– За пределы квартала не выходи, – велел Джастин. – Ясно?
На улице, правда, еще толпился народ, да и фонари горели. Дождь так и не пошел, в скверике напротив гостиницы выступала местная группа – играла прямо на открытом воздухе. Тесса заверила его, что с ней ничего не случится, и когда девочка убежала, Джастин поманил Мэй наверх:
– Надо поболтать.
Мэй, устало шагавшая рядом, ответила:
– Я не хочу разговоров.
– Нет, хочешь.
И она последовала за ним в номер. Он машинально направился к мини-бару, потом одернул себя и устроился на кровати. И похлопал по покрывалу – дескать, располагайся.
– Разве мы это уже не делали? – угрюмо спросила она.
И присела на краешек.
– Правда, в тот раз ты заявил, что веришь в сверхъестественное.
– Теперь твоя очередь исповедоваться. Как ты себя чувствуешь? Что ты ощущаешь?
– Ничего. Пусто внутри.
– Это невозможно. Ты столько всего узнала. Ты должна что-то чувствовать.
Она сурово смотрела перед собой.
– В основном я виню себя за то, что оказалась недогадливой. Какая наивность – думать, что все получилось само собой, что у меня в профиле девятка и физические данные отличные. Легкоатлет из касты…
Она говорила очень спокойно – хотя душа ее разрывалась от боли. То, что зачатие состоялось в чашке Петри, ее не особо волновало. А вот то, что кто-то поработал над ее ДНК… это совсем другое дело. Ее тело будто стало чужим, враждебным. Она посмотрела на руки – и ее охватило дикое чувство, что они ей уже не принадлежат.
– Все, что я знала о себе, оказалось ложью… – пробормотала она.
– Неправда. – И он положил ей руку на плечи. – Начало процесса сейчас не имеет значения. Важно то, какая ты сейчас.
Она положила голову ему на плечо:
– Психотерапией решил заняться? Тебе надоело совать нос в чужие дела?..
– Какая разница, Мэй…
Она пожала плечами и глубоко задумалась. Теперь она размышляла не только о том, соглашаться с ним или нет. С одной стороны, когда кто-то знает о тебе практически все, он может понять, откуда ты родом. Мэй замотала головой. Что за чудовищная ситуация…
– Я была для нее товаром. Меня рассчитывали выгодно продать, – прошептала она.
– А меня мать родила ради пособия. Особой разницы не вижу, – резко бросил он.
– Ох! – вырвалось у Мэй.
Она сморозила очередную глупость!
– Прости.
– Ладно тебе…
И он посмотрел ей в глаза – пристально, словно хотел заглянуть прямо в сердце. И она буквально провалилась в них. Он не обманывал, не сплетничал – был честен.
– Слушай меня, Мэй. Важно то, кто мы такие. Мама родила меня ради денег, чтобы просто дурь покупать. Но я получил диплом, преподавал в университете, а потом стал правительственным агентом. Тебя растили как миленькую послушную девочку, чье призвание – детей рожать, чтобы затем продать с торгов за максимальную цену. А ты взяла и откликнулась на призыв Родины. И выбрала самую уважаемую профессию.
– Твоего телохранителя?
– Это вторая по значимости профессия. Но я имел в виду бесстрашие, с которым ты подвергаешь опасности свою жизнь ради служения РОСА. Ты спутала все их планы, Мэй. Выросла совсем другой.
И он нежно провел пальцами по ее щеке.
– И ты сама распоряжаешься своей жизнью.
Слова Джастина мягко обволакивали ее, они просочились внутрь и достигли потайного места, о существовании которого многие даже не догадывались. Рана продолжала болеть – правда терзала и мучила ее. Но когда она находилась рядом с Джастином, боль уменьшалась. И вдруг это случилось опять – эмоции Мэй вырвались из-под замка. А ведь она вроде бы надежно заперла в себе желание, страсть, тоску и влюбленность в неотразимого мужчину… Но он занимался с ней любовью так, как никто другой – ибо искал не власти над ней, а некоей истины, к которой оба стремились.
Во власти этого порыва Мэй наклонилась и поцеловала его. Она хотела просто поцеловать – из благодарности. Но ее накрыла та же самая волна, как при первом поцелуе – и по всему телу пробежал огонь. Поэтому поцелуй продлился намного дольше, чем она ожидала.
– За что это мне? – поинтересовался он, когда они оторвались друг от друга.
– Попробуй сам догадаться. Ты же у нас аналитик.
Она не отодвинулась и видела каждую ресницу и чувствовала запах его одеколона – модного и дорогого, сомневаться не приходилось…
Джастин поколебался несколько мгновений – не принять вызов он просто не мог.
– За то, что мужчины хлопочут вокруг тебя и обещают вечную любовь. А я единственный не хочу контролировать тебя и даже признаю, что твоя независимость – это хорошая штука.
Мэй оттолкнула его:
– Вечно ты все портишь!
Он засмеялся, взял ее за руку и притянул к себе:
– Выходит, я прав?
– Конечно, прав! Ты всегда прав! Хотя, если честно, я в таких научных терминах об этом не думала.
В ответ он улыбнулся еще шире и наклонился к ней. Несмотря на всю ярость, боль и злую память о том, что между ними было, вырвавшиеся на свободу чувства никуда не ушли. Вдруг Джастин замялся и отпустил ее руку. Отвел глаза и отодвинулся.
– Ну, – сказал он скучным голосом, – я рад, что талант аналитика все еще при мне.
Мэй не знала, что и думать. Он хотел ее, она точно знала. И тут ее осенило. Какая же она дура!
– Джастин… Я хочу извиниться за свои слова. За все, что я тогда наговорила про «такую, как я» и «такого, как ты». Теперь ты прекрасно знаешь, что я встречаюсь не только с патрициями и нордлингами. Я сказала это, чтобы тебя уязвить – потому что чувствовала себя оскорбленной и униженной и думала, что ты меня просто использовал в своих целях. Но я так больше не считаю. Я знаю, что ты ничего такого не имел в виду.
И тут его черты исказились болью, а потом лицо его приняло прежний вид – и он бледно улыбнулся.
– Да. Но сейчас получится, что я воспользуюсь своим положением. Потому что твой мир пошатнулся – меньше часа назад. Ничего не изчезнет – тебе придется с этим жить, а не метаться из стороны в сторону. Страсть, родившаяся как ответ на стресс, ни к чему хорошему не ведет.
Она подкралась поближе, положила руку ему на колено и сжала пальцы:
– Может, я воспользуюсь твоим положением… Уж ты-то должен понять, как иногда хочется ни о чем не думать…
– Да-да, такие настроения и привели меня в больницу в Виндзоре… – ответил он.
Несмотря на легкомысленный тон, он сидел весь напряженный и тяжело дышал. Мэй чувствовала, что Джастину нелегко сопротивляться ей.
И поэтому она действовала с абсолютной уверенностью – ибо знала, каков будет результат. Она поднялась на коленях и взяла его лицо в ладони:
– Стань моим наркотиком, – тихо проговорила она. – Помоги мне забыть.
Он обнял ее за талию, потом ладони его соскользнули к бедрам. Нежное, почти неуловимое движение – преторианцы так не умеют. Для Мэй это мгновение значило гораздо больше, чем неуправляемые кошачьи страсти.
Но Джастин смотрел нерешительно. Странно, обычно он такой самоуверенный…
– Мэй… Это не очень хорошая идея…
Она прошептала ему на ухо:
– Мы можем не гасить свет…
Это решило все. Через несколько секунд они уже торопливо срывали друг с друга одежду. Как Мэй и надеялась, она забыла обо всем. Она опьянела от невероятно сильного желания, она такого не испытывала уже очень давно.
Отвратительный осадок после сегодняшних дрязг и откровений исчез – лишь тепло его кожи и прикосновения имели значение. Она нашла его губы своими, голова кружилась, тело плавилось. Мэй успела забыть, какое роскошное у него тело, обычно скрытое под дорогими костюмами. Кто бы мог подумать, что под материей перекатываются стальные мышцы. Ее тело требовало, а разум жаждал освобождения другого рода – чтобы она отпустила все тяжелые мысли и горькие воспоминания…
Одежда уже лежала мятыми кучами на полу, она села сверху – как в прошлый раз – в крови огнем струилась жажда обладания. Но она сдержалась – а ведь это нелегко, когда имплант работает в полную силу! – потому что хотела насладиться не спеша. Времени на кошачьи страсти у них предостаточно. И она провела ладонями по его груди и склонилась к его лицу. Сердце его бешено стучало.
