Ариадна, раскрыв глаза, безмолвно смотрела на незнакомца. Незнакомец быстро поднялся и скрылся в аллее старого парка.
Видел ли ее этот человек? Видел ли ее мистер Бридж? С какой целью пришел он сюда? – Неизвестно. И он сам ничего бы не мог объяснить, так как он не говорил по-русски.
3. Привидение
Ариадна ни минуты не могла оставаться в избе. Будто в первый раз увидала она и покрытые копотью стены, и уродливую, занимавшую половину избы печь, и заклеенные бумагой стекла. Закончив работу, вышла она во влажную сумеречную рощу – и вот – словно не было этих горькими воспоминаниями наполненных лет, словно ей восемнадцать, у нее нежные не привыкшие к работе пальцы, она влюблена первой весенней влюбленностью и идет на свиданье.
Она миновала рощу и парк. Вот господский дом, покосившийся набок. Широкая терраса, с разбитыми, когда-то разноцветными стеклами, лишенная подпорок, готовая ежеминутно упасть крыша. Ариадна осторожно поднялась по ступенькам, открыла дверь. Оттуда пахнуло сыростью. От лунного света – сквозь окна – прозрачные тени. Она идет дальше: гулко отдаются шаги. Скрипят половицы. Еще в детстве любила она прятаться в этом доме, прислушиваясь к его голосам, – и вдруг, вздрогнув, выбежать вон, от неожиданного испуга.
Вот ей послышалось: необычные, слишком живые для этого дома звуки. Остановилась – и вдруг, как и в детстве, вскрикнула, испугавшись, и бросилась быстро бежать через парк, в рощу.
Ей показалось: кто-то ходит по старому дому, тихо крадется – ей показалось – мелькнула полоска света за дверью и вдруг погасла…
На крик отозвались собаки. В сарае за домом услышали крики и лай сторожа – Ефрем и Нефед.
– Подь посмотри, – сказал Нефед, – кричат будто…
– Не барин – сходишь и сам, – ответил Ефрем.
Шум продолжался. Оба вышли в парк. Тихо. Лунные пятна. Меж деревьями – белая мелькающая тень.
– Ходят… – сказал Ефрем и широко перекрестился.
– Стерегут, – подтвердил Нефед.
Они, как и вся деревня, были уверены, что старые господа, похороненные у церкви, встают по ночам и стерегут спрятанный Дмитрием клад. И потому никто не мог найти этого клада – ни мужики, ни даже приезжавшие из города «комиссары».
Все в Шокорове, а в особенности сторожа, привыкли к ночным посещениям, и, не обнаружив на этот раз особенного испуга, они ушли в сарай, предоставив привидению бродить сколько ему вздумается.
– Нас не тронет!
Но на этот раз явление было не из обычных. Всю ночь до рассвета слышались шаги в старом доме, мелькал огонек, тени бродили по парку. Сторожа не один раз слышали стук и шаги, но в старый дом войти не решались.
Испуганная, прибежала Ариадна домой. Зажгла керосиновую коптилку, разыскала припрятанные от обысков письма и дневники, пересматривала их, вспоминая всю жизнь, – как это бывает в минуты особенно острого беспокойства.
Легкий стук в окно прервал ее мысли. Она потушила огонь и прислушалась. Стук повторился.
– Кто там? – испугалась своего голоса, спрятала письма на грудь. Потом подошла к окну. В окно, прильнувши к стеклу, смотрело чье-то лицо. Ариадна вскрикнула, опустила руки и не могла проговорить ни слова.
Утром разнеслось по Шокорову, что в усадьбу этой ночью приходили «господа» и долго бродили по дому. Эти слухи дошли до мужичка, привезшего мистера Бриджа, – и его сразу же осенило:
– Он и есть!
И клялся, описывая мистера Бриджа, его шляпу, его костюм, его трубку, – что это никто иной, как один из «господ».
– И ведь ни слова не говорил всю дорогу! Подъехали к роще – гляжу – нет! С нами крестная сила! Вот, думаю, кого привез! То-то лошадь всю дорогу косилась!
– Животная чувствует… Да что ж ты его, Кузьма, в совет не предоставил?
– Покойника-то? Экося! Я ж тебе говорю: обернулся и нет!
Мог ли мистер Бридж предполагать, что он будет невольной причиной подобных разговоров? Знал ли почтенный представитель «Джемс Уайт Компани лимитед», что его эксцентричная выходка – прогуляться за десять верст вместо того, чтобы спокойно ждать на станции следующего поезда, будет иметь в этой варварской стране такие чудовищно нелепые последствия?
Мистер Бридж – где бы он ни был – в Шокорове, на станции или в международном вагоне поезда, идущего на Москву, – одинаково не мог ничего знать и слышать, так как он не понимал по-русски.
4. Кривой переулок
В расстоянии не более пяти минут ходьбы от вокзала, в Кривом переулке стоит небольшой двухэтажный дом, построенный, может быть, сто лет назад, – так архаически выглядит он, и столь заметны в нем глазу несомненные признаки разрушения: осыпавшаяся штукатурка, обнажившая черные бревна, прокопченные стекла, сквозь которые с успехом можно было бы наблюдать солнечное затмение, если бы солнце заглядывало когда в переулок, и эти стекла местами разбиты, местами заменены почерневшей от дыма фанерой, парадные двери, уже и вовсе не сохранившие стекол, – настежь раскрыты. Этот дом заслуженно пользуется недоброй славой, как убежище лиц, коих профессия не значится ни в одной профессиональной карте, но зато тем более отмечена уголовным кодексом.
Дом этот некогда куплен был фирмой «Братья Бахрушины» и оставлен на попечение дворника, а когда старший из братьев – Петр – выселен был из особняка на Арбате, пришел черед и для этого дома. Петр поселился в нем, познакомился с жильцами, которые называли его по-прежнему «хозяином», и оказывал им, пользуясь некоторыми связями, некоторые услуги в таких делах, которые карались существовавшим тогда законодательством, а затем торговый дом «Братья Бахрушины» возобновил существование в форме единоличного предприятия – специальностью его была покупка и продажа предметов, не помнящих имени прежнего своего владельца.
В тот день, которым мы начинаем рассказ, прилично одетый молодой человек, лицо которого носило явные признаки полумонгольского происхождения, постучался в квартиру «хозяина». В руках у него был небольшой чемодан.
– Кто там? – Послышался лязг открываемой цепочки, и раскрытая наполовину дверь впустила молодого человека в полутемную прихожую.
Не в меру высокий, худощавый и совершенно прямой старик, с выцветшим, как у старого чиновника, лицом неприветливо встретил молодого человека:
– Ты, Иван? Был там?
– Там… – Молодой человек отрицательно качнул головой.
– А что же? Где же ты был?
– Насилу с вокзала выбрался… До вечера проваландался с этой облавой.
– Что? Какая облава?
– Какой-то атаман Скиба. Утек, что ли. Так-то его и найдут! А вот я по пути эту штуку захватил, – добавил он, показывая на чемодан.
– Оставь – завтра зайдешь.
– Деньжонок бы.
Старик вынул засаленный бумажник, долго отсчитывал деньги и, глубоко вздохнув, подал их молодому человеку.
– Маловато.
Снова захлопнулась дверь.
– Ишь, старый черт. Жила. – бормотал Иван, спускаясь с лестницы. – Дальше передней не пустит! «Хозяин»!..
Старик поднял чемодан и, сгибаясь под тяжестью, бережно перетащил его в соседнюю комнату, очень просторную, но с низким закопченным потолком. Железная печка. Стол. На столе – кусок колбасы, хлеб и селедка. От окна отделилась черная тень.
– По делу? Ушли?..
– Свои, – нехотя успокоил старик. – Да тебе лучше бы уйти, Василий.
– Мне? Уйти? Мне? Ты меня гонишь? Чтобы Василий Бахрушин – миллионер! – Василий Бахрушин – единственный наследник торгового дома «Братья Бахрушины», ночевал на бульваре?
Тень приблизилась к старику. Теперь можно было рассмотреть тридцатипятилетнего мужчину, такого же высокого и такого же прямого, как старик, с черной курчавой бородой, делавшей его похожим на легендарного разбойника. Он распахнул рваную солдатскую шинель:
– Мне уйти? В таком виде?
Вид его одежды, действительно, не мог удовлетворить самый неприхотливый вкус: под рваной шинелью – синяя рваная же рубаха, посконные штаны и на ногах какие-то ошметки.
