– Сдрейфил? Человеку всё по силам, если он человек, а не пустышка. А если пустышка, так и сдохнет, не жалко.
Сергей помотал головой:
– Я не враг тебе, да и соседи мы, как я буду твоим старикам в глаза глядеть? Пошли, я тебе лучше покажу что-то позабористее.
***
Горячие потные человеческие тела переплелись с упругими телами роботов и уже не понятно, где тут живое, а где искусственное. И то, и другое – женское, мягкое, влажно-податливое, охающе-визжащее, жадно ловящее малейшее желание и рабски исполняющее его, с единственной целью – вызвать трепет тела и усилить его до конвульсий наслаждения, заставить забыться.
Робин в изнеможении закрыл глаза. Первое чувство интереса, восторга быстро сменила усталость тела, гадливость физики любви, её животная простота и монотонность. Мозг, пресытившись первыми впечатлениями, требовал новизны, остроты ощущений, которые приходили от сознания того, что ты можешь забыть все нравственные нормы и запреты, что тебе позволено всё, ты – властелин, ты – бог над всеми этими телами, которые млеют в экстазе от каждого твоего прикосновения. А вместе с этим осознанием приходила тошнотворная обыденность действий, бессмысленность и однообразность. Женщина живая или робот, всё равно. Женщина переставала быть женщиной, она становилась роботом, предметом удовлетворения прихоти.
Робина стошнило. Вытирая рукой рот, он вдруг думал:
«Какая разница, чем вызывать оргазм женщиной, роботом, своей рукой… – всё одно. Нужен только мозг, который нарисует картинку власти тела над телом, который придумает, что именно это дает наслаждение. Всё остальное – внешние приспособления, однообразные и тупые приспособления для механических действий, вызывающих разрядку тела».
Робину стало мерзко. Он почувствовал себя грязным. Ему захотелось уничтожить источник грязи – все эти тела, которые грубо касались его, вызывая тяжёлые чувства. Он уже не различал, где было живое тело, а где тело робота. Ему было всё равно. Для него все превратилось в приспособления, которые надоели, и которые хотелось уничтожить.
Робин встал и пошатываясь пошёл к выходу.
– Ты куда? – спросил Сергей, который удовлетворял себя, наблюдая за любовными играми молодой девушки и робота, имитирующего женщину.
Робин не ответил. Он поднял бутылку, валяющуюся у двери, она полетела в переплетённые тела. Послышался чей-то вскрик.
«Испортилось, – подумалось Робину. – А пофиг, починят. И как я раньше не замечал, что женщины – это же просто человеческое приспособление для сношения, странно. Теперь я знаю. Оно мне не нужно. Убогость какая-то. В наше время так животно-примитивно доставлять себе удовольствие, – он поморщился, – да ещё и грязно к тому же. Хорошо бы в душ. Хотя чего уж душ, через минуту опять будешь в дерьме. Такова жизнь. Кругом дерьмо. Дерьмо! Дерьмо! – Робин сжал кулаки, остановился, – а брат пошёл к реке. Думал смыть дерьмо. Наивный, – усмешка перекосила его лицо, – разве можно отмыть дерьмо жизни, если жизнь и есть само дерьмо, – мысль обожгла его, и он остановился, – а он отмылся, отмылся совсем. Так и надо. Так и правильно. Он бы не смог жить в этом. А я? Тоже смыть дерьмо с себя? Смыть. Смыть. Смыть, – он пошёл куда глаза глядят и одна эта мысль билась в его голове, – но как, как, как? Как отмыться до конца? К реке? Нет. Я не хочу уйти, отскребываясь от грязи. Лучше уж утонуть в этом дерьме. Опуститься на самое его дно и там задохнуться».
Робин остановился. Огляделся. Он шёл по огромному фойе «Черепахи». Подошёл к одной из стеклянных дверей. Быстро пробежал глазами по меню справа. Увидел клавишу «Вызов помощника» и нажал её. Через минуту увидел, как к нему из другого конца фойе спешил робот-помощник. Он остановился перед Робином.
– Чем могу помочь?
– Проводи меня туда, где наркотики.
– Наркотики запрещены законом. Мы соблюдаем законы. Но если клиент желает, я могу проводить его в комнату райских наслаждений.
– К бабам что ли? Не надо, был я там.
– Нет, та комната земного наслаждения.
– Ну, хорошо, веди меня в своё райское наслаждение.
– Это очень дорогое удовольствие. У клиента есть такие средства?
– Есть. Сколько нужно заплатить?
Робот назвал цену. Робин вызвал на браслете экран и открыл счёт. Усмехнулся. Как раз такая сумма числилась на его счёте, но это были все деньги – пособие до сентября, до месяца, когда он должен был или поступить на работу или поступить в высшее учебное заведение.
«Учиться дальше? Чтобы жить в этом дерьме. Работать? Тупо изо дня в день ходить на ненавистную работу? Нет, уж увольте».
И решительно произнёс:
– У клиента есть такие средства.
***
Его вынесли через два часа. Погрузили в электромобиль и отвезли на окраину лесопарка. Там выбросили в овраг и уехали. Когда его найдут, статистика зафиксирует еще один факт самоубийства. Только и всего.
Но тело Робина полиция не обнаржила. Старик, что-то ищущий на дне оврага, споткнулся и, едва не упав, выругался. Фонариком осветил препятствие на пути, перевернул его, всмотрелся в лицо и потянулся к браслету…
***
Он очнулся от того, что кто-то тихо провёл по щеке. Открыл глаза и увидел прямо перед собой изумрудные глаза брата. Робин не успел удивиться, как глаза отпрянули, и он понял, что над ним наклонилась маленькая, лет пяти, девочка. Увидев, что человек открыл глаза, она испугалась, спрыгнула с дивана и спряталась за спинку стула.
Робин сел. У него закружилась голова, и он зажмурился. Постепенно всё вставало на свои места, он открыл глаза. Девочка выглядывала из своего убежища, с интересом рассматривая его.
– Привет, – сказал Робин, – Ты кто? Как тебя зовут?
Девочка засмущалась и снова спряталась.
– Не бойся. Иди сюда. Давай знакомиться. Меня Робин зовут.
Робин огляделся. Низкая небольшая полутёмная комната. Диван, стол, рядом пара стульев, платяной шкаф, небольшое зеркало на комоде – вот, собственно, и всё убранство, которое освещал свет, льющийся сквозь мутные стёкла оконца.
«Где я? Куда это меня занесло? – подумал Робин, потирая ноющий затылок. – Это надо было так напиться вчера». Он плохо помнил, что произошло, знал только, что они с Серёгой пошли праздновать его окончание школы. Робин взглянул на руку, и похолодел – браслета не было.
Тихо открылась дверь, в комнату вошёл высокий сутулый и очень худой старик. В руках он держал большую кружку.
– Очнулся что ли. Ну и горазд ты спать. Мы уж с Люськой думали, что ты не проснёшься никогда.
– Здравствуйте. А где я?
– Не помнишь, значит ничего?
– Нет, почему, помню, как вчера ходили отмечать окончание школы. Потом, правда, не помню. Наверное, выпили изрядно, – Робин смутился.
Старик подошёл к нему, кряхтя сел рядом. Протянул Робину кружку:
– На вот, выпей.
– Что это?
– Лекарство.
– Я, что, болен? – Робин прислушался к себе, пытаясь определить, что у него болит.
– Для профилактики, – усмехнулся старик, – позавчера нашёл тебя полумёртвого в овраге. Похоже после празднования.
– Это я что, всё это время проспал? – похолодел Робин, – Мои теперь с ума сошли, и браслет ещё где-то потерял.
– Браслет твой у меня. Чтоб не беспокоили. Тебе надо было выспаться, а твоим я сказал, что ты пока тут погостишь.
– Спасибо вам, – Робин взял у старика тёплую кружку и поднёс к лицу. Вкусно пахло мятой и ещё какими-то травами. Он глотнул. Приятная горьковато-терпкая жидкость наполнила рот.
– Пей всё, чего мусолить.
Робин выпил.
– Вот и хорошо, – старик с трудом поднялся и подошёл к комоду. Открыл верхний ящик и достал браслет, положил его на комод.
– Держи свой браслет. Матери позвони, – и обернулся к девочке, всё ещё выглядывавшей из-за спинки стула, – Люська, ты чего тут? Иди-ка чайник поставь.
Девочка засмеялась, тряхнула светлыми кудряшками и кинулась вон из комнаты.
– Какая славная девочка! Жаль, что не познакомился с ней. Застеснялась. Не захотела со мной разговаривать.
