиоактивный город сталкерского счастья пытать. «Иди, иди!», — напутствовала жена. «И без хабара богатого не возвращайся. Большую семью кормить нужно».
Темно было, когда Петр на улицу выбрался. Ветер обиженно выл где-то в гулкой подворотне. Хлестали и назойливо лезли в глаза колючки снега, порожденные бесконечной ядерной зимой. Прикрываясь рукой, мужчина с трудом двинулся к ближайшему остову кирпичной многоэтажки. Уныла была обстановка внутри: распахнутые настежь обледеневшие двери, разрушенные войной и временем, занесенные непогодой квартиры. Защемило сердце Петра от картины такой, тяжело сделалось. Развернулся он, да шагом быстрым к выходу направился: «Может в других зданиях вещи полезные еще не все вынесли?».
