– Он ничего мне не сделал.
– Если сделал – я могу начистить ему морду.
Я ухмыльнулась: Купер был не таким крупным, каким был Марк.
– Нет, Купер, он мне ничего не сделал. Но приложила я его крепко.
– Понятно, – в ответ он сдвинул брови. – Прости, в последний раз уточню: не пожалеешь, что отдала нам целых тридцать процентов всего своего наследства? Мы ведь для тебя совсем чужие люди, даже не дальние родственники.
– И хорошо, – еще раз улыбнулась я, действительно посчитав, что то, что они мне не родственники – это очень-очень хорошо.
Зайдя в здание автовокзала, я подошла к терминалу и распечатала заранее купленный электронный билет. Я не рассчитывала на то, что Купер меня подвезет, думала, что придется добираться сюда на городском автобусе, так что до отправления моего рейса оставалось ещё целых сорок пять минут. Достав из кошелька десять баксов, я подошла к аппарату, продающему собачий и кошачий корм для путешествующих владельцев домашних питомцев. Купила две упаковки сухого корма и бутылочку воды, и огляделась. На автостанции не было никого, кроме меня. Как в постапокалиптических фильмах – ни души, люминесцентная лампочка моргает, ещё чуть-чуть и изо рта вырвется пар, и повезет, если не вместе с моей душой, оставшейся последней живой в рухнувшем в тартарары мире.
Выйдя на улицу, я снова увидела двух небольших собак, похожих на помесь дворняжки с гладкошерстным терьером – они проводили меня от парковки до самой двери здания автовокзала и теперь с любопытством смотрели на меня. В паре метрах влево, у самой стены, я увидела пустующую баночку, стоящую на земле. Подошла к ней и вылила в нее чистую воду, а рядом рассыпала в две равные кучки корм, для начала из одного пакета. Явно голодные, с проступающими на боках ребрами, собаки набросились на корм, поначалу игнорируя воду, но вскоре начали и пить тоже.
– Ничего… – я слегка погладила каждого из них по очереди. – Всё у вас будет в порядке… Вы братья, должно быть: вон, какие у вас одинаковые пятнышки… Вы есть друг у друга. А это самое главное. Это значит, что вы не одиноки. Только не теряйте друг друга. Не нужно терять… А если потеряетесь – ищите. Чтобы найти. Друг друга или кого-нибудь ещё, кого-нибудь, кого вы сможете отбить у одиночества, и кто сможет отстоять вас у него. Вы чьё-то счастье. Но в первую очередь, вы своё собственное счастье. Понимаете?
Act 3
Воспряньте. Ваша жизнь уже проходит.
Глава 40
Я уехала из Хамптона засветло и до Хартворда, который в Коннектикуте, должна была добраться за три часа и пять минут, но в итоге оказалась на месте только в 20:30. Всё началось с непогоды: шторм накрыл нас, как только мы заехали на автостанцию в Лоуэлле. Ветер и дождь были такой силы, что нам пришлось простоять на месте без малого пять часов. Стоило буре немного утихнуть, как автобус двинулся дальше, но оттого быстрее до финиша не добрался – из-за поваленных деревьев на дорогах образовались серьёзные заторы. По итогу мы больше стояли, чем ехали. От скуки меня спасали работающий мобильный интернет и наушники. Хорошо, что я всё-таки приобрела себе хорошую технику: классическая музыка отлично успокаивает, особенно после просмотров видеороликов на ютьюбе, на которых были запечатлены последствия бури – сорванные крыши домов, перевернутые автомобили, вышедшая из берегов Мерримак, совсем рядом, в Селейме, где-то неподалеку на протяжении целых двенадцати минут падал град размером с перепелиное яйцо.
Перестав читать беспокойные новости, я с головой ушла в музыку, ребром руки, облаченной в перчатку, периодически убирала с окна испарину, чтобы посмотреть на очередные сияющие огоньки-мигалки – дорожные службы с явным трудом разбирались с последствиями бури.
В автобусе помимо меня было еще четырнадцать человек, почти все сидели по одному, но никто не негодовал из-за сильного опоздания, как будто не только мне, но всем вдруг стало некуда спешить. На остановке в Марлборо я сходила в туалет и немного размяла ноги – в пробке мы двигались с такой черепашьей скоростью, что я не заметила, как задремала в неудобной позе, отчего после пробуждения ноги немного загудели. Под Стертбриджем стало неожиданно сухо и по-осеннему серо, а местами даже как будто с оттенком сепии – как в готических фильмах, показывающих замки вампиров в сумраке перед наступлением тёмной ночи.
В Харворд наш автобус въехал в 20:18. Я вышла сразу же на окраине города, чуть не забыв забрать свой чемодан – повезло, что водитель, мужчина примерно возраста Закари, оказался из добряков и напомнил мне о забытом багаже.
Оказавшись на плохо освещенной улице желанного города, я вдруг действительно почувствовала себя в готическом фильме о кровопийцах: с неба патокой падает густая серость, оранжевым светом, не развеивающим мрак, светится пара кованых фонарей, я одна на исписанной граффити остановке, мимо по сухому асфальту шуршит сбитая ветерком в кучу сухая листва… Если меня сейчас не укусит вампир, который наверняка отравится мной, благодаря содержанию вакцины Боффорта в моих венах, тогда уже к концу этих суток я рискую впервые за последние пятнадцать лет увидеть свою кровную внучку. Может быть, вампир – я?
Шон оставил свою двухкомнатную квартиру всего в пятьдесят квадратных метров в качестве наследства для своей единственной дочери. Когда Барбара во второй раз выходила замуж, уже будучи на седьмом месяце беременности, Рокки уже было восемнадцать лет. Ещё до официальной свадьбы Барбара переехала жить в таунхаус своего нового избранника, и таким образом квартира окончательно перешла к Рокки. Однако с восемнадцатилетия Рокки миновало уже семь лет – ещё один отрезок жизни, в который я не поддерживала общения с ней, что сейчас мне видится даже не драматичным, а крайне трагичным обстоятельством.
Моя самая любимая и единственная внучка, запомнившаяся мне десятилетней красавицей с огромными лазурными глазами и чёрными косами, уже давно выросла и могла распорядиться своим скромным наследством как угодно: могла продать небольшую квартирку на окраине города, чтобы купить себе приличный автомобиль и один раз съездить на роскошный отдых на островах, или могла сдать квартиру в аренду посторонним людям. А ещё, старый дом, который на два десятилетия старше моего реального возраста, могли снести подчистую и выстроить на его месте любое другое, совсем чужое мне здание…
Я уже почти уверовала в то, что не увижу заветного дома на заветном месте, как это в моей жизни часто случалось со многими значимыми для меня домами и иными постройками, являющимися моими ровесниками. Но вот я прошла меньше полумили вглубь города и вот я остановилась напротив именно того дома, образ которого навсегда врезался в мою память: короткая пятиэтажка из красного кирпича с чудаковатой лепниной на фасаде, окруженная чёрным кованым заборчиком. Он на месте. Он каким-то чудом ещё жив. Как и я. Из его занавешенных полупрозрачными тюлями окон льётся тёплый свет, освещающий темноту улицы, он стар, но он бодрится и в сумерках как будто даже выглядит моложе своего реального возраста.
Осенний ветер просвистел мимо меня, прогнав у моих ног очередную завихрившуюся кучку сухой палой листвы. Я машинально приподняла ворот куртки, чтобы скрыть шею от покалывающей прохлады. Взгляд внезапно зацепился за почтовые ящики и выхватил знакомый – единственный выполненный с рисунком, потому что Шон делал его на заказ. Сердце дрогнуло: даже с приличного расстояния я смогла различить на почтовом ящике имя его владельца – Р.Армитидж. Неужели… Неужели она правда здесь?!
Мой взгляд снова метнулся на дом, на горящие тёплым светом окна первого этажа. Неужели она не продала, не сдала, не обменяла эту квартиру? Неужели она всерьёз может быть здесь?..
