Но ария окончена и наступила тишина, да такая, что, казалось, сами птицы не решались вновь завести свои трели.
– Пойдемте, синьор Муссолини. Нас уже ожидают.
Тот, словно очнувшись от сна, вновь надел шляпу и лишь проговорил:
– Знаете, Джованни, когда мне рассказывали, что два года назад в Константинополе, во время коронации, во время ее исполнения молитвы «Агни Парфене», гимна Ромеи, в Соборе Святой Софии присутствующие становились на колени, я считал это преувеличением. Но теперь… Теперь я верю. О, Дева Мария! Какой голос! Боже мой, какой голос!
Войнов кивнул.
– Да, становились, я сам видел. Внутри Софии, я, конечно, не был, чином не вышел, там все больше Императоры да короли с царями. Но на площади все встали. И я тоже встал. Это было что-то совершенно… словно ангел пел. А внутри храма, как говорят, колено или колени приклонили все присутствующие. И монархи, прибывшие на коронацию, тоже. **
Муссолини снял шляпу и перекрестился на латинский манер.
– Теперь я и сам в это верю. Что ж, мне приходилось видеть принцессу Иоланду Савойскую, издалека, правда. А сейчас у меня появилась совершенно невообразимая возможность не только увидеть вблизи Императрицу Марию, но и даже беседовать с ней. Это просто невообразимая возможность для меня. Чего же мы ждем, Джованни? Идемте к авто! Нас ждут! Негоже заставлять ждать царственных особ!
Примечания:
* Стой, брат!
** События, описанные в романе «Император Единства».
* * *
ОСТРОВ МЕДВЕЖИЙ. ГРЕНЛАНДСКОЕ МОРЕ. ЛИНКОР «МООНЗУНД». 12 мая 1919 года.
Десантные средства двигались к острову. Развернутая на Медвежьем норвежская батарея открыла предупредительную стрельбу, укладывая снаряды прямо по курсу приближающихся к берегу пароходов.
Норвежский крейсер устремился наперерез русским транспортам.
– Огонь!
Головной калибр одним стволом обозначил присутствие линкоров на потенциальном поле боя. Фонтан воды поднялся вдалеке от норвежского крейсера. Выстрел сугубо обозначить. Сугубо.
Ответный залп всей норвежской эскадры.
Палуба вздрогнула. Один из снарядов попал в «Моонзунд».
– Прицел на поражение! Сами напросились.
Залп кораблей русской эскадры поднял фонтаны вокруг норвежской группы кораблей. Один из крейсеров жарко задымил, получив снаряд в надстройку. Бой начинал принимать очертания балета, когда ни британские, ни германские боевые корабли не хотели формально принимать участие в разгорающемся сражении, а стреляющие один в другого норвежские и русские корабли старались не задеть англичан и немцев соответственно.
Русских было больше. Норвежский флот, даже с полученными от британцев крейсерами был значительно слабее русской эскадры, в составе которой помимо крейсеров было и два линкора. Снаряды головного калибра рубили «норвежцев» одного за другим.
Колчак внимательно вглядывался в действия британской эскадры. Вступят они в бой или нет? Суммарный тоннаж залпа английских кораблей куда мощнее русских. Но готова ли Великобритания к открытой войне в Россией?
Высочайшее повеление не допускало ни малейших сомнений. Мы напираем. Если придется воевать, то мы воюем. Этот архипелаг наш. Мы не отступим.
Снаряды летели в норвежцев один за другим.
Один крейсер жирно зачадил и вышел из боя. За ним устремился и другой.
Огонь, пламя, багровое зарево. Черный дым и горящие внутренности кораблей.
* * *
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ПАЛАЦЦО ВЕНЕЦИЯ. 12 мая 1919 года.
Что ж, мы даем ответный прием. И повод у нас есть гостей зазвать – моему старшему сыну сегодня исполняется десять лет. Да, мой Мишка стал уже совсем большим, а специфика его бытия делает взрослым очень и очень рано. Смогла же четырнадцатилетняя Сарайя фактически править Афганистаном! Про собственную жену я уж молчу, в дни моей болезни и беспамятства именно она удержала власть и порядок в Империи, так что десять лет в условиях дворца – это не совсем десять лет в условиях обычного семейства.
Да, что там говорить, Маша, Мафи уже доказали свои ум и хватку, а их младшая сестра Джованна совсем не малолетняя дурочка, хотя ей всего одиннадцать. Во всяком случае, ни доклады Светлейшего Князя Волконского (точнее обоих князей), ни мои личные впечатления, не создавали у меня ощущения того, что у этой девочки впереди пустое будущее, состоящее из нарядов и прочих светских развлечений.
Что ж, место царицы Болгарии, которое полагалось ей в моей истории, уже занято старшей сестрой Мафальдой, но разве в Европе мало приличных Домов? Уверен, что мой чудесный тесть свою дочь обязательно куда-то пристроит. А его черногорский тесть ему в этом поможет. Ну, и я, конечно, помогу. И Маша с Мафи.
Уж, они-то сестру не бросят на произвол случайностей!
Гости прибывали. Как и положено по протоколу, первыми прибывала всякая захудалая публика – всякие там бароны да графы. Но хозяева (мы) должны были стоически приветствовать всех. Нелегко нам, Царям!
Хуже всех, конечно же, было не мне, а виновнику торжества. Если Георгий просто стоял рядом с братом и плотоядно рассматривал подношения имениннику, то вот сам именинник должен был кивать каждому, говорить какие-то подобающие случаю слова и всячески изображать величественную благообразную благосклонность, слегка разбавленную хорошим настроением, временами (в зависимости от титула того, кто преподносил подарок) переходящим в восторг.
Улыбки. Улыбки. Улыбки.
Восторженные слова.
Куртуазность и прочий треш.
Всюду фальшь и пустые речи.
Мой дед улыбается. Звездный лицей и Двор не проходят даром. Это его мир и его теперь жизнь. Не случится в его жизни ужасов беспризорничества, не случится детдома и прочих прелестей голодных 20-х годов. Да, наверняка он и в этой жизни станет офицером Империи, но, надеюсь, в этот раз не случится ему погибнуть на ступенях Рейхстага в последние дни войны, пройдя ее всю, от начала и до конца.
Что мне осталось после него? Несколько мутных выцветших фотографий и ордена…
И гордость.
Десятилетний Мишка улыбался.
Улыбался.
Как улыбался он там, на той, своей, последней в жизни фотографии, снятой безымянным фотографом на улицах Берлина в начале мая 1945 года. Улыбался, так и не дожив нескольких дней до своего тридцатишестилетия.
Молодой, улыбчивый мужчина. Офицер. Майор. Как и я там, в прошлой жизни.
Моргаю, стараясь убрать непрошенную влагу из глаз.
– Ее Императорское Высочество принцесса Рима и всей Империи Джованна Элизабетта Антония Романа Мария Савойская!!!
Я встрепенулся. Уже пошли главные фигуры, а я совершенно выпал из всей этой дворцовой кутерьмы.
– Ваше Всесвятейшество и Величие.
– Принцесса.
Мы склоняем головы. Девица вполне себе, несмотря на одиннадцать лет. Впрочем, в ноябре ей уже исполнится двенадцать.
Джованна переводит взгляд на Мишку.
Хм…
Куда делась вся школа выдержки и дворцовых манер??? Мишка стоял, хлопал глазами и глупо улыбался.
Она, в нарушение протокола, первая светски кивает:
– Светлейший Князь.
Ненавязчиво кладу ладонь на плечо сына и слегка сжимаю его. Тот слегка приходит в чувство и лепечет:
– Ваше… э-э-э… Императорское Высочество…
Джованна мило улыбается, и, приняв у фрейлины, протягивает ему коробку с подарком.
Ох, уж эти женщины! Что вы делаете с нами, с мужчинами! Даже если нам всего десять лет. Или, уже десять лет???
Коробка принята и Мишке совершенно все равно, что там внутри. Он сейчас даже жабе в этой коробке будет все так же глупо улыбаться! Да, надо проводить профилактические беседы, тут уж никуда не деться. Впрочем, а я в его возрасте был каким-то другим?
Да, дети Виктора Савойского и Елены Черногорской дураками и дурами не были. То, что в моей истории им не дала судьба как следует развернуться, совершенно не значит, что они ни на что не были способны. Просто их царственный папаша фактически был оттерт от реальной власти синьором Муссолини, а потом провозглашенная республика изгнала их из страны. Но героическая гибель той же Мафальды в концлагере Бухенвальд ясно показывает, что семейство было не робкого десятка и не слабого духа.
