Снова опасность. Мозг незамедлительно выдает направление – я разворачиваю ствол оружия и сею смерть. Поражая все новые и новые цели. Они не кончаются в отличие от патронов.
Магазин опустошается, и в связи с этим предстоит целая свистопляска. Попробуй-ка найди запасной магазин и перезарядись с закрытыми глазами! Дрожащими, окровавленными, полуоцепеневшими пальцами вытаскивать пустую коробку и заменять новой. В итоге осознаю, что у меня не автомат, а целый пулемет в руках!
С повязкой на это уйдет минута, может, две. Необходимость как-то действовать вызвала легкое замешательство… но главное, не терять равновесия и баланса.
Не успеваю! Меня настигают, и приходится схлестнуться в рукопашной. Я начинаю рубиться тем, из чего стрелял, используя как дубинку. Бьюсь, отбивая удары.
Враги берут числом, я – натиском. Но не пробиться, не продавиться сквозь эту напирающую массу. Я поневоле начинаю беситься, хотя должен сохранять незыблемое спокойствие.
Я устал от этой сцены. Страшной сцены с сомнительным смыслом.
И тут что-то обрушивается сверху… Голову пропарывает когтями, они царапают лицо, изгрызают. Не убежать, не защититься.
Я бросаю бесполезное оружие, оно сразу же тонет в гуще тел. С меня сдергивают повязку. Она срослась с самой кожей, и шматы кожного покрова срываются с лица вместе с частицами ткани.
Последнее, что я улавливаю возвратившимся наконец зрением, – окровавленное, ужасающе искаженное лицо… и когда-то оно принадлежало женщине!
Не называть имени женщины – просто страшный посмертный лик бывшей сталкерши. Вот теперь я действительно закричал – от нестерпимого ужаса!!! Оно искривляется в жуткой гримасе – и это последнее, что я вижу и что отпечатывается в моей памяти. Беспощадный, ломающий череп удар, и…
Я просыпаюсь.
* * *
– Чего орешь? – спросил Орел, сидевший у костра так, чтобы оставаться на виду у напарника, когда тот проснется.
Именно его фигуру, освещенную огнем, Реверс должен был увидеть, вырвавшись из наведенного кошмара.
Лихорадочно выпутавшись из спальника, пробудившийся вскочил на ноги, обалдело потряс головой и наконец сумел ответить:
– Блин, приснится же такое… Страшное что-то было…
– Из прошлого? – для виду высказал догадку Орел и, расценив угрюмое молчание напарника как согласие, покивал головой.
Реверс присел к костру. Молчал, глядя в огонь, словно пытался там разглядеть смысл увиденного в страшном сне. Вокруг со всех сторон подступала беззвездная, холодная ночь, силилась удавить островок тепла и света.
Вдруг пошел снег. Еще слабый. Снежинки падали и сразу таяли.
– О, снежок, – сказал Орел. – Ура, дожили. Еще одну зиму увидим.
– Да, – лаконично отреагировал Реверс.
Каждый думал о своем. Реверс откинулся на спину, лег, подложив руки под голову, и смотрел в черноту неба, на котором не было ни одной звезды. Орел то застывал взглядом на какой-нибудь из горящих в костре веточек, то оглядывался по сторонам на предмет визуального контроля среды обитания. Чуйка у него, ясное дело, КУДА УЖ СИЛЬНЕЙ, но подстраховаться никогда не лишне. Зона не дает расслабляться даже тем, кто НУ ОЧЕНЬ в хороших с ней отношениях. И правильно. А не фиг.
Проблем с адаптацией зрения, как у обычных людей, которые ночью ни черта не разглядели бы за пределами круга света от костра, да еще и после прямого смотрения в огонь, у него не было. Давным-давно. Эпитет «обычный» ни с какого боку к нему уже не пристыковывался…
Так и молчали Орел с Реверсом. Хорошо так молчали, взаимопонимающе. Не может быть контакта у личности с личностью, если они друг с дружкой не могут просто помолчать. О чем-нибудь помолчать.
Зона словно уснула. Ничто не нарушало молчания сталкеров – никто жаждущий их крови не выскочил из темноты, не раздались оттуда выстрелы, не вылезло из-под земли нечто несусветное и голодное, не объявилась какая-нибудь заблудшая абнормаль.
– Ты участвовал в войнах? – вдруг спросил Реверс, приподняв голову и переведя взгляд с неба на сидящего напарника. Говорить двоим, которым суждено идти вместе, тоже необходимо.
– В каких войнах? – резонно уточнил Орел.
– Я имею в виду, там, в большом мире. Локальные конфликты всяческие, «горячие точки». Может, ты принимал участие в качестве наемника. Где боевую подготовку получил?
– Так горячо, как в Зоне, нигде не было, – заверил напарник. – Здесь все пространство из жарких пикселей сложено.
– Но я спрашивал не об этом, – напомнил Реверс. – Ты же был военным спецназовцем? Или в другом ведомстве числился? Как познавал азы искусства ведения войны? С каким начальным багажом знаний пришел в Трот, чтобы потом стать таким крутым… Ты кто вообще?..
– Э нет, ты спрашивал не про это. – Орел покачал головой. – А я ответил про это. Тема закрыта. Знай грань между любопытством и настырностью.
Реверс счел довод собеседника убедительным. А если не счел, то вынужден был принять как есть. Зато решил переключиться на другое – во внезапно вспыхнувшей жажде познания рецепта «как стать круче всех».
– Слушай, а как ты ухитряешься сохранять такую массу? – Реверс поднял верхнюю половину туловища вертикально и снова сел у костра; ноги поджал и скрестил по-турецки. – Вроде в непрерывных странствиях по Ареалам Визита, или где ты там еще ходишь, кроме Трота, времени качать мышцу особо не бывает… Да, мне о тебе рассказывали, в том числе и о том, что был в других Зонах, – признался Реверс.
– Обож-жают человеки сплетничать… – буркнул Орел для порядку. И решил все же ответить на вопрос отнюдь не лишний, о поддержании тела в тонусе. – Ну, я от природы был не тонкий. Крупный, мягко говоря. А тут и без тренировок постоянная физкультура. Чего только стоят ежедневные пробежки со снарягой и оружием… Там побежал, там взобрался, вот масса и подкачалась. Наверное, секрет в том, что я не возвращаюсь из ходок, долгие привалы себе не позволяю. Я давным-давно нахожусь в бессрочной ходке.
– Как-то так я себе и представлял… А у тебя бывает… э-э… меланхолия? Да, именно то слово, которое нужно, чтобы обозначить походную депрессию от усталости.
– Поход – это мой образ жизни, а не периодическое занятие. А чередование настроений присуще каждому человеку. Я – человек. Что бы по этому поводу… даже я сам иногда ни думал. – Орел специально говорил тихо, будто боясь потревожить безмятежно плывущие по воздуху точечки снега.
– А когда ты в последний раз влюблялся? Был с женщиной? – Голос Реверса звучал так же тихо, в тон. Они, словно два заговорщика, перешептывались у укромного костра, затерянного в ночном лесу.
– А ты?..
Судя по тому, что Реверс не ответил и оторопел, Орел поставил его в тупик. Взгляд его застыл, лицо в проеме шлема с поднятым забралом стало каменным. Напарник переваривал встречный вопрос, что-то в его памяти ворочалось, тяжело и неподъемно…
– Ладно, я спать, – совсем другим тоном, отстраненно, бросил он, переместился к своему спальнику, закоконился и отвернулся, оставив Орла прозябать в ночи в одиноком созерцании костра.
* * *
Кошмар, опять кошмар. Вязкий, чернильный, всепоглощающий. Иначе вскрик просыпающегося не был бы настолько отчаянным и не захлебнулся бы, резко оборвавшись на высокой ноте.
Реверс, вновь выброшенный из неспокойного, мягко говоря, сна в явь у костра, на удивление безмятежную, вернулся к Орлу, по-прежнему сидящему рядом с огнем.
– Я даже не запомнил, что мне снилось, – даже как-то извинительно произнес Реверс. – Только ощущение ужаса…
Орел молчал. Сейчас лучше не отвечать, это лишнее, но ни в коем случае не следует казаться равнодушной скалой, которую ничто из сказанного Реверсом не колышет. Перестараться нельзя, пусть у Реверса не проходит желание общаться и делиться чем-то. Хоть собеседник и не отвечает, от него непременно должно исходить внутреннее тепло, вызывающее у Реверса расположение на некоем душевно-химическом уровне.
– Тебя когда-нибудь мучали кошмары? – Реверса волновала в первую очередь, естественно, наиболее актуальная для него тема. – Ты боялся того, что с тобой происходит во сне?
Тема о взаимопроникновении внешнего и внутреннего. Явь и сны, сознательное и подсознательное – что может более полно раскрыть двойственную сущность человека, его взгляды на подноготную бытия и степень его соприкосновения с высшими, невыразимыми материями…
– Я ничего не боюсь. – Орел отвечал веско, уверенно. Между фразами делал большие паузы-пробелы, чтобы дать собеседнику больше времени внять услышанному. – Есть просто сны. Может, кто-то счел бы их неприятными. Даже пугающими. Но, видишь ли, я отношусь ко всему созидательно. Учиться стоит всему, даже тому, что никогда не понадобится. Ты тоже поймешь. Если хватит времени.
