– Здравствуйте, Андо. Хорошо, что вы пришли. Проходите, пожалуйста, садитесь.
– Здравствуйте, – сказал Ан и слегка поклонился, здороваясь со всеми, потом подошёл на указанное место, сел.
– Андо, – директор слегка замялся, но потом решительно заговорил, – мы все, наставники, довольны вашими успехами. В этом году у нас два кандидата в клан Творцов – вы и Робин Смелов.
За спиной Ана кто-то раздражённо хмыкнул.
Григорий Тихонович продолжал, чуть повысив голос.
– Да, Андо, вы с Робином – гордость нашей школы, – он помолчал, смахнул невидимую пыль со стола. Печально взглянул на Ана. – Однако, вы в курсе последних событий в семье Смелова. И не смотря на то, что меценат Билл Сгоровиц ходатайствует о том, чтобы произошедший инцидент никак не повлиял на судьбу Робина, мы не можем не отреагировать на происшествие. Мы знаем, что вы – друзья, и хотели бы узнать ваше мнение о психологическом состоянии Робина. Нужна ли ему психологическая помощь? Возможно, в связи с несчастным случаем с его братом, он нуждается в ней, но стесняется признаться в этом?
– Ну что за глупость, спрашивать об этом у друга! Одного поля ягода. Отправить на принудительное обследование и точка.
Ан узнал в говорящем отца Линды и поёжился.
Директор нахмурился:
– Уважаемый Пётр Степанович, мы бесконечно ценим помощь, которую вы оказываете, будучи председателем общественной палаты, но я бы убедительно просил не забывать, что вы находитесь в школе и потому необходимо следить за своей речью. Уничижительные и оскорбительные слова тут недопустимы. Мы для того и собрались сегодня, чтобы спокойно все обсудить.
– Что же тут обсуждать! – Пётр Степанович поднялся. – На лицо вопиющий, можно сказать, невиданный случай в нашем элизии! Школьник стрелял во взрослого, заслуженного человека! Я должен поставить коллектив школы в известность, что направил сообщение Кураторам-Хранителям образования и элизиев. В нём я просил о внеочередной проверке соответствия обучающего процесса школы современным требованиям воспитания подрастающего поколения. Я считаю своим долгом донести до вашего сведения, что в моем послании Кураторам просил их лично решить вопрос о возможности перехода в клан Творцов Робина Смелова. Уверен, что неадекватному человеку, представляющему потенциальную угрозу, не место там. И, кроме того, давно уже пора решить вопрос о правомерности обучения детей из бараков в общих школах! Я давно предлагаю создать начально-профессиональные учреждения по месту их жительства и запретить свободный доступ в центр элизия. Яблоко от яблони – не пустая фраза, а народная мудрость, что и доказал последний вопиющий случай!
– Ваше право, – тихо произнёс Григорий Тихонович, – но я твёрдо уверен, что у всех детей элизия имеются равные права на обучение и развитие личности. Но сейчас речь не об этом. Я всё-таки до принятия школой решения, хотел бы узнать мнение одного из близких друзей Робина Смелова, Андо.
Ан сглотнул, обвёл взглядом комнату и твёрдо посмотрел на директора:
– Я знаю Робина уже восемь лет, мы с ним близкие друзья. Я уверен, что он очень честный, порядочный и выдержанный человек. То, что случилось, это исключение, случайность, которая вызвана эмоциональным всплеском и временной потеря контроля. Это совершенно не характерно для Робина. Просто он очень любил своего брата, и неожиданная смерть его подкосила, выбила из колеи. Я уверен, что Робин полностью справился с ситуацией, и впредь не допустит ничего подобного. Я сегодня виделся с ним. Он совершенно адекватен и не нуждается во врачах. Он раскаивается. Очень заботится о своих родителях. Он сможет подготовиться и принять участие в выпускном испытании. Если надо я помогу ему. Я могу поручиться за него!
– Очень хорошо, – директор кивнул и поднял руку, останавливая Ана, – думаю, мы все удовлетворены? – он осмотрел сидящих.
– Ну, не знаю, не знаю, – проговорил недовольно Пётр Степанович, – Если кого интересует моё мнение, то я считаю, что Робин Смелов не только не должен быть допущен к испытанию и к переводу в Творцы, но для него должны быть закрыты все учебные заведения и нашего элизия. Образованный человек наделяется ответственностью, а какая может быть ответственность у человека, который не может совладать со своими чувствами, покушается на жизнь другого! Эдак, ему что-то ещё не понравится, выбьет из колеи, как тут выразился его молодой друг, и что? Он начнёт громить производство, стрелять в своих подчинённых? Я категорически против. Для асоциальных лиц у нас есть пособия и изолированная зона. Ну, в крайнем случае, место на конвейере, работа простая, не вызывающая эмоций. Думаю, общественная палата меня поддержит, и мы будем ходатайствовать об этом перед школой.
– Это тоже ваше право, – спокойно проговорил директор школы, – мы выслушали уважаемых гостей, – он почтительно склонил голову перед председателем общественной палаты. – Думаю, мы не можем дальше отрывать их от насущных дел. Благодарю вас, Пётр Степанович! Не смеем вас больше задерживать.
Председатель общественной палаты презрительно хмыкнул и быстро вышел из кабинета.
Все проводили его взглядом.
Директор повернулся к Ану:
– Ну, что ж, спасибо, Андо, идите. Думаю, в ближайшее время вам стоит быть рядом с Робином, чтобы поддержать его. Но и не забывайте о подготовке к испытанию. Мы надеемся на вас.
Ан кивнул: – До свидания. – Пошёл к выходу, но у порога остановился: – А что будет с Робином?
– С Робином всё будет хорошо. Вечером мы отправим его семье наше решение.
Ан вышел.
У школы он связался с Робином и передал разговор. Робин выслушал молча.
– Что ты молчишь? Что думаешь?
– Что ж тут думать. Не допустят меня к испытанию, это точно, – тихо сказал Робин, – Ладно, Ан, спасибо, что позвонил, предупредил. Буду ждать решения. Вечером, как получу, перезвоню.
– Брось, директор за тебя, наставники, думаю, тоже. Надеюсь, что допустят. Ладно, давай, держись. Жду твоего звонка.
***
Сообщение из школы пришло в девять вечера. Всего несколько слов, которые перечеркнули его надежду: «Робину Смелову. С сожалением сообщаем, что Вы не допущены к выпускному испытанию. Данные аттестата об окончании школы и характеристика занесены в вашу персональную базу данных. Вам даётся право поступления в один из вузов элизия по вашему выбору, при условии успешно сданных вступительных экзаменов. Напоминаем, что до первого сентября этого года вам сохраняется школьное пособие, и льготы учащегося. В дальнейшем ваше обеспечение будет зависеть от принятых вами решений. Желаем Вам успехов».
Робин неподвижно смотрел на сообщение, словно ждал, что буквы вдруг передумают и сложатся совсем другие фразы, фразы, дающие пропуск в Наукоград Элизиума к безграничным знаниям и возможностям. Но маленькие мёртвые буковки не хотели оживать, не дали ему шанса.
Робин прикрыл глаза: «Куда теперь?». Безразличие к своей судьбе, которое охватило его в полиции, с освобождением сменилось безумной надеждой, что возможно ещё есть шанс, которая теперь рассыпалась.
Он подошёл к открытому окну. Тишину тёплого майского вечера будоражил соловей. Робина вдруг охватило непреодолимое желание бежать, куда глаза глядят, все равно куда, только подальше отсюда и навсегда.
Он пошёл в гостиную, где после ужина мать с отцом смотрели новости.
– Пойду, пройдусь. Не беспокойтесь, если что, я переночую у Ана.
Мать тревожно взглянула на него.
– Всё хорошо, ма, – он подошёл и поцеловал её в голову.
Он хотел было уйти, но чувствуя недоумённые взгляды родителей, объяснил:
– Пришло сообщение из школы. Меня не допустили к выпускному испытанию. Нужно подумать, определиться, как быть дальше.
Отец крякнул и отвернулся. Мать с жалостью смотрела на сына. Эта жалость разозлила Робина, и он, не оглядываясь, вышел из комнаты.
***
Опять не горели фонари. Робин стоял в жёлтом пятне ярко освещённого подъезда, двери которого были распахнуты.
– Ей, сосед, иди сюда! – услышал он и шагнул в темноту.
