И совет дам дельный тебе — не каждую вершину нужно покорять. На остром пике горы лишь камни да ветер стылый. В подножье же земля теплая, плодородная. Нужно уметь вовремя останавливаться, Яромир. Вот и твое время пришло.
— Но люди желают в Лес твой ходить. Дары его собирать, — попытался всё же добиться своего царь человеческий.
— Не желают, Яромир, не желают. Ошибаешься ты. Люди боятся Сумрачного Леса.
— Но богат он и плодороден. Многих бы дары его смогли спасти от голода в холодные зимы.
— Позволь ходить людям в Лес наш, Висир, — ласково протянула Навь. — Пусть дарами пользуются. Разве жалко нам ягод да грибов?
Старик рассмеялся, как несмазанная телега.
— Ты забываешься, Навь, — строго произнесла синеглазая Правь. — Не заберешь ты больше в свое царство.
— Разве я забираю? Мне ни к чему новые души. Да вот только народ мой грустит. По жизни человеческой скучает. Это в твоем царстве нет печали, а в моем порой темно и мрачно.
Не понравились слова Нави Яромиру. Злым духом веяло от них. Уйти захотелось, оставить дворец этот прекрасный, но холодный. Однако яблок молодильных, способных жизнь продлить на долгие века, хотелось больше, поэтому ждал царь, что скажет колдун лесной.
— Что ж, до сих пор ты хочешь, чтобы люди твои могли в Лес мой войти да дарами его пользоваться? — не шевеля губами, задал вопрос Висир, с прищуром хитрым за гостем наблюдая.
— Хочу, — подтвердил Яромир, понимая, что отступать не стоило, иначе не получить яблок волшебных.
— Будь по-твоему.
Тяжело поднялся старик с трона и, словно хромая черепаха, медленно стал спускаться по высокой лестнице. Старость ли, время или болезнь какая согнула его в три погибели, так что когда Висир спустился, то Яромир отметил рост его себе по пояс.
Протянул сухую скрюченную кисть колдун с кривыми тонкими пальцами и язвами страшными.
— Пожмем руки, дабы скрепить союз наш.
Не стал Яромир противиться. Пожал руку жуткую. Звонко рассмеялась Навь. А Правь, напротив, скривила недовольно уста свои прекрасные.
— Позволяю я людям в Лес войти, дары его брать. Но дальше частокола пусть не ступает нога человеческая. Таково мое условие. Вручи яблоки царю, Правь, да отправь обратно в земли его.
— Благодарю, Висир, — поклонился Яромир.
Он не знал, где частокол лесной находится, но раз хозяин не желает пускать дальше него, то так тому и быть. Яромир и без того многого добился. Обернувшись к сестрам, он подошел к златовласой деве. В руках она уже держала тяжелый платок, в котором угадывались яблоки, протянула его царю, вручила.
— Спрячь их, Яромир. Не бойся, не сгниют и не испортятся плоды эти никогда. А вот от воровства уберечься не могут, — рассказала красноволосая Явь с доброй улыбкой.
— За мной следуй, царь, — твердым голосом скомандовала Правь, будто командир приказ отдал.
Подчинился Яромир, последовал за сестрой синеглазой. Две другие остались во дворце, с Висиром, крикнув вслед ему: «Прощай».
Привела его Правь к кромке Леса, откуда виднелись стройные ряды войска Яромира.
— Сглупил ты, царь человечий, ошибся. Не стоило соглашаться с хозяином Леса. Больше всех Навь он любит, поэтому навьи духи в Лесу правят. А они разум ваш людской некрепкий мутят, играются, к себе забирают. Горе ты принес, да беду в дом свой пустил. Не стоили яблоки молодильные этого. Прощай, Яромир.
— Постой! — воскликнул испугано царь, желая больше узнать о том, что по незнанию совершил.
Однако Прави уже не было на том месте, где она стояла. Исчезла прекрасная дева, будто в лучах солнца растворился тонкий образ ее.
***
Минуло два века, как людям позволили войти в Сумрачный Лес. Много воды утекло; много жизней пришло и ушло; многое в мире сломалось и починилось. Да и сам мир другой стал. Темнее, мрачнее. Открыл Яромир «дверь» в Лес заколдованный. Но не только люди входили в него. Жители Сумрачных земель тоже отныне свободно выходили из дома своего. Обманом навьи духи расползлись по миру людей. К местам своим они привязаны были, и не могли уйти сами. Только человек вывести мог их из темных пещер, топких болот и мертвых деревьев. На спине своей люди приносили в деревни вредную нечисть, в карманах глубоких, в сердцах своих да ушах, польстившихся речами сладкими.
А всё из-за жадности царской. Ведь шептал Яромиру голос лесной, что ничего не должно покинуть земель колдуна, после его пребывания в них. Но Висир обманул, а сам царь забыл наказ, поддался алчности. Взял яблоки молодильные, предложенные хитрым колдуном. И теперь приходилось Яромиру смотреть на дела рук своих.
Волшебные яблоки до сих пор жизнь держали в теле царском, раз от раза молодость возвращая ему. Последний остался плод у него чудесный, и берег он его, как зеницу ока. Страшно Яромиру мир покидать было. Думал он как бы еще яблок раздобыть. Покинул Благодар он свой и рядом с Лесом мрачным новый град возвел. Чудомиром назвал его. Ведь столько чудес, сколько творилось вблизи Сумрачных земель — нигде не сыскать было. Радовался царь, что яблоня волшебная теперь ближе к нему стала, да только, к жалости своей, не знал, как добраться пока до нее.
Никому ведь не говорил Яромир про дары волшебные колдуна. Дивились люди, как удается царю вдруг младым и прекрасным вновь становиться. Земля слухами полнилась да сплетнями. Разное говаривали про него, всякое думали. И то, что душу Яромир продал лесным богам; и что сделку с колдуном заключил; и даже что сам Висир вселился в тело царское и теперь правит людьми. Многое болтали, и про яблоки молодильные в том числе. Яромир ничего не отрицал, но и не подтверждал. Даже супружнице молодой неизвестно было, почему муж ее из седовласого старца вдруг добрым молодцем за одну ночь обратился. За всю долгую жизнь Яромира пятой женой она ему приходилась. А вот детей поменьше бог дал царю. Троих. И все сыновья.
Старшего, тридцати лет отроду, звали Святослав. Среднего, пятнадцатилетнего сына — Добрыней величали. А младшего, которому минуло лишь девять лет — Иваном нарекли.
Серьезный старший сын был, наследник трона царского, особняком всегда держался и в глупости братьев своих не ввязывался. Средний Добрыня учился славно, много знал да многое видел, но по течению плыл. Как в народе говорили, ни рыба, ни мясо царевич средний был. А вот младший — Иван вечно ввязывался в неприятности и на месте усидеть не мог.
— Ох, Ванька, ох и бедовый ты! Ну чего тебя к этому барану понесло? — ворчливо приговаривала грузная Марфа — главная кухарка царских палат —
