Танец доставлял Гиб Аянфалю наслаждение. Но он совсем не чувствовал в нём приподнятой радости. Эмоции, заполнявшие волны, носили на себе печать возвышенной печали. Гиб Аянфаль радовался только тому, что он может осознанно наблюдать всё это, сохраняя возможность высвободиться из общего сознания. Не прекращая танцевать, он взглянул вниз, сквозь светящуюся дымку. Там темнела чья-то фигура. Кто-то вперёд него вырвался из замкового действа. Стараясь целиком не раствориться сознанием в мыслетоках, Гиб Аянфаль прислушался к волнам – это оказалась Гиеджи. В памяти тут же всплыло совсем свежее воспоминание о разговоре с правителем и Гейст, и Гиб Аянфаль почувствовал, что должен сейчас быть рядом с сестрой.
Собравшись с волей, он замедлил движения, и его тело тут же пошло вниз, точно проваливаясь в воздушную яму. Лоб полоснула резкая боль, когда он с силой захлопнул сознание, изолируя себя от общей воли. И тут же он упал на пол, ничем не удерживаемый.
Гиб Аянфаль сел и посмотрел вверх – танцующие уже поднялись выше разверзшегося потолка. Чья-то рука сжала его плечо. Гиб Аянфаль обернулся и увидел Гиеджи.
– Почему ты покинул танец? – спросила сестра.
– А ты почему его покинула? – вопросом ответил Гиб Аянфаль.
Гиеджи пожала плечами.
– Мне было как-то не по себе после этого разговора, потому я даже не смогла вступить в него. Яфи, пожалуйста, пойдём!
Гиб Аянфаль и не думал возражать. Пригнувшись, они вместе двинулись к выходу. Подниматься во весь рост было опасно – волны сгущались невысоко над полом, оставляя внизу очень узкую спокойную зону. Гиб Аянфаль чувствовал, что если снова попадёт в них, то невольно вернётся в танец, и выбраться прежде времени во второй раз будет сложнее. Но неожиданно волны сами приподнялись, позволяя им свободно покинуть залу. Гиеджи немедленно этим воспользовалась, распрямляясь во весь рост, и увлекая за собой Гиб Аянфаля. Строитель же оглянулся, бросая быстрый взгляд сквозь белую завесу потока, образуемого танцем. Он увидел пятерых замковых техников волн. Они не участвовали в танце как все, а стояли на самой границе волн, приподняв руки и медленно двигаясь. Среди них Гиб Аянфаль различил и своего нового знакомого – техник в ярко-зелёном одеянии стоял с самого края и, заметив внимание строителя, устремил на него ответный взгляд. Но в это время Гиеджи сильнее потянула его за руку, и Гиб Аянфалю пришлось прервать свои наблюдения.
– Пойдём ко мне, у меня там тихо и есть немного пасоки со вчерашнего дня, – предложил он сестре, когда они вышли залы и двинулись в глубину замка. Галереи, малые залы и жилые комнаты, мимо которых они шли, были тёмными и холодными. Вся сила обители сейчас собралась там же, где и танец. Комната Гиб Аянфаля оказалась такой же остывшей. Стебли стен лишь слегка засеребрились, когда родичи расположились у образовавшейся прозрачной арки от пола до потолка. За ней было уже темно. Дождь прекратился, и асайи созерцали ясное небо, пересечённое линиями твердынных колец с сияющими звёздными вихрями.
– Думаю, танец скоро закончится, – проговорила Гиеджи, подавая старшему родичу пиалу с пасокой.
Гиб Аянфаль отпил сразу почти половину. Преждевременный выход из общего сознания забрал у него много сил.
– Так ты не знаешь, что за родича решил принять аба? – Гиеджи вновь задала волновавший её вопрос.
Гиб Аянфаль оторвал взгляд от неба.
– Честно говоря, сегодня я имел возможность об этом узнать, – сказал он, – это тот рыжий Эньши, наш сосед.
– Всё-таки он? – переспросила Гиеджи, – а меня ещё не оставляла надежда, что окажется кто-нибудь другой!
– А я, напротив, не удивлён, – ответил Гиб Аянфаль, – в последнее время это было очевидно.
– Просто меня что-то в нём настораживает. Я не знаю, как объяснить, но я чувствую, что он не тот, кем кажется. Он и сам пока не подозревает об этом, потому что мал, но это так. Мой внутренний голос говорит.
Гиб Аянфаль только пожал плечами. Сам он воспринимал Эньши так же, как остальных детей в обители и не видел в нём никакой особенности. Пробежавшись мысленно по событиям сегодняшнего дня, он припомнил визит техника волн, произошедший перед торжеством. Результаты его всё ещё были ощутимы в виде приглушённых волн внутри комнаты.
– Кстати, Гиеджи, а какой техник помогал тебе изолировать сад? – спросил он.
– Я не знаю его имени, – немного помедлив, ответила Гиеджи, – мы пока слишком мало общались, а техники редко представляются сразу другим рабочим точкам. Но он был в светло-зелёных одеждах. В нашем замке он один носит такие.
– Понятно, – кивнул Гиб Аянфаль, и признался: – я вот тоже имел сегодня возможность с ним познакомиться. Боюсь, не много ли я ему рассказал… Про забвение.
На лице Гиеджи отразилась беспокойство. Гиб Аянфаль уже давно рассказал ей о случившемся, несмотря на желание абы не тревожить её.
– Он тебе что-нибудь подсказал? – тут же спросила она.
Гиб Аянфаль кивнул.
– Нужно искать мастера волн. Но мне, если честно, хотелось бы как-то справиться самому.
В комнате тем временем потеплело, а волны начали возвращаться в привычное мирное состояние – замковый праздник завершался. Голос начал тихо призывать к ночному отдыху. Гиеджи допила пасоку и устремила взгляд на улицу.
– Я останусь на ночь в твоей комнате? – спросила она, оборачиваясь к Гиб Аянфалю, – не могу быть сейчас в одиночестве – мне до сих пор как-то не по себе от встречи с консулом Гейст. Уж лучше бы аба ничего у неё не просил!
– Это ты верно, – задумчиво ответил Гиб Аянфаль, – Оставайся конечно. Почему ты спрашиваешь?
Гиеджи потупила взгляд.
– В последнее время я как-то беспокойно погружаюсь в сонные волны, – проговорила она, – ты не обращай внимания, если что.
– Может быть, тебе поговорить об этом с абой?
– Я думаю, что это скоро пройдёт, и не хочу, чтобы это кого-нибудь ещё беспокоило кроме меня. Если бы только Росер до сих пор была с нами… Ей бы я сказала. А ты просто будь со мной, ладно?
Гиб Аянфаль согласно кивнул.
Они ещё немного посидели рядом, пока замок приходил в своё обычное состояние. Гиб Аянфаль вспомнил утренний разговор с Ае и подумал, что торжество действительно пошло общине на пользу – остатки напряжения, бродившие в волнах после исчезновения, рассеялись без следа. Может быть, Гиеджи беспокоилась именно из-за них? Но тогда сегодня с ней должно быть всё в порядке.
– Пора на отдых, – сказал он, перебираясь на ложе, которое тут же расползлось в стороны, чтобы на нём могло поместиться двое асайев.
Родичи легли лицом друг к другу. Так и раньше бывало – они часто засыпали рядом, чтобы проще было встретиться в волнах во время сна, когда внутреннее поле очищается, предоставленное самому себе.
Гиеджи сразу погрузилась в сон, оставляя своё пурное тело и пыль, а Гиб Аянфалю это никак не удавалось. Сонные волны обтекали голову, а пыль не хотела замедлить движение. Он чувствовал себя так, как будто бы всё ещё стоял перед Гэрером Гэнци, снося тот странный экзамен. Лёжа на боку, Гиб Аянфаль рассматривал лицо сестры, прислушиваясь к шелесту замковых волн. Обитатели его сейчас так же укладываются на покой до утра, кроме дежурящих белых сестёр и техников волн.
Ход его мыслей неожиданно прервал всплеск волновой тревоги. Строитель приподнялся на ложе, прислушиваясь. Неужели снова исчезновение? Нет, тревога совершенно другая. В это время колебание повторилось, и Гиб Аянфаль понял, что исходит оно от лежащей рядом сестры. С виду с Гиеджи всё в порядке. Только её сложенные руки слегка вздрогнули.
Гиб Аянфаль осторожно накрыл её руку своей и едва не отпрянул – такой она была горячей. Внутренне Гиеджи вся трепещет от быстрого течения пыли. Сестра пошевелилась. Тонкое лицо её на мгновение болезненно сморщилось, но потом вновь стало спокойным, хотя пыль в нутре ускорилась ещё больше. Гиб Аянфаль осторожно коснулся пальцами её лба и услышал напряжённый трепет мыслей, мечущихся как в кошмаре.
Если бы в замке была Росер, то Гиб Аянфаль не помедлил бы позвать её, а теперь без поддержки доверенной белой сестры чувствовал себя бессильным. Не зная, как помочь Гиеджи, Гиб Аянфаль сделал единственное, что мог сам: он подвинулся ближе и прижался лбом к её лбу. Если причиной всему некий дурной мыслеток, который она случайно уловила, то можно нырнуть следом и вывести её в более тихое течение сна. Гиб Аянфаль пригасил глаза и вслушался в поток чужих мыслей, тут же устремившийся в его собственное сознание.