— Сумел разобрать — сумей и собрать.
Рэнни в истерику, Алена жалеть, Рэй сына за дверь, жену на диван — сиди.
— Он еще маленький, — попыталась заступиться за ребенка Ворковская. Да, куда там. Свел Лоан брови на переносице и выдал:
— Он мужчина, пусть знает и помнит об этом и учится держать ответ за содеянное, думать прежде, чем делать. А болото развести, без него есть кому.
Вот и объясни такому папаше, что дети еще маленькие, глаз да глаз за ними нужен, и в тепле нуждаются, и в заботе особой..
— Тебе дай волю, ты их до последних дней оберегать будешь, с ложечки кормить. Они родились, видят, слышат, координируют движения, думают, понимают — сами все смогут, наше дело их направлять и поддерживать, а не выращивать тепличные овощи.
Вот ведь робот!
А игры его? Чуть отбросит Эю с кровати и смотрит, как та карабкается обратно, зубами и руками за края цепляясь, чтоб не упасть. И так раз 30, а потом, в награду, дает девочке по себе ползать, уши, рот и нос исследовать, та и отрывается по полной программе — за волосы подергает, в лицо заглядывая с любопытством — больно или нет? В рот камней наложит, уши расцарапает, а Рэйс и не морщится, щурится лишь довольно — любознательная малышка…
Ненормальный….
Рэнни он такого не позволяет. Вытащил как-то тот у отца кинжал и оцарапал ему ладонь, так папочка в ответ малыша царапнул, да еще и глянул жестко, как только губы у малыша задрожали и слезы навернулись:
— Больно? Мне тоже. Запомни. Теперь ты знаешь, что это такое.
Садист!
И параноик.
Чуть чихнул сын или дочь лбом в край кресло влетела, не заметив препятствия, тут же допрос с пристрастием устраивает, долго и нудно пеняя нерадивым нянькам, придирчиво каждую ранку рассматривая, причину и следствие выискивая, словно ищет злой умысел и коварство недругов в детском озорстве. Мнительный он после рождения детей стал, до патологии. Это и раздражало, и смешило Алену одновременно, но не могло не нравиться.
Да, странный отец из Рэя получился, ненормальный какой-то и хлопотный. А вот муж…
Тиран!
То нельзя, это нежелательно. Строгий контроль за каждым движением и взглядом: что ела и пила, с кем общалась, что в руки брала, кто мимо проходил, а кто приходил, что смотрела?
Подруг ее не воспринимает, взглядами запугивает, гонит. С кем бы ни завела отношений — все прахом. Мало, стращает гостей до смерти одним своим видом, так еще и невоспитан абсолютно, и на язык невоздержан, а еще Алене за ее сленг выговаривает!
Сколько раз она приглашала женщин в дом, и некого-то, а замужних флэтонок, мэно фагосто, не тэн, поболтать хотелось, подружиться. Нет, все ему не по нраву! Придет неожиданно, как лавина снежная на голову рухнет, развалится в кресле напротив теплой компании, только — только пришедшей в дружеское и благодушное расположение, и начнет язвить да намекать недвусмысленно на корыстные интересы присутствующих. Минут пять, и гости спешно ретируются.
Сколько раз Алена ему говорила, объясняла, что не в выгоде дело, а во взаимопомощи: «Друзей не купишь, а хорошие доверительные отношения нужно заработать».
«Зато хорошие отношения можно купить, а друзей выгодно продать», — с циничной усмешкой заявлял тот, и все начиналось сначала: она заводила знакомства, он распугивал и лишал ее новых друзей.
И ведь знал, сколько сил она прикладывает, чтоб подруг завести. Скучно одной, маетно, поговорить хочется, развлечься, узнать больше, да и просто отдушину иметь — где совет получить, где самой помочь. А вокруг одни снобы, высокомерные, настороженные и хоть почтительные и галантные, но словно дикие, чураются ее, стороной обойти норовят. Да еще их дурные законы и традиции — оказывается, пока детям не исполнится 10 месяцев, женщина в обществе показываться не должна, сглазят и ее, и дитя. До этого периода, по вере Рэя, дух детей, Ка, не окреп, а женщина еще ослаблена и оттого подвержена негативному влиянию со стороны. Ну, не бред ли?! Высокие технологии, содружество с другими населенными планетами и не галактики — галактик, и подобная отсталость во взглядах? С точки зрения Алены, полнейший бардак и путаница.
Нет, сначала ей не до подруг было. Как родила, одно заботило — дети. Алена и сама не ожидала, что так привяжется и полюбит своих горластых «Лоанчиков». Она и на руки-то их брать боялась — не повредит ли что? И спала, накрыв рукой сопящие сокровища, по 20 раз просыпалась, прислушиваясь — дышат, не дышат? Спят — не спят? Укрыты или раскрылись?
Рэй помог, быстро ее от придури отучил — на себя все взял: сам вставал, сам смотрел, ей кормить подавал, с трепетным умилением поглядывая на жадно чмокающих отпрысков. А через несколько месяцев твердо выпроводил их в детскую под контроль агноликов и степцерок, заявив Алене, что не даст их баловать, растить моральных уродов: «пусть приучаются к самостоятельности, да и тебе пора отдохнуть».
Она не спорила, вымоталась от пустых переживаний, по нормальным отношениям с Рэем соскучилась, да и дети, судя по тому, как быстро росли и развивались, в особо ревностном контроле матери не нуждались. Рэнгольф в шесть месяцев уже зашагал по детской, следом и Эйфия пошла, а в семь оба, без всяких капризов и катаральных проявлений, засверкали белозубой улыбкой и отказались от материнского молока. В десять и тот, и другой уже четко и внятно изъяснялись, а в год выглядели, как двухлетки, и рассуждали, как шестилетки. Уникальные дети от уникального мужчины.
Алена погладила дочь и поправила сползшее одеяло: та, как и мать, холод не любила, хоть и не мерзла. Сын же одеял не признавал вообще — что холод ему, что жара — все едино, незамеченными для мальчика проходят. Вот они, гены, еще малыши, а уже ясно, кто в кого.
Ворковская чмокнула свои сокровища в лобики и вышла, одарив степцерку на прощанье неприязненным взглядом.
Вечерок тоже не задался. А если разобраться — когда он удавался? Что день, что ночь — одинаково, живет, как елочная игрушка прабабушки, обложенная ватой в коробке из-под обуви.
Алена вдохнула, сдерживая зевоту. Хэчи, однако. И спать хочется, как медведю, так бы в спячку и ушла, но опять же, разве она не в спячке? Почти два года уже. Ни забот, ни хлопот — неплохо, конечно, но в глубокой старости, а ей 22 только …или 23? Совсем она с флэтонским времяисчислением запуталась. Ни весны, ни осени, и месяцы на раз, два, три — ту, экс, фо. Ту хэчи, экс хэчи, фо хэчи, потом опять начнется ту эсто, экс эсто… и до бесконечности, пока она не свихнется от скуки и монотонной, угнетающей ее натуру беззаботности. Удивительно, как она при такой жизни не превратилась в толстую, глупую гусыню? А как было когда-то весело и интересно: ее ловят — она сбегает, казематы, Агнолики по полям, как зайцы, скачут, Рэй шумит, клинки сверкают, стрелы летят, адреналин зашкаливает …жизнь. А их земные вечеринки с друзьями — бухологами? Смех, веселье, пьянящая вседозволенность…Когда это было? И было ли?
Девушка покосилась на мужа и в сотый раз вздохнула. И как некоторым людям нравится на месте сидеть, рутиной заниматься, все по распорядку, в тишине и покое? Работать, есть, спать, работать, есть, спать, и так до бесконечности. Тускло, серо, тоскливо. Болото. Так и пылью вековой покрыться недолго, мхом порасти.
Нет, ей бы что-нибудь острое изведать, эксклюзивно экстремальное, на грани жизни и смерти: чтоб в глазах — блеск, в душе — жизнь, в сердце трепет. Тусовочку бы какую-нибудь затеять на тему — Хэллуин, безумную эскападу, встряску для разума и души…"Приключения на задницу»- поддел внутренний голос. «Тоже неплохо», — кивнула сама себе девушка и, протяжно зевнув, качнула головой — нет, так и в летаргию впасть недолго. Живет, как черепаха — Тортилла, хоть бы кто-нибудь за «ключиком» пришел! Нет, вокруг «подружки — пиявки да лягушки. Фу, какая гадость!»
Ворковская невольно улыбнулась сравнению и хитро посмотрела на мужа: "а ничего «пиявочка», очаровательная, и душе, и взгляду приятная!"
Рэй, вальяжно развалившись на диване, с загадочной улыбкой щурился на сапфировую жидкость в фужере, в которой играли блики тусклого света. Ужин в интимной обстановке смягчил дурное настроение. Недаром женушка постаралась: приказала накрыть в малой столовой, скромной небольшой зале. Только он из душа вышел, а она его сюда — сервировка, свечи — светильники по полу и на столе, аромат благовоний, тишина, сытый ужин…Вот они, прелести семейной жизни.
