- Потому что стены ущелья тоже становятся выше. Гляди. - Я показываю ему, каким образом фермеры отметили на карте скальные повышения.
Элай в смущении трясет головой.
- Представь, что Каньон и все его ущелья - это большая лодка, - говорит Вик Элаю. - Та часть, где мы начали путь, была мелководьем. А там, где мы выйдем наружу – будет самая глубокая часть. Понятно? Когда мы выберемся отсюда, то окажемся выше той огромной равнины.
- Ты знаешь о лодках? - интересуется Элай.
- Немного, - отвечает Вик. - Совсем чуть-чуть.
- Отдохнем минуту, - предлагаю я Элаю и тянусь к фляжке, чтобы напиться.
Вик и Элай повторяют мои действия. - Помнишь тот стих, что ты читал для мертвых? - начинает Вик. – Я о нем уже расспрашивал раньше.
- Помню, - я смотрю на горное поселение, отмеченное на карте. Вот куда нам нужно дойти.
- Откуда ты узнал о нем?
- Я нашел его, - отвечаю. - В Ории.
- Не в Отдаленных провинциях? - допытывается Вик.
Он знает, что мне известно больше, чем я говорю. Я поднимаю глаза. Они с Элаем находятся по другую сторону карты, наблюдая. Последний раз Вик бросал мне вызов в деревне, когда я высказался о том, как Общество убивает Аномалий. Сейчас я замечаю в его глазах то же непреклонное выражение. Он думает, что пришло время поговорить об этом.
Он прав.
- И там тоже, - говорю я. - О Лоцмане я слышал на протяжении всей своей жизни.
Я действительно слышал. В Приграничных областях, в Отдаленных провинциях, в Ории и здесь, в Каньоне, тоже.
- Ну и как ты думаешь, кто он? - спрашивает Вик.
- Некоторые считают, что Лоцман - это лидер Восстания против Общества, - говорю я, замечая, как глаза Элая загораются от возбуждения.
- Восстание, - соглашается Вик. - Я тоже слышал об этом.
- Сопротивление существует? - нетерпеливо переспрашивает Элай. - И Лоцман - его лидер?
- Возможно, - отвечаю я. - Но к нам это никаким образом не относится.
- Конечно же, относится! - сердито восклицает Элай. - Почему ты не рассказал остальным приманкам? Может быть, мы смогли бы что-то сделать!
- Что? - спрашиваю я устало. - Вик и я, мы оба слышали о Лоцмане. Но даже не знаем где он или она находится. И если бы знали, я не верю, что Лоцману удалось бы достичь чего-то, кроме смерти, и утянуть очень многих людей за собой.
Вик трясет головой, но вслух ничего не произносит.
- Но это могло бы дать им хоть какую-то надежду, - упорствует Элай.
- Что хорошего в том, если их надежду даже нечем поддерживать? - задаю ему вопрос.
Он упрямо стискивает зубы. - Но это ничем не отличается от того, что ты пытался сделать, когда заряжал оружие.
Он прав. Я вздыхаю. - Знаю. Но, в любом случае, говорить им о Лоцмане было бы не очень хорошей идеей. Это всего лишь история, рассказанная моим отцом. - Неожиданно, я вспоминаю, как мама рисовала иллюстрации, когда он рассказывал. И когда история о Сизифе заканчивалась, и краски высыхали, я всегда чувствовал, как он окончательно успокаивался.
- Я слышал о Лоцмане от кого-то у себя дома, - говорит Вик и делает паузу. - Что с ними случилось? С твоими родителями?
- Они погибли при обстреле, - сообщаю я ему. Сначала я думаю, что больше ничего не скажу. Но все же продолжаю. Мне придется рассказать Элаю и Вику о том, что случилось, чтобы они поняли, почему я не верю. - Мой отец обычно устраивал встречи для поселенцев.
Я вспоминаю, как это было волнительно каждый раз, когда все сидели рядом на скамьях и дружно общались. Их лица озарялись светом, когда отец входил в помещение. - Мой отец выяснил, как можно отключать порт в деревне, чтобы Общество не узнало об этом. По крайней мере, он так думал. Я не знаю, может, порт, по-прежнему, работал или кто-то донес Обществу об этих встречах. Но, когда начался обстрел, все люди оказались собраны в одном месте. И почти все погибли.
- Так это твой отец был Лоцманом? - благоговейно спрашивает Элай.
- Если и был, то он теперь мертв, - отвечаю я. - И утянул за собой всю деревню.
- Он не убивал их, - говорит Вик. - Ты не можешь винить его.
Я могу и виню. Но так же понимаю точку зрения Вика.
- Их убило Общество или враг? - через мгновение спрашивает Вик.
- Корабли, которые выглядели как вражеские, - говорю я. - Только представители Общества не появились, пока все не закончилось. Это было что-то новое. Раньше они хотя бы притворялись, что сражаются за нас.
- А где ты был, когда это случилось? - спрашивает Вик.
- Я был на плато, - отвечаю я. - Хотел посмотреть, как идет дождь.
- Как те приманки, которые пытались добыть снег, - говорит Вик. - Но ты не умер.
- Нет, - отвечаю я. - Корабли не заметили меня.
- Тебе повезло, - считает Вик.
- Общество не верит в удачу, - произносит Элай.
- Я думал, что это единственная вещь, в которую действительно верю, - отвечает Вик. - Есть везение, и есть невезение, нам же, кажется, никогда не везет.
- Это не правда, - протестует Элай. - Мы сбежали из Общества и достигли Каньона. Мы нашли карты в пещере и покинули местечко до того, как нас обнаружили.
Я ни с чем не соглашаюсь. Я не верю в Общество, или в Восстание, или в везение и невезение. Но я верю в Кассию. Если бы мне пришлось отвечать, есть ли нечто большее, во что можно верить, я бы сказал, что верю в то, есть это вообще или нет.
Прямо сейчас есть Я, и я собираюсь продолжать действовать.
- Вперед, - говорю остальным, сворачивая карту.
Наступают сумерки, и мы решаем разбить лагерь в пещере, отмеченной на карте. Когда мы протискиваемся через вход, фонарики высвечивают ряд рисунков и резьбу на стенах помещения.
Элай резко останавливается. И я понимаю, что он чувствует.
Я помню, как впервые увидел подобную резьбу. В том небольшом скальном разломе рядом с нашей деревней. Мама с отцом отвели меня туда, когда я был совсем маленьким. Мы пытались угадать, что могут означать эти символы. Отец упражнялся, перерисовывая знаки на землю. Это было до того, как он научился писать. Он всегда хотел учиться чему-нибудь и во всем искал смысл. В каждом символе, слове и в каждой детали. Когда он не мог найти смысла, то выдумывал его сам.
Но эта пещера восхитительна. Рисунки красочно переливаются, а резьба, выполненная в деталях, тянется по всей поверхности стен. В отличие от рисунков на земле, вырезанное на камне становится ярче на фоне окружающей темноты.
- Кто это сделал? - спрашивает Элай, нарушая тишину.
- Множество людей, - отвечаю я. - Рисунки выглядят более свежими. Похоже, что над ними поработали фермеры. А вот резьба древнее.
- Насколько древнее? - спрашивает Элай.
- На несколько тысяч лет, - отвечаю я.
Самые древние вырезанные фигуры изображают людей с широкими плечами и раскрытыми ладонями. Они выглядят сильными. Одна из них как будто тянется к небу. Я долго гляжу на эту фигуру, на вытянутую руку, и вспоминаю, когда в последний раз видел Кассию.
Общество пришло за мной рано утром. Солнце еще не взошло, а звезды почти погасли. Это было самое удобное время для того, чтобы арестовать меня.
Я очнулся в тот момент, когда они наклонились ко мне в темноте и открыли свои рты, чтобы сказать то, что говорили всегда: Бояться нечего. Пойдем с нами. Но я ударил их прежде, чем они вымолвили хоть слово. Я пролил их кровь до того, как они смогли увести меня и заставили обливаться кровью меня самого. Каждый инстинкт кричал: борись, и я боролся. Всего однажды.
Я боролся, потому что нашел свое успокоение в Кассии. Я знал, что могу найти отдых в ее прикосновениях, которые одновременно сжигали и очищали меня.
Но борьба не продлилась долго. Их было шестеро против меня одного. Патрик и Аида еще не проснулись.
- Веди себя тихо, - сказали офицеры с чиновниками. - Так будет лучше для всех. Или нам заткнуть твой рот?
