Угу, и кузница, и житница, и здравница. Кароль подвел итог:
– А объединенная Великая Румыния с Трансильванией надежно прикроют магистраль и твои порты на северном побережье Черного моря от воздушных атак противника.
Я внутренне усмехнулся. Да, я не только историю поменял, но и географию. По крайней мере в части топонимов и прочего. Тот же Кароль назвал Одессу и Николаев не городами южного побережья России, а именно северного с указанием конкретного моря, ведь где именно кончается Россия и где ее самые южные порты – вопрос дискуссионный. Где-то там, в далеком Южном море.
Возвращаясь же к нашим баранам, совершенно ясно, что до жирафа наконец-то дошло, что единственная гарантия сохранения его власти и головы – мы и наша помощь. Полгода человек, как сказали бы в Одессе, ходил по Дерибасовской и строил из себя не пойми кого. И вроде пример тех же соседей, тех же Болгарии, Сербии и Черногории был явным – я не вмешиваюсь во внутренние дела союзников, пока их внутренние дрязги или военные авантюры не ставят под угрозу наши интересы и общую безопасность. Ну, в данном случае, лучше поздно, чем никогда. Точнее, лучше в последний момент, чем поздно.
Подвожу итог.
– Сбросить тебя с трона я не дам. Воевать за вас мы в этой войне не будем, но поможем. И вооружением, и деньгами, и добровольцами. Но обещай мне одно, Кароль. Это будет исключительно румынско-венгерская война за Трансильванию. Вы не будете пытаться втянуть в эту войну союзников по Новоримскому Союзу или третьи державы, и не станете претендовать на большее.
Мой румынский собрат с минуту жевал желваки, явно подавляя готовую сорваться из его уст резкую отповедь, но разум победил, он не в том положении, чтобы становиться в позу. И лишь сказал короткое:
– Объяснись.
– Ты понимаешь, что примерно так и начиналась Великая война? У всех был свой интерес, в том числе и у твоей Румынии, хотя вы вступили в войну не сразу. Вот и сейчас слишком многим хочется поживиться за счет Венгрии, разорвав ее на куски. Вступит и Германия, вступит Сербия, Италия имеет свои виды на приращения, и даже Болгария с удовольствием урвет свой кусок от венгерской туши. Начнется бойня. Вторая часть Великой войны, итогами которой недовольны почти все…
– Ну, вам-то грех жаловаться! Столько взяли!
Он тут же плотно сжал губы, явно досадуя на свою несдержанность. Что ж, за такое надо учить.
Отвечаю и в моем голосе слышится лязг стали:
– Мы взяли многое. Взяли путем героизма солдат и блистательных военных побед. Например, мы освободили Румынию и вернули ее вам. Но, мы будем защищать свои приобретения и свои интересы, в том числе и в Румынии. Ты, Кароль, впустую потратил полгода, не сумев укрепить свою власть ни самостоятельно, ни обратившись ко мне. Результат – кризис, в котором мы все оказались. Это ясно?
Тот упрямо молчал.
– Я услышал твой план выхода из ситуации. Возможно, план толковый, но ты слишком поздно на него решился, чем поставил под угрозу мою любимую племянницу, свою жизнь и корону, и наши интересы в Румынии. Я долго не вмешивался в ваши внутренние дела, но вы создали проблемы не только себе, но и мне. Так что, теперь, будь добр, изволь послушать мой план выхода из этого кризиса. Первое. Ты незамедлительно объявляешь войну Венгрии…
* * *
РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ КОТРОЧЕНЬ. 10 мая 1919 года.
Поняв, куда я иду, и главное с кем я туда иду, из толпы моих людей вдруг проявилась женская фигура в форме генерал-майора Свиты и четко ставя уставной шаг, взяла под козырек.
– Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие! Получена депеша. Где вам угодно будет ее прочесть?
Я взглянул на Кароля. Тот пожал плечами и указал на какую-то дверь неподалеку.
Кивнув царственному собрату, я прошел в указанном направлении, пропустил вперед даму, и закрыл за собой дверь.
– Что?
Ясные голубые глаза смотрят на меня поверх закрывающей нижнюю часть лица форменной маски «От Натали». Голос полон решимости.
– Государь, прошу простить мою дерзновенность, не смею обсуждать ваши повеления, но верно ли я поняла, что Михаил и Георгий будут присутствовать на том балконе?
Киваю.
– Да, все верно, баронесса.
Мостовская смотрела мне в глаза с испуганным отчаянием.
– Простите, Государь, но это просто опасно. Все наши службы задействованы в готовности к экстренной эвакуации Вашей Особы в случае возникновения экстренной ситуации. Разумно ли подвергать угрозе еще и жизни детей?
Я невольно отметил тяжесть пистолета в ее кобуре. А стреляет она очень хорошо.
Отвечаю спокойно:
– Баронесса, возвращайтесь к исполнению своих обязанностей.
Секундное колебание и она, приложив руку к своей пилотке, четко повернулась через левое плечо и сделала шаг к двери.
– Ольга.
Она вновь четко повернулась и замерла, глядя мне в лицо.
– Слушаю ваших повелений, Ваше Всевеличие!
Говорю мягко.
– Оля, так надо. Они сыновья Императора. Они должны привыкать.
Вскрик с ноткой истерики:
– К чему привыкать, Миша? К тому, что их убьют???
Она впервые назвала меня по имени. Но это был неподходящий момент для одергивания.
– Да, в том числе и к тому, что их могут убить. Привыкать повелевать людьми и толпами, а научить этому без практики невозможно. Они Светлейшие Князья и сыновья Императора. Это их судьба.
Ее лицо вдруг дрогнуло под маской, и она всхлипнула:
– Это мой сын!
Мягко киваю.
– Я помню, Оля. Это и мой сын. Сын – Императора.
Мостовская закрыла лицо ладонями и прошептала с отчаянием:
– Да будь все это трижды проклято…
* * *
РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ КОТРОЧЕНЬ. КОРОЛЕВСКИЙ БАЛКОН. 10 мая 1919 года.
Внизу, на площади, колыхалась толпа. Монарх вышел на балкон и собравшиеся взорвались приветственными криками, хотя я опытным слухом ясно улавливал напряжение и понимал, что если сейчас Кароль скажет что-то не то, нас просто возьмут штурмом. Во всяком случае, Климович и Слащев действительно всерьез готовили план экстренной эвакуации из дворца в здание посольства Единства, а генерал Дитерихс не менее серьезно готовился к возможным боям в городе. В самом критическом случае мы готовы были начать бомбардировку Бухареста.
Дождавшись момента, когда гул толпы пойдет на спад, Кароль делает приглашающий жест рукой и я выхожу на балкон, встав рядом с румынским собратом. Толпа вновь заревела, но приветливости в этом реве было, мягко говоря, несколько меньше, чем можно было ожидать от людей, благодарных России за освобождение Румынии всего-то полтора года назад. Впрочем, чему я удивляюсь?
Да, наша разведка, военная миссия и посольство верно описывали настроения и ситуацию здесь. Возможно, в этом была и наша недоработка, но и Суворин не всесилен. Так что сначала в массах местная пропаганда всячески раздувала завышенные ожидания к России, которая чуть ли не должна была обеспечить быстрый рост уровня жизни в Румынии и прочие молочные реки с кисельными берегами, а затем пресса начала «выражать удивление отсутствию всякой помощи братьям-румынам со стороны Единства и Новоримского Союза», хотя и помощь была, и закупали мы румынскую сельхозпродукцию в очень приличных объемах, но все это власть предержащие старались «не замечать» и до масс не доводить. Ну, тут, конечно, сыграло свою роль то, что мы закупали большие объемы у больших же производителей, то есть у крупных помещиков, так что до низов румынского общества от наших денег доходили лишь крохи.
В общем, к моменту Трансильванского кризиса, негатив в наш адрес серьезно накопился в местных общественных настроениях. А уж, когда стало ясно, что ни Единство, ни весь Новоримский Союз не станут сломя голову объявлять войну, в ответ на «преступное нападение Венгрии на союзника по НРС», то тут уж страсти начали бушевать весьма серьезные. Да так, что в нескольких русских и итальянских торговых фирмах были побиты окна.
