– Теперь спускаемся, – сказал он, когда понял, что Реверс его заметил и осознал, что не один на склоне лежит. – Тут градусов сорок пять крутизна, не больше, как по бульвару прогуляемся. Ты взял обе вершины.
Реверс промолчал. Только еще раз судорожно втянул воздух носом и шумно выпустил его ртом.
* * *
…Бабаище.
Об этом мифическом мутанте, обитающем в Розовой Роще, много баек ходило среди обитателей Трота. Его фактически никто и не видел, но стойкие легенды о нем в российской Зоне не исчезали с давней поры, чуть ли не с первых лет после распада Союза. Внешность описывалась всегда одна и та же.
Основной прикол головы этого чмошника в том, что макушка, свод черепа у нее числом один, а полноценных нижних и верхних челюстей со ртами – два. Рук – громоздких, непропорциональных, обросших чем-то вроде мха, тоже две. Зато ног вообще не видно, они скрываются в облачке тумана, который всегда клубится внизу туловища. Может, этот туманчик и есть нижняя половина Бабаища.
В Розовой Роще всегда хватало разных тварей, но и на хабар она была урожайной. Сюда многие охотники за зонниками соваться отваживались, но за многие десятилетия ни один бродяга в Троте не сказал, что видал это чудище собственными глазами. Только пересказы из третьих уст. Страшный Бабаище всех, попавшихся ему, с энтузиазмом лопал в два горла. Но кто-то ведь выжил, чтобы его описание донести до других сталкеров… Если, конечно, этот монстр не являлся полной выдумкой аналогично бабайке из детских страхов, от которого и получил имечко.
Опа! Не являлся.
Собственной полутуманной персоной он выплыл наперерез Орлу и Реверсу, углубившимся в чащобу зверски благоухающих мутированных деревьев, на которых круглый год росли розы, отцветали и по новой появлялись.
В точности такой, каким его описывали рассказчики. Надо же, не все сказки ложь! Но без намеков ни одна не обошлась, и эта не исключение: все байки об этом чмошнике однозначно твердили, что ему на узкой тропе посреди роз категорически не попадайся!
– Ох ё, и везучий же ты! – подпустив в голос отчетливого восхищения, сказал Орел. – Притягиваешь к себе отборные кадры! Я тут в свое время столько раз ходил, и хоть бы одним глазком на бабая…
– Надеюсь, он нас долго не задержит, – нарушил сталкерский запрет на какие-либо прогнозы Реверс и поплатился, сглазил.
С Бабаищем провозиться пришлось долго, очень долго. С обеда и до вечера. Необычайно крепким и упорным противником оказался этот двуротый, регенерировался влет, погибать категорически не желал, но и ретироваться подобру-поздорову тоже не соизволял. Прицепился как банный лист, все норовил замочить двух прохожих-перехожих, явно у него жизненный принцип такой – не пропускать и не сдаваться. Но Реверс с Орлом не дались за здорово живешь, упорно гоняли монстра по аллеям роз, сбивали с толку, подстраивали засады…
И таки ухайдокали, с двух сторон навалились и разнесли компактный туман в такие мелкие клочья, что он уже не собрался, рассеялся, как дымок угасшего костра. Это оказалось слабым местом тумана – если его с одной стороны шквалом огня накрыть, он уносился и не давал себя рассеять, и чтобы этого не допустить, необходимо было встречным шквалом остановить и, зажав в тиски, сдавить и успеть раздерибанить…
А верхняя часть туловища осталась лежать на земле под розовым деревом, тряся подбородками от рыданий, блымая обиженными глазками и беспорядочно суча конечностями, не способными теперь целенаправленно хватать и не пущать. И до того несчастным выглядел этот обездвиженный, сам по себе нежизнеспособный обрубок, что сталкеры сожгли его чисто из жалости, не пожалев пиропакета.
Когда он сгорел, им обоим, несмотря на жуткое переутомление, хотелось запрыгать от радости.
– Дай пять, напарник, – сказал Орел, протягивая руку Реверсу. – Нам вдвоем удалось сделать то, что не удавалось никому раньше. Эта двуликая тварь, прикинувшаяся зонной мутацией, столько бродяг и настоящих мутантов замочила, не счесть…
– Ага, и теперь появятся новые байки про то, как бабайский призрак среди роз туманным облаком плавает и плаксивым воем распугивает бредунов, жаждет отмщения, а не может его обресть, – мрачно ответствовал напарник. – Да в этот сектор третьего круга бредуны специально будут таскаться на экскурсии выходного дня, чтобы послушать стенания и испытать чувство глубочайшего удовлетворения…
– Ну, это не самая печальная из легенд, которые могли бы о нас сложить, – улыбнулся напарнику Орел, хотя его лица давно не видел даже Реверс. Шлем открывал шрамированную голову в основном по ночам, когда напарник спал, пока что нуждаясь во сне.
А Орлу как раз в это время было сподручней говорить с собеседницей. Он слишком долго был лишен возможности общаться со сверхсущностью, чтобы теперь, когда обжился в пятом круге и добился персонального внимания, пренебрегать любым подходящим случаем.
Ночной привал в Розовой Роще, ставшей гораздо безопасней для бредунов, они заслужили по праву.
Что там вскоре будет со всем Тротом, достоверно не знает даже он сам, но в этой локации зачистка от сущности, чуждой как Земле, так и Зоне, состоялась.
* * *
Строительные леса.
Когда смотришь снизу, кажутся крепкими. Ты начинаешь залезать по лесенке и чувствуешь, как земля отдаляется, как зыбка твоя жизнь. И опоры, поддерживающие эти леса, очень шаткие.
Конечно, это только сон. Но тебя охватывает страх.
И ты ступаешь по тонким узким доскам, рискуя поскользнуться. Ветер словно старается скинуть тебя. В любую секунду равновесие может исчезнуть. И в то же время – искорка безумия, когда смотришь в бездну…
Со мной что-то произошло. Леса опрокинулись с тех пор, как я прошел Весы, как побывал вне течения времени. Я могу направлять его течение, как мне угодно, предвидя варианты развития событий. Проще говоря – предсказываю будущее.
С этим свойством в арсенале все как-то упростилось. Я стал понимать, не понимать даже, а знать, что делать и когда делать. Я могу направить любую схватку в нужное русло. Не всегда сразу получается, но я не волшебник еще, только учусь. Благодаря приобретенной тогда, в Весях, способности я постепенно уверяюсь, что наша с Орлом конечная цель будет непременно достигнута.
Я стал еще более уравновешенным, обрел опыт. Мне фантастически многое дала эта ходка с Орлом. Она сделала меня таким, какой я есть сейчас.
Я, можно сказать, переосмыслил значение любви. Затем впервые за долгое время встретил того, чей жизненный груз не просто равноценен, но даже более весом, получил шанс научиться тому, что самостоятельно если бы и получил, то очень не скоро, а скорее всего не получил бы.
И я еще более крепко усвоил правило, которое озвучил когда-то незабвенный Граф и которое стало моим девизом. Я столько всего испытал… Пропустил через себя, увидел с разных точек зрения. К тому моменту, когда я нашел Орла, я лишь свыкся с новым Тротом, а сейчас, когда вот-вот наступит годовщина моего возвращения, я с ним сжился. Хороший подарок самому себе спустя год.
Каким будет мой путь не через ближайшую минуту или час, а через месяц или год, я могу предвидеть, но не буду этого делать. Уметь и пользоваться умением – совсем не одно и то же.
Возможно, именно этому хочет меня научить напарник… И похоже, скоро настанет час подводить итоги краткого курса молодого бойца.
* * *
Они шли к рассвету, под ногами расстилалось еще одно поле, на этот раз ничем не заросшее, даже сорной травой. Только ждущее семян, которые рано или поздно превратят его в рассадник жизни. Солнце подымалось крупное и налитое, румяное, словно прожаренный, хрустящий колобок.
– Ходка почти окончена, – оповестил Орел.
Реверс улыбнулся, приветливо щурясь свету.
– Я знаю.
– Вот видишь, какой бы сложной и долгой ни была ходка, рано или поздно она окончится.
– Я думаю, ничего однозначно не кончается, – возразил Реверс. – Одна ходка и единственная – не синонимы.
– А однозначного ничего и не бывает, – обобщил Орел. – Вознесясь на вершину, умей снисходить до адекватной самооценки. Это нужно, чтобы чувствовать почву под ногами в этом нестабильном мире. В этом, пожалуй, суть крайнего урока…
На землю под их ногами внезапно наползла тень. Что-то мгновенно закрыло солнце.
* * *
…Воздвиглись исполины-здания, обшарпанные и разбитые. Ниже под ними простирался мертвый асфальт. Руины завораживали, как кладбище могло завораживать своей несуетностью и равноденствием.
